В сладостном плену - Блэйн Андерсен

Глава 7

— Может, мне тоже пощипать птичку? — Торгун вздохнул, понимая, сколь наивен он был, предполагая, что его высокородная подопечная хоть что-нибудь смыслит в кухонных делах.

Бретана умоляюще пожала плечами:

— Конечно, у тебя это получится гораздо быстрее. А если ты так уж голоден…

На лице Торгуна промелькнуло раздражение.

— Если миледи, по ее словам, так обожает куропатку, то почему бы ей и не заняться ее приготовлением? И вообще, кому из нас пришлось побегать с луком в руках, чтобы добыть это пернатое?

Бретана не спорила — Торгун имел все основания надеяться, что она и будет ощипывать еще теплую куропатку. Да разве она возражает, вот только как к этому приступить? Но признайся она, что ей приходилось видеть дичь только на вертеле, какой град насмешек обрушится на нее. Вот ведь как получается: те качества, за которые ее так почитали в Нортумбрии, то есть за умение читать, сладко петь и обыгрывать всех в шахматы, здесь потеряли всякий смысл. Теперь ее ценность измеряется одним — умением ощипать перья с этой еще недавно бегавшей пташки. Да, немного же она стоит в новых обстоятельствах. Нет уж, в своем неумении она ни за что не признается, пусть уж лучше считает ее белоручкой, чем такой непрактичной особой.

— В Глендонвике я этим не занималась.

— Ничего удивительного. Но ведь я тоже не собирался учить упрямых девиц искусству выживания. — Являя всем своим видом сильное раздражение, он положил птицу на стол и стал перед ним, уперев руки в бока.

Несмотря на всю свою неопытность, Бретана все же считала, что Торгун требует от нее невозможного. Свое дело она сделала.

— Я каждый день собираю свеклу и капусту. И за огнем тоже я слежу. И что же, после этого можно говорить, что я ничего не делаю? — Она не очень-то любила с ним спорить, особенно потому, что всегда терпела поражение. Однако надо же было постоять за себя, когда к тебе так придираются.

Разделывая куропатку, Торгун думал о том, что, пожалуй, он немного круто с ней обошелся. Ведь ее жизнь сильно отличалась от всего того, к чему она привыкла раньше. А что касается сбора овощей и возни с огнем, то тут она совершенно права.

— Ладно уж, — проворчал он, — на этот раз договорились, но уж следующая птица — точно твоя.

От такой отсрочки Бретана с облегчением вздохнула, но испытания ее на этом не кончились, потому что наблюдать за разделкой птицы было почти так же противно, как и самой заниматься этим делом. Ощипывание — это еще ничего, но когда дошла до внутренностей, вот тут ее замутило. А ведь буквально на следующий день ей по настоянию Торгуна пришлось-таки делать то же самое.

« Слава Богу, — думала она, — хоть овощи мои не кровоточат «.

В тот вечер Бретана поджарила куропатку на вертеле, который Торгуй укрепил между парой внутренних опорных балок. Он называл этот способ приготовления жаркого словом, очень похожим на то, как оно звучало на языке саксов, да и в Глендонвике делали почти то же самое. Жарилось мясо много часов, но зато каким сытным и сочным оно получилось!

Гарниром к главному блюду была свекольная каша, которая стала для них по необходимости привычной едой. Благодаря тому, что Торгун прекрасно знал растительный мир острова, Бретане теперь удавалось находить капусту, а иногда и лук, так что теперь у них было чем сдабривать суп.

Привыкнув на корабле есть два раза в день (утром и вечером), они и здесь придерживались того же распорядка, причем вечером пища всегда была горячей. Ели они за столом, пользуясь большими деревянными тарелками.

К восторгу Бретаны Торгун показал ей место, где ведущая к морю узкая тропинка ответвлялась и почти незаметно приводила к месту, усыпанному ранней земляникой. Прошло уже несколько недель с того времени, когда она последний раз наслаждалась вкусом свежих фруктов, и это открытие доставило ей огромное удовольствие. Впервые придя в лесок одна, она по-ребячески жадно, сидя на земле, прямо-таки объедалась ягодами, упивалась их вкусом, с упоением вдыхала сладчайший аромат. Ее пальцы даже порозовели от клейкого сока.

К концу первой недели пребывания в доме его обитатели за целый день едва обменивались несколькими словами. Тем не менее каждый из них довольно успешно занимался своим делом и при этом не мешал другому. По утрам Торгун обычно охотился, возвращаясь затем с куропаткой, а иногда, если повезет, то и с зайцем. Пополнив запасы продовольствия, он вновь выходил из дому, на этот раз за топливом для очага на ночь.

Бретана, со своей стороны, два раза в день готовила еду, а свободное время заполняла сбором растений и фруктов. Поздно вечером, когда Торгуй возвращался с дровами или хворостом, она обычно сидела у очага, занимаясь чисткой и мытьем посуды и разными другими хозяйственными делами.

Однажды Бретана задержалась на прогулке сверх обычного. Сначала Торгун не придал этому значения, предполагая, что она ради разнообразия пошла домой более длинной дорогой. Однако, когда почти совсем стемнело, он начал беспокоиться. С ее стороны это было не только глупо, но и вообще на нее не похоже. Ведь сейчас ей надо будет возвращаться по крутой, неровной дороге, да еще в темноте.

Здраво рассудив, что она, как обычно, пошла за земляникой, он направился в знакомое место и нашел ее на полпути распростертой поперек узкой тропинки в окружении рассыпавшихся вокруг нее красных ягод. Ее миндалевидные глаза были заполнены слезами, а одной запачканной земляникой рукой она безуспешно пыталась дотянуться до своего распухшего колена, которое на глазах превращалось в одну сплошную опухоль. Услышав громкое приближение Торгуна, который ломился прямо через кусты, и не зная, что это он, она начала опасаться, как бы не попасть на ужин к какому-нибудь хищнику.

Увидя Торгуна, девушка под влиянием пережитого ею страха разразилась безудержными рыданиями, которые становились все громче, выражая собой и облегчение при виде своего спасителя, и боль, причиняемую ногой.

В обычных обстоятельствах, случись с ней что-либо подобное, Бретана была бы невообразимо смущена, но сейчас другое дело, — колено распухло и ужасно болело, и она не думала ни о чем другом, как только о боли, пронизывавшей все ее тело, и ожидала сочувствия.

— Да вот, нога, — начала она свои объяснения, почти задыхаясь от слез и указывая на густую поросль кустов, видневшуюся в нескольких шагах вниз по тропинке от того места, где она лежала. — Я бежала, споткнулась… — И вновь слова потонули в потоке бурных слез.

Суровая жизнь моряка не способствовала развитию у Торгуна умению утешать впавших в отчаяние женщин. Он стоял в растерянности, не зная, что же должен предпринять в таких обстоятельствах. Она казалась такой маленькой и беззащитной, и в ней ничего не оставалось от того очаровательного и всегда враждебно настроенного к нему существа, образ которого утвердился в его представлении о ней.