Сокровище кикиморы - Людмила Львовна Горелик
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава 17
Расследование Ирины Евлампиевой
С Ириной Александр Соргин связался сразу после семинара – Сашка перед отъездом продиктовал ему телефон и объяснил, что звонить можно после пяти часов вечера, в это время кончались занятия на курсах.
Ирина, будучи врачом районной больницы в Б., проходила стажировку в Ворской областной больнице. На период стажировки ее поселили в гостиничный корпус при мединституте. Телефон имелся только у вахтера, проживающих к телефону не звали. Однако обаятельная жена Евлампиева сумела договориться с вахтершами, что ее позовут в случае звонка: Саша, ее муж, иногда звонил ей по вечерам.
Учитывая эти обстоятельства, Соргин сразу после своего доклада, попросил разрешения воспользоваться деканатским телефоном и, разумеется, разрешение получил… В Ворске Соргина высоко ценили. Вот и сейчас его доклад приняли очень хорошо. Предлагали даже переходить к ним на кафедру, но он отказался: привык к Б. и другой жизни не хотел.
«Лучше жить в глухой провинции…» – уже давно решил он и не изменял этому решению.
– Шура? Это ты?! Что с Сашей?! Что случилось?! – Голос у Ирины был встревоженный: решение о поездке Соргина в Ворск было принято только вчера, почти спонтанно, и Евлампиев Ирине о приезде друга не успел сообщить.
– Все у Саши хорошо, и вообще в Б. все хорошо, не волнуйся, – прогудел Соргин. – Отдыхает сейчас Сашка, сессия закончилась.
Ирина сразу перестала волноваться – так успокоительно действовал его густой, басовитый голос.
Общаясь с Соргиным, люди при любых обстоятельствах начинали верить, что все будет хорошо – это было его свойство. В сложных ситуациях Александр Первый проявлял себя как оптимист. Это была его принципиальная жизненная позиция.
– Ира, у Саши все нормально! – еще раз проговорил Александр. – Только скучает, конечно, без тебя. Ждет твоих звонков. А я приехал на семинаре выступить, на ворской кафедре – пригласили меня ворчанцы. Уже выступил только что. И завтра-послезавтра буду свободен. Меня в университетском общежитии поселили. Так мы с Сашей вот что подумали: он же тут тебя нагрузил – про Двигуна узнавать… А теперь и я могу подключиться, и, собственно, даже продолжить, чтобы тебя разгрузить.
– Да? – переспросила Ирина, обдумывая предложение. – В принципе это было бы кстати… У меня ведь последняя неделя! Она самая тяжелая, мы зачет послезавтра сдаем на курсах! Так что я и впрямь зашиваюсь. Лене я не стала ничего рассказывать: и Саша говорил, что не надо, зачем девочку впутывать, пусть учится спокойно. Ей один экзамен остался. Потом вместе с ней в Б. поедем. А ты когда домой?
– Я через день-два. Вряд ли я вас дождусь. Вообще, это будет зависеть от того, какие тут сведения есть о Двигуне и насколько сложно их добывать.
– Пока сведений не так много. Но кое-что интересное я узнала! Давай-ка мы встретимся, и я тебе расскажу. И Сашке вместе позвоним. Ты как насчет того, чтобы поесть? Я сегодня не обедала!
Через час они уже были в общественной столовой в центре Ворска. Народу в столовой в это время было не так много, как днем, поэтому поужинать они успели. Взяли по бифштексу с гарниром из картошки и чай.
– Я не совсем поняла, зачем вам с Сашкой эта давняя история, – сказала Ира. – Он только сообщил по телефону, что прошлое может иметь отношение к убийству Ольги… Ах, как жалко ее, она очень хорошая была!.. Я у нее училась год в седьмом классе. Мы ж с Сашей одну школу окончили. Как ужасно, что это случилось! Но при чем тут Ворск, тем более довоенный? Я ничего не поняла… Саша сказал, чтобы никому не говорила, что это для расследования, а он потом объяснит, не по телефону…
– Ира, тут трудно объяснить даже не по телефону. Понимаешь, этот Двигун во время войны как беженец пришел в Б. и жил некоторое время в доме Ольгиного отца. Мы предполагаем, что это могло как-то аукнуться сейчас… В общем, нужно о нем как можно больше узнать, чтобы подтвердить или опровергнуть эту версию. И никому действительно не говорить. Насколько я понимаю, Ольга с отцом его и хоронили…
Ирина кивнула.
– Ты думаешь, это месть? Но я выяснила, что у него родственников не осталось! Он уже в войну один был, без семьи.
– Не месть, не месть! – Соргин даже замахал руками. – Понимаешь, это, скорее всего, только косвенно Двигуна касается… Через какую-то вещь… В общем, пока не ясно, это непроверенная версия… Ты что-нибудь узнала?
– Да, я выяснила, на каком заводе Федор Двигун работал. Сходила туда, обратилась в отдел кадров. Объяснила свой интерес тем, что как врач Б-ской районной больницы занимаюсь историей туберкулезных больных в годы Великой Отечественной войны, пишу диссертацию на тему «Советская фтизиатрия в военное время: организация и лечение». Двигун ведь, это мне Саша рассказал, от туберкулеза умер, не смог уехать дальше на восток: по санитарным нормам, с открытой формой нельзя ехать в общем вагоне. Я сказала, что раз он в нашем городе похоронен, то ему мы уделяем особое внимание. Меня же он интересует как врача, особенно история его болезни, так я объясняла. Они поверили.
Шура усмехнулся:
– Ира, ты молодец! Замечательно ты все придумала. Приеду, Сашке расскажу, он порадуется, какая у него умница-жена.
Ира сделала вид, что смутилась:
– Ну, ты уж скажешь… В общем, на заводе некоторые его еще помнят, и я с ними разговаривала. Картина такая вырисовывается. Он был человек замкнутый, мало с кем общался. Да и другие с ним дружить не очень стремились: его отец до революции владел заводом, погиб в лагере на Соловках, с такими боялись сближаться. Перед самой войной Двигун больше других общался с каким-то ссыльным. Но про того почти ничего сказать не могут. Ссыльный из Москвы, работал инженером. Тоже нелюдимый, и все. Они и общались-то между собой по необходимости – у обоих не было ни друзей, ни приятелей. Тот ссыльный, когда война началась, ушел на фронт, в штрафбат, конечно. А Двигун жил с матерью в коммунальной квартире, к тому времени он уже сильно болел, его в армию не взяли по болезни: с туберкулезом не брали. Вот адрес, возьми, – Ира протянула вырванный из записной книжки листочек. – Может, там соседи остались…
Глава 18
Муся Ягодкина вспоминает
Соргин отправился по адресу Федора Двигуна на следующий день утром. Был соблазн сходить сразу же после встречи с Ириной, но отложил дело до утра: и устал сильно в этот день, и время слишком позднее, чтобы к
