Не поздно влюбиться - Клэр Коннелли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— У каждой мачты свой парус, — повторила она, думая о своем собственном выборе и об Энни. — Почему ты выбрал это выражение?
— Оно мне нравится, — сказал он, пожав плечами, как будто это не имело особого значения. — Мой отец часто повторял его.
Только однажды он упомянул о своей семье, сказав, что его родители и младший брат умерли. Она знала, что он не любит говорить о них, поэтому, услышав небрежное упоминание о его отце, она приподнялась на локте и посмотрела на него с большим вниманием.
— Расскажи мне о нем.
Он закрыл глаза, и она поняла, что зашла слишком далеко.
— Мой собственный отец все еще в Севилье, если ты не знал, — сказала она после паузы, поднимая палец и рассеянно проводя по татуировке.
— Я не знал. — В его тоне слышался холод.
— Он больше не принимает участия в жизни церкви, но его жизнь проходит там.
— Не с тобой?
— Я давно его не видела.
Она почувствовала, как он замер, как будто затаил дыхание.
— Через месяц после твоего отъезда он отправил меня в Англию.
— Тебя одну?
Она кивнула.
В глазах Грасиано была тысяча вопросов.
— И как ты это пережила?
Она нахмурилась.
— Лучше не спрашивать, что я чувствовала тогда. Теперь я рада, что он отослал меня, — сказала она твердо, с вызовом. — Это было правильное решение.
— Тебе было шестнадцать. Кроме него, у тебя никого не было.
— Не совсем. Я жила со своей бабушкой — его матерью.
— Но ты с ним не встречалась?
Краска сошла с ее лица.
— Он не хотел меня видеть, — тихо сказала она.
Грасиано взял ее за руку.
— Из-за меня?
— Из-за нас, — ответила она, тихо всхлипывая. — Из-за того, что мы сделали.
Он выругался себе под нос.
— Ты была подростком. Ты сделала ошибку.
— Он не воспитывал меня, чтобы я ошибалась, — с жаром возразила она. — То, что мы сделали, было преступлением в глазах Господа. Это его слова, не мои.
— И поэтому он выгнал тебя? Это была всего одна ночь, — сказал он, покачав головой. — А что насчет прощения?
— Я поняла, что мой отец много говорил, но мало что делал. Его вера поверхностна.
— Я тоже так думаю.
Их взгляды встретились.
— Зачем ты рассказала ему правду о нас? Я уже уехал и не собирался возвращаться.
Она прикусила губу. Даже сейчас, десять лет спустя, его слова делали ей больно.
— Я…
— Скажи честно, — настойчиво произнес он.
Алисия кивнула.
— Я не могла вынести мысли о том, что он… расскажет кому-нибудь… что, по его мнению, ты сделал. Я не хотела, чтобы то, что у нас было, было запятнано таким образом. Ты заслуживаешь гораздо большего.
Он поднес руку к ее щеке и нежно погладил ее.
— Я ошибался насчет тебя. Все эти годы я считал тебя предательницей.
Ее сердце забилось, но она не заслужила его похвалы.
— Мой собственный отец был превосходным человеком, — продолжил он. — Мне было всего семь, когда он умер.
Она молчала, ожидая, зная, что ее молчание вызовет больше доверия, чем наводящие вопросы.
— Он был юристом. В детстве я знал только, что он много работал и всегда носил с собой тяжелый портфель. Теперь я знаю больше. Он был семейным адвокатом. Моя мать была врачом. Она не работала, потому что родился мой младший брат, но иногда начинала говорить о возвращении. Иногда они ссорились из-за этого.
— Он не хотел, чтобы она работала?
— Наверное, нет. Не знаю точно. Она была очень красива, — рассеянно сказал он. — У нее были длинные темные волосы, которые она собирала в пучок высоко на голове.
Его улыбка была почти смущенной.
— Странно то, что мы помним. Некоторые воспоминания, подобные этому, заблокированы в моем мозгу. Я могу воспроизвести их по команде, как видео.
Она переплела их пальцы вместе, притянула его руку к своим губам и поцеловала ее.
— Я помню, что она читала нам с братом каждый вечер, но я никак не могу вспомнить, какие именно книги, только ощущение, что брат, свернувшись клубочком, лежит рядом со мной, а моя мать сидит рядом с нами.
— Похоже, тебя очень любили.
— Они были хорошими родителями, — сказал он, слегка кивнув. — И у нас была хорошая семья.
— А твой брат? Что с ним? Он погиб?
— Нет. Он выжил в авиакатастрофе, но потом нас разлучили.
— Что ты имеешь в виду?
— У него были серьезные повреждения. А у меня нет. Меня должны были немедленно отдать в приемную семью. Однажды я видел его в больнице, ему было очень плохо. Я думал, что увижу его, когда ему станет лучше, но дни превратились в недели, а недели в месяцы. Мои приемные родители не могли позволить себе заботиться о втором ребенке. Для него был найден другой дом.
Алисия задохнулась.
— Это ужасно. Ты так и не смог с ним встретиться?
— Нет. — Он сжал ее руку. — Возможно, если бы был привлечен другой адвокат, такой, как мой отец, то мы бы встретились. Но думаю, что приемные родители были против. Через три месяца меня перевели в другую семью, а потом еще в одну.
Он резко встал и голым прошел через комнату к высокому комоду. Он немного поколебался, затем открыл небольшой ящик наверху, достал фотографию, пересек комнату и протянул ей.
— Это все, что у меня было.
Она села, взяла у него фотографию и положила ее на ладонь. Ее глаза блуждали по лицам, смотревшим на нее в ответ: стройный и улыбающийся мужчина с темными волосами до плеч и два маленьких мальчика — Грасиано, поднявший колени под подбородок, сосредоточенно глядящий в объектив, и его младший брат с пухлыми щечками.
Значит, он был серьезен еще до аварии, до приемных семей, до жизни на улице?
Женщина на фотографии, точно такая же, как описал Грасиано, очень красивая, с шелковистыми темными волосами и внимательными глазами, была, несомненно, бабушкой Энни. Так они были похожи: глаза, улыбки, волосы. Это была семья Энни.
— Когда ты ребенок в приемной семье, то бессилен. Я ничего не мог сделать, чтобы найти Диего. Но я вспоминал слова отца. Снова и снова, когда мы были мальчиками, он говорил мне: «Он твой брат. Твоя работа — заботиться о нем». Я никогда этого не забывал.
Эмоции сковывали ее. Она кивнула, не чувствуя в себе силы заговорить.
— Когда я стал старше, один из социальных работников нашел время, чтобы изучить дело моего брата. Мне сказали, что его усыновили американцы. Я не знаю, правда это или
