Впервые. Записки ведущего конструктора - Олег Ивановский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ученых очень интересовали газовая компонента межпланетного вещества, корпускулярное излучение Солнца, тяжелые ядра в первичном космическом излучении, изменения интенсивности космических лучей, поиск фотонов в космическом излучении и, как выяснилось из знакомства с верхней полуоболочкой, где размещались датчики, магнитное поле, и метеорные частицы. Набор получался достаточно солидным.
— Глеб Юрьевич, и сколько же все это по весу?
— Людмила Петровна, сколько по весовой сводке?
— С последними уточнениями, которые наука дала, около трехсот шестидесяти килограммов, но думаю, что это еще не все.
— Мне сегодня Михаил Степанович сказал, что ракетчики больше трехсот не дадут. А здесь, смотрю, уже перебор получается. Что же делать будем?
— Что делать? А что, в первый раз, что ли? Они пожмутся, мы пожмемся, сведем концы с концами. Может, уточнения в сторону облегчения получатся.
— Что-то я не помню таких случаев, чтобы уточнения в эту сторону шли. По крайней мере, на спутниках так не было. Смотри, Глеб, как бы не сесть в калошу.
— Да не бойся, не сядем. У нас запасной вариантик наклевывается. Тут одна организация предлагает свой вариант телеметрии, полегче. Через пару дней вопрос должен решиться. Нам, конечно, работенка новая. Все уже закомпоновано, а с новым блоком придется заново возиться. Но я думаю, Людмила справится.
— Людмила-то справится, если ей хороший товар дать. А если не полезет по габаритам?
— Должен полезть. Сергей Павлович такое условие поставил: хотите летать к Луне, делайте так, чтобы новые приборы на отведенные места вставали. Взялись.
— Ну, посмотрим, посмотрим. Да, кстати, ты сказал, что Сергей Павлович велел, чтобы кроме основного радиокомплекса еще передатчик был. Кто его делать будет? И антенны для него где? Ведь, насколько я в радиотехнике разбираюсь, на коротких волнах такими коротенькими штырями не отделаешься…
— Передатчик будет делать Коноплев. И знаешь, как его назвали? «Планета». А вот со штырями — это действительно вопрос. Метра по четыре нужно, не меньше. Где их размещать, пока ума не приложу. Надо бы что-нибудь складное или выдвижное. А это не так просто. Мы тут посмотрели одну конструкцию, но громоздко получается, да и тяжеловато…
Уже начинало смеркаться, когда я ушел от Глеба Юрьевича. Да, проектная страда в полном разгаре. Сколько еще нерешенных вопросов, сколько задач. И решать их надо не когда-нибудь, а сейчас же, немедленно и только единственно правильным, оптимальным путем!
С утра я зашел в один из цехов. Что-то не ладилось с полировкой первой, опытной, партии полуоболочек. В лаборатории провели замеры оптических коэффициентов. Их значения «плясали». А тепловики требовали одного — строгого постоянства по всей поверхности, иначе не обеспечишь нужный тепловой режим в полете. Собрались технологи, конструкторы. Разговор был в полном разгаре. И вот в этот момент меня позвали к телефону. Как ни смешно, а порой злишься на это порождение человеческого разума. Насколько бы спокойнее было жить без телефонов — наших «звонких» помощников! Никто бы не искал тебя, никто не отвлекал… С такими глупыми мыслями по поводу технического прогресса я торопливо шел к кабинету начальника цеха.
— Слушаю!
— Здравствуй, ведущий. Очень занят?
— Да нет, последний тайм первенства мира по футболу досматриваю и шампанским запиваю, — съязвил я, узнав голос начальника конструкторского отдела Григория Григорьевича Голдырева.
«Ну что он, ей-богу! Не знает, что ли, что в цехи, на производство развлекаться не ходят! Чего спрашивать ерунду!» — кипел я в душе. А отчего кипел, собственно, и понять не мог.
— Ладно, все равно счет не в твою пользу. Зайди лучше ко мне. Есть кое-что интересное.
— А подождать нельзя?
— Я бы подождал, да у меня гость. Один товарищ приехал с очень интересным предложением. И Глеб Юрьевич здесь.
Минут через десять я входил в кабинет Голдырева. Он сидел за своим столом. Рядом стоял Глеб. С другой стороны стола, в кресле для посетителей — средних лет мужчина, полноватый, в очках, с крупным лицом. Привстав, он протянул руку:
— Полянов. Я от Губенко.
Так я познакомился с человеком, больным замечательной болезнью — хроническим изобретательством. Не прожектерством, отнюдь нет. Хорошим, нужным, деловым изобретательством. Таких людей поминаешь добрым словом долгие годы. Георгий Степанович Полянов до сих пор работает в одном из смежных с нами НИИ, продолжает вести за собой изобретателей большого коллектива.
— Я приехал к вам с предложением. Вот посмотрите, — Полянов подошел к столу, взял из рук Глеба Юрьевича какую-то круглую металлическую коробочку, которую тот очень внимательно разглядывал.
Из коробочки высовывался кусок темно-коричневой металлической ленты. Стенки коробочки шли немного на конус. Устройство очень напоминало металлическую карманную рулетку, продающуюся в хозяйственных магазинах. Назначение этой штуки я не смог себе представить.
Очевидно, поняв, что меня не осенило, Григорий Григорьевич улыбнулся:
— Ну что — не понимаешь?
— Ей-богу, нет.
— Да это же находка! Это антенна для «Планеты»!
— ???
— Да, да, — вмешался в разговор Полянов. — Я вот и привез вам показать. Интересно, знаете ли, получилось, — торопливо продолжал он. — Вот посмотрите. Только отойдите чуть в сторону. Григорий Григорьевич, куда можно? Сюда — в угол? Ладно.
Он отошел в угол кабинета, вытянул руку с коробочкой, что-то там нажал, и… взжик-к-к! — коробочка с визжащим скрежетом сорвалась с его руки, с силой ударилась о противоположный угол кабинета, отскочила от пола, стукнулась о стену и наконец, завертевшись волчком, укатилась под диван. А в руках Полянова была… ровная коричневая поблескивающая трубка метра три с половиной длиной. Упругая металлическая трубка, сама собой развернувшаяся из улетевшей коробочки.
Григорий Григорьевич и Глеб Юрьевич, очевидно до моего прихода уже видевшие то, что видел сейчас я, смотрели на меня так победоносно, словно они, а не приехавший к нам конструктор из другой организации, придумали эту простую, но удивительно толковую штуку. Ведь это же был выход из тупика.
— Простите, бога ради, ваше имя, отчество? — растерявшись, что не спросил об этом сразу, пролепетал я.
— Георгий Степанович, — произнес гость. — Вот видите, все просто, удивительно просто. Мне кажется, это должно вас заинтересовать. Ведь вопрос конструкции антенн, штанг на спутниках…
— Да помилуйте, Георгий Степанович, это же здорово! — обычно серьезный, Глеб Юрьевич не удержался от улыбки. — Вам, наверное, Григорий Григорьевич уже рассказал о наших «достижениях» в этой части? Нет? Странно. А я думал, что он уже похвалился.
Голдырев продолжал невозмутимо улыбаться. Ух как я хотел сейчас растерзать его! Мудрили, мудрили, механизмы какие-то, раскладушки, а здесь так гениально просто! Еще улыбается!
— Что правда, то правда, самим-то нам хвалиться нечем. Ничего мы хорошего для «Планеты» не придумали. А это просто находка. Скажите, а кто может делать такие ленты? Это, наверное, какой-нибудь особый сплав?
— Ну, конечно. Я ведь вам показал только идею, так сказать. А вам нужно изготовить несколько десятков штук таких антенн, испытать их как следует. С какой-нибудь организацией договориться о специальном прокате таких лент. Я вам подскажу, кто это может сделать. Ну, а остальное — просто, сделаете сами.
Так была найдена конструкция антенн, получивших название рулеточных. Потом они использовались на очень многих космических аппаратах — сначала на первых «Лунах», потом — на «Венерах» и «Марсах». На «Востоке» таких антенн было восемь. Их делают до сих пор и, наверное, еще многие годы будут применять в космических конструкциях.
Как в любом деле, и в нашем были скептики. Например, некоторые ни за что не хотели верить в то, что по сигналам бортового радио можно будет с нужной точностью определить траекторию ракеты. Скептики для того и скептики, чтобы сеять сомнения. Королев решил так: делать, чтоб комар носа не подточил, чтоб никаких ни у кого не было сомнений! Раз так, то нужно было что-то еще, что могло бы со всей очевидностью подтвердить радиоизмерения, убедить любого в их точности.
Кто бы это смог? Вот если бы астрономы… Астрономы — это астрономическая точность. Это авторитетно. Этому любой скептик поверит! Главный не один раз встречался в те дни с крупными астрономами. Но к сожалению, ракета не могла на расстояниях в 100–200 тысяч километров блеснуть звездочкой подходящей величины.
Можно было бы ее увидеть, если бы ее светимость, солнечные лучи, ею отраженные, усилить в несколько тысяч раз. В несколько тысяч… А как? Требовалось что-то… что-то… И вот это «что-то», по словам советского астрофизика Иосифа Самуиловича Шкловского, подсказала сама природа. Кометы… Их газовые хвосты, несмотря на огромную разреженность вещества, ярко светятся в солнечных лучах. Вычисления показали: нужно сделать так, чтобы ракета выпустила облако паров натрия, которые очень интенсивно рассеивают солнечный свет в желтых лучах. Это облако станет светиться, и его можно будет наблюдать в телескопы. Испарить надо всего около килограмма натрия. Всего! Искусственная комета на небе!