Окна из будущего - Владимир Губарев

"Реактивный двигатель Сталина" — так думали многие…

"Россия делает сама" — такой вариант предложил Кирилл Иванович Щелкин, и это понравилось как испытателям, так и начальству.

События, связанные с испытанием первой атомной бомбы в нашей стране, привлекают свое внимание не только уникальностью самого события, но и тем, что вокруг него родилось множество легенд и мифов. Сотни книг издано на Западе, и каждой из них происходящее в те годы в СССР описывается по-разному. И это естественно, так как до недавнего времени все, связанное с "Атомным проектом", было защищено стеной секретности. Она была настолько прочная и надежная, что лишь крохи информации о реальных событиях просачивались сквозь нее, а главное — оставалось неизвестным.

И вот только сравнительно недавно начали публиковаться материалы из "Особой папки", появились воспоминания участников тех событий — к сожалению, их осталось уже немного. А потому свидетельство каждого из них: уникальный документ Истории.

Недавно мне довелось познакомиться с воспоминаниями офицеров Советской Армии, которые начали работать на ядерном полигоне еще в 40-х годах. Они были участниками и свидетелями взрыва РДС-1 29 августа 1949 года. А потом вся их жизнь была связана с испытаниями ядерного оружия. Они стали полковниками и генералами, командовали специальными частями и подразделениями, но тогда в 49-м воинский путь молоденьких лейтенантов (реже были офицеры более высокого звания) только начинался…

Обычно о событиях "Атомного проекта" рассказывают ученые и конструкторы, и тем ценнее воспоминания тех, кому армейские уставы и приказы предписывают молчать. К счастью, им теперь разрешили говорить. Итак, слово ветеранам…

С. Давыдов: На полигоне наша группа сразу же поселилась на опытном поле в одном из подопытных домов — жилья для всех еще построить не успели. Как выглядело в то время опытное поле? В центре, на месте будущей стальной башни, установлена деревянная веха. По двум взаимно перпендикулярным направлениям от вехи, по северо-восточному и юго-восточному радиусам вытянулись цепочками странные по виду приборные сооружения. Созданные из железа и бетона, эти монолитные глыбы напоминали две стаи гусей, сходящиеся к центру площадки. Массивные треугольные основания (контрфорсы) высотой около десяти метров, над которыми вытягивались в виде "шеи" десятиметровые стальные трубы большого диаметра. На концах труб установлены "клювы" — сигарообразные контейнеры, повернутые к центру. Сооружения, стоявшие далее полутора километров от вехи, имели основание в виде прямоугольной призмы с такой же шеей и таким же клювом, что делало их похожими более на гигантских ящеров или крокодилов, важно вышагивающих по дну пересохшего моря. Около каждого "ящера", несколько впереди, стояли "детеныши" высотой несколько метров — такие же сигарообразные контейнеры, укрепленные на монолитных железобетонных "волнорезах". В сигарообразных контейнерах устанавливались приборы для измерения параметров ударной волны. Сооружения находились на дистанциях 500, 600, 800, 1200, 3000, 5000 и 10000 метров от центра взрыва. Дистанции выбраны из соображения, что при переходе от одной дистанции к следующей избыточное давление во фронте ударной волны изменяется вдвое. Ближние (до 1200 м) сооружения ("гуси") служили только для исследования ударной волны, в "ящерах" же размещались еще и кино- и фотоаппаратура, спектрографы, измерители теплового импульса.

В. Алексеев: В книге Г.Д. Смита был приведен единственный в то время снимок светящейся области первого американского ядерного взрыва, когда изделие взрывалось на стальной башне. На этом снимке на границе соприкосновения с поверхностью земли светящаяся область оказалась искривлена. М.А. Садовский, Г.Л. Шнирман и другие специалисты на основе этого снимка предположили, что так же может быть искривлен и фронт ударной волны. "Гуси" и "ящеры" предназначались для проверки этой гипотезы.

С. Давыдов: По обоим радиусам на дистанции 1200 м были сооружены громадные подземные казематы. В них устанавливались приборы для регистрации мгновенных потоков гамма- и нейтронного излучений. Это были подземные "дворцы", великолепно отделанные, просторные, с вентиляцией, санузлами, хорошим освещением, с массивной железобетонной дверью на роликах, с засыпанным песком аварийным выходом-колодцем. Предполагалось, что в момент взрыва в них будут находиться люди, которые в случае неблагоприятной обстановки с точки зрения радиоактивного загрязнения окружающей местности должны были прожить в них несколько суток. Были определены офицеры, которым надлежало оставаться в сооружениях. Непосредственно перед взрывом от такого эксперимента отказались… У шлагбаума нашей площадки в качестве контролеров появились капитан и старший лейтенант, как говорили — бывшие тюремщики. Не был обойден вниманием и командный пункт — сюда в качестве надзирателя за работой приставили генерал-лейтенанта внутренних войск Бабкина. Мне было лестно, что нас контролирует человек в столь высоком звании, сам-то я был в звании инженер-майора.

Б. Малютов: Опытное поле представляло собой сравнительно ровную площадку около 400 кв. км. В центре площадки была построена металлическая башня высотой 30 м, на которой устанавливалось "изделие". Опытное поле было обнесено проволочным заграждением радиусом 10 км и постоянно охранялось по периметру. Все поле было разделено на сектора, в которых размещалась боевая техника, вооружение и различные инженерные сооружения… По северо-восточному радиусу выставлялась открыто на местности основная группа животных — лошадей, овец, поросят, собак, морских свинок, белых мышей. Большая группа животных находилась в боевой технике и инженерных сооружениях: в танках, траншеях, на артиллерийских позициях, в ДОТах, а также в двух трехэтажных домах и промцехе, построенных на дистанциях 800, 1200 и 1500 м по северовосточному радиусу.

С. Давыдов: Игорь Васильевич почти ежедневно проводил совещания ученых и руководящих работников. Совещания проводились чаще всего в гостинице, в рабочем кабинете Курчатова. На нескольких совещаниях присутствовал и я — Курчатова интересовала подготовка командного пункта. Обсуждались вопросы постановки измерений. У ученых почти каждый день возникали новые идеи и предложения, заставлявшие офицеров перемонтировать приборные сооружения. В конце концов бесконечные переделки стали угрожать срывом сроки подготовки опытного поля. Лучшее становилось врагом хорошего. Курчатов с радостью принял предложение М.А. Садовского, рекомендовавшего с такого-то числа все новые идеи "топить в батальонном сортире". Иначе от натиска ученых никак не удавалось избавиться. Теперь, когда недогадливый ученый выступал с новым проектом, Игорь Васильевич, хитро улыбнувшись и оглядев присутствующих, после короткой паузы вопросительно произносил: "Топить?.."

B. Алексеев: В то лето, как я помню, Курчатова при посещении им лабораторий можно было очень часто видеть с книгой Г.Д. Смита, которую он носил под мышкой. В этой книге — отчете о разработке атомной бомбы в США — его не могли не интересовать и сведения по методам наблюдения быстрых частиц при ядерных реакциях, и данные о запаздывающих нейтронах, образующихся при делении урана. По-видимому, представляла интерес и информация об организации подготовки взрыва, описание физической картины самого взрыва, а также наблюдения за его последствиями.

C. Давыдов: На полигон прибыл член Политбюро ЦК ВКП(б) министр внутренних дел СССР Л.П. Берия. Генерал Мешик назвал его "вторым человеком государства", первым считался И.В. Сталин. Министр познакомился с полигоном и посетил командный пункт. Берии очевидно понравился АП, и он заявил, что во время взрыва будет находиться в аппаратной. Такое решение меня сильно расстроило; и без его присутствия обстановка в аппаратной обещала быть напряженной. Щелкин согласился со мной. Но как заставить министра изменить свое решение Посоветовались с генералом Бабкиным и решили написать еще одну инструкцию, по которой в аппаратной во время сеанса не должно быть никого, кто не занят непосредственно работой, и что аппаратная изнутри запирается на крючок. Инструкцию утвердил И.В. Курчатов. Забегая вперед, скажу, что мы действовали по инструкции, и Берия и не пытался проникнуть в аппаратную.

B. Алексеев: К раннему утру 29 августа стало известно, что ожидается ухудшение погоды, резкое усиление ветра, возможно появление грозовых облаков. Руководителей испытания беспокоила возможность грозовых разрядов вблизи башни, на которой было установлено и подготовлено к взрыву изделие. Несмотря на устроенную вокруг башни грозозащиту, возникло опасение, не приведут ли грозовые разряды к несанкционированному подрыву изделия. Поэтому ранним утром 29 августа 1949 г. с учетом ожидаемой метеообстановки было принято решение перенести взрыв на один час раньше намеченного срока, то есть на 7.00 утра.