Персидский поход Петра Великого. Низовой корпус на берегах Каспия (1722-1735) - Игорь Курукин

За проведенной в 1698-1701 годах переписью населения и источников налогообложения (пашни, виноградники, сады, скот, ремесленные мастерские и пр.) последовал сбор недоимок за три предшествовавших года; кроме того, были введены новые налоги: за пользование водой, на расходы шахских сыновей, «шеш-динар» (шесть динаров) в пользу казны, — которые нещадно выбивались из населения. Обычной практикой было избиение палками, а когда это не помогало — выкалывали глаза, обрезали уши и носы{200}. «Однако ж и сверх сего оклада управители обыкновенно вдвое или втрое кажной год собирают и по своим карманам делят…» — писал Волынский в 1717 году после ознакомления с состоянием финансов страны. Впрочем, местные ханы делили и то, что полагалось шаху, — забирали собранные деньги себе «в жалование» и не предоставляли отчетов о доходах и расходах, как это делал, например, бакинский султан, «посчитанный» после занятия города российской администрацией.

Шах проводил время в беседах с богословами, доверил дела придворным евнухам и царствовал, как писал в «Истории Петра» А.С. Пушкин, «изнеможенный вином и харемом». Дворцовые интриги, коррупция, борьба придворных группировок ослабляли центральную власть и, соответственно, усиливали позиции провинциальных ханов и вождей, в чьих руках оставалась львиная доля собранных средств. Ханы племен, владевшие на правах тиуля — временного и обусловленного службой держания — обширными земельными массивами, целыми округами и областями, стремились теперь превратить свои владения в собственность. В казне же не было средств даже на выплату жалованья войску. «Понеже ныне казенные палаты стали пусты, — отмечал Вольшскии, — и войскам платить нечем, того ради, как сказывают, что спасалар (главнокомандующий. — К.К.) который ныне в Тавризе, сколько ни навербует войску, то паки все разбегутца, оттого что жалования не дают». Разорение мелких хозяев вызвало скачок цен, а обнищание и озлобление крестьян и кочевников дало почву для охвативших страну мятежей.

По внушению шиитских богословов Султан-Хусейн отказался от политики веротерпимости, проводившейся при его предшественниках, и начал гонение на суннитов на Кавказе, в Курдистане, Афганистане и других областях. В Ширване (Северный Азербайджан) суннитские мечети осквернялись или обращались в конюшни, духовенство подвергалось казням. Преследования распространились и на «неправоверных» дервишей-суфиев, и на шиитские секты, вызывавшие подозрения у власти. Шахское правительство не без оснований опасалось, что распространенное на восточных и западных окраинах государства суннитство может стать знаменем для сепаратистских движений, что вскоре и случилось. Суннитское духовенство Азербайджана, Дагестана и Афганистана вдохновляло движения против шахской власти. Однако недовольно было и шиитское духовенство: доходы мечетей упали в результате введения нового налогового законодательства.

В 1720 году начались восстания в Луристане и Курдистане; вторгшиеся в южный Иран белуджи в 1721 году разграбили порт Бендер-Аббас. Объявил себя независимым губернатор Туна Мелик-Махмуд. Самым крупным из восстаний стало выступление афганского племени гильзаев. В 1709 году под руководством вождя Мир-Вейса они захватили Кандагар и отложились от шаха. Сын Мир-Вейса, энергичный и смелый Махмуд (1717-1725), не только отстоял независимость, но и сумел организовать своих воинов на войну с шахом. В конце 1721 года его 20-тысячное войско двинулось на Исфахан. Сражение при Гюльнабаде 25 февраля 1722 года закончилось разгромом шахской армии, в бою погиб один из ее лучших полководцев — Ростом-мирза, брат царя Вахтанга VI. Во время атаки была захвачена шахская артиллерия афганцами. После этого афганцы взяли населенный армянами пригород столицы — Новую Джульфу и наложили на нее контрибуцию в 120тысяч туманов. Махмуд предложил шаху мир на условиях уступки гильзаям, помимо Кандагара, еще Систана и Хорасана, выплаты контрибуции в 50 тысяч туманов и женитьбы Махмуда на шахской дочери.

Упрямый шах со своим советом отверг эти предложения. Тогда завоеватели начали осаду иранской столицы, продолжавшуюся семь месяцев — с марта по октябрь 1722 года. Прибывший в июле 1723 года из Казвина с караваном в занятый русскими войсками Решт «грузинец Осип Абесаламани» подробно рассказал о последних днях иранской монархии. Сам он в это время находился в столице на службе у одного из членов французской дипломатической миссии и был свидетелем того, как осаждавшие Исфахан афганцы не смогли взять крепость, но «дороги отняли» и за семь месяцев довели жителей до «великого голода» и людоедства. Старый шах обещал Махмуду миллион туманов, город Мешхед с округом и свою дочь в жены — но завоеватель теперь уже требовал его короны.

12 октября 1722 года павший духом шах приехал в лагерь своего противника и после унизительного ожидания вручил Махмуду корону, кинжал, саблю и прочие знаки царского достоинства со словами: «Отдаю тебе свой престол и царство». Через два дня афганский караул занял дворец, и Махмуд вступил в город по драгоценной парче, устилавшей улицы. Бывшего шаха поместили под стражу; победитель милостиво оставил ему три жены — остальных забрал себе, а шахских дочерей выдал замуж за своих приближенных. К этому рассказу Осип добавил, что удачливый афганский вождь не собирается возвращаться назад, но намерен «утвердить себя совершенным шахом», и в декабре к нему уже прибыл турецкий посол от багдадского паши{201}.

Столица пала, и в Иране на несколько лет воцарилась афганская династия во главе с завоевателем Махмудом. Только третий сын шаха, Тахмасп, еще в июне 1722 года сумел выбраться из Исфахана и обосновался в Казвине. Здесь его и застал Семен Аврамов. 7 сентября он доложил, что был принят Тахмаспом и передал ему предложение о союзе. Однако просить об уступке провинций дипломат не рискнул, видя, что восемнадцатилетний принц «молод и ни х каким делам не заобыкновен», а его окружение исполнено «замерзелой спеси и гордости».

На второй аудиенции наследник милостиво согласился отправить в Россию посла- мехмандара Измаил-бека. 30 октября он провозгласил себя шахом, назначил нового «эхтима-девлета», министров и губернаторов провинций. Но у нового правителя не было ни денег, ни армии, и при приближении афганского войска Мустафы-хана он вынужден был, бросив «пожитки», бежать из Казвина сначала в Тебриз, а потом в Ардебиль{202}. Да и подчиняться «шаховичу» были готовы не все. «В то время, когда потрясенная страна персов раздиралась смутами, начальники областей после падения ее обширной монархии, восставая друг на друга, находились в тревоге и всю страну ударами меча и пленениями приводили в полное запустение» — так описал ситуацию в Иране тех лет армянский летописец{203}.

Петр I к тому времени уже был далеко и деятельно готовился к новой кампании. Оставшиеся на Сулаке части (1355 человек) обустраивали новый форпост: к 22 ноября 1722 года здесь была изгородь, ворота с флагштоком; построено 117 изб «ис хворосту в два плетня, а между теми плетнями сыпана земля и накрыты землею ж»{204}. По прибытии в Астрахань он дал указание о постройке в Астрахани, Нижнем Новгороде и Казани кораблей к будущей навигации. В последние два города вновь отправлялись гвардейские майоры Г.Д. Юсупов и А.И. Румянцев. Сенату надлежало изыскать средства на «покупку лошадиную» и 33 500 рублей для губернатора Волынского на приобретение быков, верблюдов и повозок. Дербентскому коменданту Юнгеру предстояло силами казаков гарнизона строить гавань{205}. М.А. Матюшкин распоряжался заготовкой провианта и отправкой его в Дербент, поскольку наиб и жители жаловались на недостаток «съестных припасов» из-за нападений людей Хаджи-Дауда на окрестности города{206}.

Однако комендант Дербента А. Юнгер докладывал, что не всегда эти усилия приводили к успеху: на открытом ветрам дербентском рейде шторм крушил и выкидывал на берег суда с мукой и солью{207}.

4 ноября 1722 года Петр поручил генерал-майору Матюшкину по весне направить назад ушедшие на зимние квартиры под Царицын войска: одной части драгун и казаков надлежало строить новую крепость на Сулаке и плотину (чтобы повысить уровень воды в другом протоке — Аграхани и по нему снабжать крепость всем необходимым с моря), другой — разорять «усмея и утемышевского владельцов, кои нам противны и причины разорения шемаханского». Волынскому же царь в тот же день поручил заготавливать материалы для будущей плотины. При этом командующий войсками должен был выполнять требования губернатора и оказывать ему «вспоможение» в постройке судов и в прочих делах — Волынский пожинал плоды своей инициативы{208}. Отдав эти распоряжения, царь выехал из Астрахани в Москву. В дороге под Царицыном он распорядился вновь отправить ранней весной в Дагестан 10 тысяч украинских казаков{209}.