Большей любви не бывает - Даниэла Стил

— Я все думаю, как…

Трудно было подобрать подходящие слова. В темном лазарете разместились пассажиры, особенно пострадавшие в ночь после крушения «Титаника».

— Я думаю о последних минутах… — Его голос надломился, и Филип отвернулся. Эдвина ласково коснулась руки брата.

— Оставь это… ничего изменить уже нельзя… Но сама она всю ночь думала о том же… о родителях, Чарльзе… Алексис. Что же в конце концов с ней случилось? Они нашли ее? И она погибла с ними? Филип ужаснулся, узнав, что Алексис нет с Эдвиной. Его родители так и не узнали, что Алексис не уехала тогда в шлюпке номер восемь.

Он глубоко вздохнул и посмотрел на кудрявую головку Тедди. Тот лежал страшно бледный и все время мучительно кашлял. Филип тоже сильно простыл, но сейчас даже не чувствовал этого. Он настаивал, что простудился накануне, и Эдвина вспомнила, как мама говорила, что Филипа продуло, пока он поджидал на палубе приглянувшуюся девушку из второго класса. Она, наверное, тоже погибла, как многие другие.

— Как он? — спросил Филип, глядя на бра" тика.

— Ему не хуже… — Эдвина нежно улыбнулась, пригладила волосы и наклонилась поцеловать Тедди. — Мне кажется, он дышит полегче. Пока воспаления легких вроде нет.

— Я посижу с ним, а ты поспи немного, — предложил Филип, но Эдвина только вздохнула:

— Я все равно не засну.

Она продолжала вспоминать, как тщательно обследовалась вся территория, где затонул «Титаник». Капитан Рострон хотел убедиться, что они не оставили кого-нибудь в воде, но все, что они нашли, это тело мертвого матроса, привязавшего себя к доске, палубные кресла, куски дерева, несколько спасательных жилетов и какие-то вещи, покачивающиеся на волнах.

Эдвина содрогнулась. В это невозможно было поверить. Только вчера вечером Уайденеры давали обед в честь капитана Смита, а всего двадцать четыре часа спустя корабль потонул, а с ним и капитан, и мистер Уайденер, его сын Гарри и более полутора тысяч других пассажиров. Эдвина могла только догадываться, как все было.

Опять и опять она возвращалась мыслями к Чарльзу. Как она его любила! Он сказал, что ему нравится ее голубое атласное платье, которое она надела в тот вечер… Он сказал, что оно очень идет к ее глазам и что ему нравится ее прическа. Она зачесала свои гладкие черные волосы наверх, совсем как миссис Астор, она и сейчас была в том же платье, только мятом, грязном и изорванном. Кто-то предложил ей днем черное шерстяное платье, но из-за возни с малышами некогда было переодеться. Да и какой теперь смысл? Чарльза больше нет. Эдвина потеряла жениха, а с ним и надежды на будущее.

В ту ночь они с Филипом долго сидели рядом, думая о прошлом, пытаясь угадать будущее, и наконец Эдвина велела брату идти спать, опасаясь, что Джордж вдруг проснется и испугается, что брата нет.

— Бедный парнишка, он тоже через все это прошел.

Но Джордж держался храбро и в эти трудные часы был большой поддержкой для Эдвины. Если бы Эдвина меньше устала, она бы даже обеспокоилась, что это Джордж стал такой послушный.

После ухода Филипа Эдвина тихонько сидела, глядя на Фанни и Тедди, нежно прикасалась к их лицам, убирая назад кудряшки, спадающие на лицо. Она дала Тедди попить, когда он на минутку проснулся, покачала на руках Фанни, заплакавшую во сне. Она сидела и молилась, как утром во время службы, устроенной капитаном Ростроном. Не все пришли на нее, но они с Филипом были. Многие слишком устали, плохо себя чувствовали или считали, что это очень мучительно.

В конце концов Эдвина задремала и проснулась, только когда Тедди зашевелился и посмотрел на нее глазами, удивительно напоминающими глаза матери.

— Где мама? — спросил он, надув губы, собираясь заплакать, однако малыш выглядел гораздо лучше. Он успокоился, когда Эдвина поцеловала его, правда, потом опять захныкал.

— Мамы здесь нет, мой сладкий. — Она не знала, что ему сказать. Тедди был слишком маленьким, чтобы все понять, но ей не хотелось обманывать его и обещать, что мама потом придет.

— И я хочу к маме, — заплакала Фанни вслед за Тедди.

— Ну-ну, будь хорошей девочкой, — попросила Эдвина, обнимая малышку.

Она встала, умыла Тедди, а потом, невзирая на его протесты, оставила малыша на попечение няни и повела в ванную Фанни.

Когда Эдвина увидела в зеркале свое собственное лицо, она ужаснулась. За день она постарела на много лет, чувствовала себя несчастной и опустошенной. С помощью теплой воды и казенной расчески Эдвина немного привела себя в порядок, но все же вид у нее был совсем не такой, как еще несколько дней назад.

Эдвина вошла в обеденный салон, где уже сидели ее братья, обвела глазами присутствующих и заметила, что все собравшиеся здесь выглядели плохо. На людях были странные одеяния, на некоторых костюмы с чужого плеча, и они чувствовали себя в них неловко. Все каюты были переполнены, многие ночевали на раскладушках и даже на полу — на матрасах — в большом салоне и в кубриках. Но для них это уже не имело значения. Ведь они остались живы, хотя многие предпочли бы умереть — так велика была боль их потери.

— Ну, что Тедди? — сразу спросил Джордж и с облегчением увидел улыбку сестры. Нового горя они бы не вынесли.

— Думаю, ему лучше. Я обещала скоро прийти. — Она привела Фанни, чтобы накормить ее, а потом собиралась вернуться в лазарет ухаживать за маленьким братом.

— Если хочешь, я с ним посижу, — вызвался Джордж, и вдруг его лицо окаменело.

Он уставился на что-то позади сестры. У него было такое лицо, словно он увидел привидение, и Эдвина обеспокоенно склонилась к нему.

— Джордж, что с тобой?

Но он продолжал смотреть в том же направлении, а потом показал туда пальцем. Что-то валялось на полу около матраса. Не говоря ни слова, Джордж метнулся в ту сторону, поднял свою находку и принес Эдвине. Миссис Томас, кукла Алексис, сомнений в этом не было. Но самой девочки нигде не было видно, и их расспросы ни к чему не привели. Никто не видел раньше этой куклы или ребенка, который ее забыл.

— Она наверняка здесь! — Эдвина огляделась вокруг: детей сидело много, но Алексис среди них не было.

Вдруг у Эдвины упало сердце, она вспомнила, что у дочки Эллисонов была такая же кукла. Она сказала об этом Филипу, но тот покачал головой. Он бы эту куклу везде узнал, и Джордж тоже, и Фанни.

— Разве ты не помнишь, Эдвина? Ты же сама сшила ей платье.

Теперь она вспомнила, и глаза ее наполнились слезами. Как жестоко, если кукла спаслась, а Алексис — нет!

— Где Алексис? — Фанни подняла на Эдвину огромные глаза. Взгляд совсем как у отца. Даже он сам замечал их поразительное сходство.

— Я не знаю, — честно ответила Эдвина, сжимая в дрожащих руках куклу и оглядывая зал.