Дневник священника. Мысли и записки - Константин Владимирович Пархоменко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Следующий раз такая же картина: выхожу из трамвая, иду в храм – и снова праздник: Казанская.
Но вот окончательно развязка: работаю в Красном Селе. Встаю рано, погода чудесная. У меня желание – пойти в церковь. Подхожу, спросила, какой же праздник, уж больно хорошо в храме, – мне говорят: “Казанская”. Я как переступила порог – и залилась горькими слезами. И пошла на исповедь. Казанская Божия Матерь зовет меня, а я до сих пор все не поняла. Священник стал спрашивать: “Что ты, дочка, так плачешь?” Я ответила, что дала обет Казанской Божией Матери и не выдержала, забыла. Он успокоил, исповедал, причастил. И слезы сами высохли. И я уже теперь боюсь чем-либо обидеть Божию Матерь.
Но я уже стара, больна, слепая, в церковь ходить уже не могу, ноженьки болят. Но я молюсь, каждое воскресенье слушаю Литургию по приемнику, и ходит ко мне священник причащать.
У меня есть сын, единственное мое золото. Время сейчас страшное, и я всегда беспокоюсь, когда он задерживается и приходит поздно. Но вот он после болезни задержался, жду, нервничаю. Время 12, час, два… Я молюсь Царице Небесной, Николаю Чудотворцу, Ангелу-Хранителю, чтобы не оставили в тяжкую минуту. Время два часа ночи, вдруг он звонит. Я уже вся в слезах:
– Где ты?
И он поведал мне: работница, которой они помогали на захоронении мужа, решила угостить и пригласила в кафе. Ну и задержались, время позднее, сел в метро и уснул. Приехал на кольцо. Темно, дождик как из ведра. Весь промок и не знает, где он, куда идти. Но вот останавливается машина, водитель зовет садиться. Но сын, не имея денег, говорит:
– Нет денег, нечем рассчитываться. Лучше скажи, куда мне идти, в какую сторону.
Но водитель предлагает ему садиться. Володя говорит:
– Я же запачкаю машину, я весь мокрый.
Но он заставил сына сесть. Оказался он тоже Владимир. Разве это не был Ангел-Хранитель: он довез его до самой парадной двери. И сказал на прощание:
– Если будет сложность в работе, приходи, не стесняйся.
Это разве не чудеса, а таких чудес у нас каждый день полно, но мы их не замечаем. Затем до свидания. Спаси Вас Господь.
Надежда Михайловна».
…
Как и в прошлом году, в этот отпуск отправились на Украину к батюшке-другу. Провели три недели на Украине, в селе Царичанка, в гостях у отца Вадима, его жены и их детей, Ксюши и Юли.
Под пение петухов вставали и завтракали. Свежий зеленый салат, омлет из домашних яиц, чай. Правда, вода здесь минеральная. Минералка, только не газированная, течет даже из-под крана. Холодную пить – вкусно: соленая, горчит, очень полезно. А когда горячая – бульон выходит, «дюже погано». Поэтому чай здесь пить не принято. Все больше сiк да компоты.
Завтракаем мы вместе. И каждый раз за завтраком я толкую детям, как мы условились, фрагмент Символа Веры. Одну-две строчки, всего 5–10 минут. Повторяем предыдущее. Дети внимательно слушают, не перебивают (рты заняты). После завтрака можно задать вопросы. Такая ненавязчивая Воскресная школа. После завтрака гуляем или играем. Кто-то в гамаке. Я с чашкой чая сажусь на скамейку, читаю. Или сходим на речку покупаться, шашлыки пожарить. Или просто идем погулять в лес.
В воскресные и праздничные дни в храме. Я исповедаю, служу, помогаю отцу Вадиму разобраться с требами. Потом идем домой. Отношение людей очень доброжелательное. Как и в прошлом году говорили:
– А на шо вам, батюшка, этот сырой Питер, приезжайте та оставайтесь с нами, не пожалеете.
Приносили всякие продукты. Изобилие приносимых тут «батюшке» фруктов и овощей трудно представить.
В Царичанке многие, разумеется, держат кур.
Но в этой деревушке обычая носить яйца священнику нет. Могут принести котлет, вареников, вина, но яиц нет, может быть, считают это неприличным?.. Но священник ведь тоже, как и другие люди, употребляет яйца, и тут, в украинской деревне, священник идет на базар их покупать. Не абсурд ли? Покупая в очередной раз яйца на рынке, я спросил о. Вадима, почему не приносят яйца?.. Он развел руками. Тогда на проповеди, рассказывая о петербургских верующих (и проводя педагогически полезные параллели между ними и украинскими верующими J), я заметил, что живу в центре Петербурга. И многие люди заботятся о священнике. Приносят что-то из продуктов. Одна прихожанка держит кур на балконе. И она мне периодически приносит на службу десяток домашних яиц.
Я и спрашиваю прихожан: как это понять? В центре Петербурга я и мои дети имеют домашние яйца, а здесь никто никогда батюшке не принесет…
Бабушки потом кланялись и говорили:
– Спасибо, батюшка, шо вразумил, мы бы сами не додумались.
И с этих пор о. Вадиму стали приносить яйца.
…
Автор книги зарисовок о церковной жизни прот. М. Ардов как-то записал такую сценку с натуры:
«За десять лет священства мне пришлось отпеть не одну сотню покойников. Видел я похороны многолюдные и совсем малолюдные, видел людей, убитых горем и рыдающих, видел и равнодушно стоящих у гроба…
Вот картина довольно типичная. Поближе к гробу в храме стоят несколько немолодых женщин – эти молятся. Чуть подальше более многочисленная группа женщин помоложе, эти изредка крестятся и внимают чинопоследованию с уважительным любопытством. А сзади всех стоят мужчины. (Тут хочется написать: мужики.) Вид у них унылый, в глазах тоска и ожидание: когда это все кончится?.. Ведь еще надо будет идти на могилу, потом ехать с кладбища в дом к покойному… Когда еще только сядем за стол и нальем по стакану….Вспоминается мне кладбищенский храм под Ярославлем. Гроб уже стоит в церкви, я иду из дома, чтобы совершить обряд… А мужики, бедные, лежат на травке у самого алтаря и молча провожают меня глазами. Один не выдерживает и говорит мне вслед:
– Ну, ты, батя, там поживей…»
У меня здесь, в Царичанке, был более интересный случай.
Как-то о. Вадим заболел и меня попросил вместо него походить на требы. Крестил младенцев, отпевал. Познакомился со специфическим деревенским похоронным ритуалом: обязательно причитания родственников перед тем, как закрываем гроб, – крики, что тем более удивительно, что эти же люди секунду назад совершенно нормально, даже прагматично рассуждали на всякие житейские темы. Отпеваем дома, потом несем гроб
