Вспоминалки - Владимир Рыскулов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А что, он не вернется к нам?
Мои художества
Хотя все три моих дочери с детства умели хорошо рисовать, а младшая стала художницей, сам я рисую весьма посредственно. Конечно, кое-чему я научился в детском саду и школе от сверстников, которые обращались с кистями и красками лучше меня. Изображая танки, самолёты, бесчисленных рыцарей, гладиаторов, мушкетёров, гусар, немецких и советских солдат с одинаковыми лицами, я со временем набил руку. Однако знаниям о перспективе и прочих премудростях я обязан старшей сестре, которая нигде этому не училась, но умела рисовать хорошо, а главное очень быстро. Как-то во время урока в начальной школе, учительница, увидела рисунок, на котором я изобразил шар с правильно нанесёнными на его поверхности тенями.
— У вас в семье кто-нибудь рисует? — спросила она.
— Нет, — ответил я.
Вряд ли это была какая-то хитрость, скорее я хотел, чтобы она оценила мою самостоятельность. Тогда я ещё не знал, во что это выльется в будущем. Её задания были несложными, но отнимали много времени. Каждую субботу, после уроков, когда в школе-интернате нас отпускали домой, я ехал к сестре (она жила с бабушкой и тётей, а не с нами). И она мгновенно, на моих глазах, делала то, над чем я мучился часами. Рисовала она прекрасно, с большой фантазией, и впоследствии, не имея никакого специального художественного образования, вела детскую изостудию в своём районе. Но бледные акварельные краски сестры, которая имела привычку использовать в работе промокашку, нашей строгой учительнице не нравились. Поэтому она каждый раз заставляла меня делать цвета более яркими, что соответствовало моему собственному методу рисования. Иногда приходилось выполнять срочные домашние задания самому.
В результате я и мой одноклассник, который спустя несколько лет все два года воинской службы проработал художником, частенько после отбоя занимались оформлением школы. Здесь я тоже выполнял какую-нибудь механическую работу вроде раскрашивания кирпичей на ватмане, который должен был изображать часть каменной стены в одном из наших спектаклей. Ещё меня как-то послали на районную олимпиаду по рисованию. Однако изображённый мною на большом листе ватмана, аккуратно выписанный танк, форсирующий реку, не произвёл на мою учительницу особого впечатления.
— Что-то у тебя сегодня не очень получается, — заметила она и больше на такие олимпиады не посылала. В то время она уже вела у нас черчение, по которому у меня была одна из немногих четвёрок. Но виной этому был ужасный почерк, которым я делал подписи под чертежами. Как бы там ни было, наши совместные семейные усилия особого успеха не приносили, потому что сам я рисовал неважно, а художественный стиль моей сестры учительнице не нравился.
Однажды в школе проводился конкурс на лучший рисунок (городской пейзаж). Работы учеников вывесили в коридоре, возле классов. В том числе и отличный рисунок сестры, выполненный, как всегда, в бледных тонах. Но учительница даже не обратила на него внимания. Один раз я увидел её сидящей в коридоре со стопкой рисунков на коленях. Я подошел, когда она их перебирала. Вдруг учительница вытащила из стопки один лист и сказала мне:
— Вот за этот рисунок я бы сразу дала первое место, но он, к сожалению, не подписан.
Я посмотрел. На нём яркими красками была изображена стройка. На крыше дома стояло несколько рабочих и один из них рукой подавал знаки крановщику, спускавшему вниз плиту.
— Вы знаете, — сказал я, — это мой рисунок.
И действительно это было одно из тех срочных домашних заданий, которое мне пришлось выполнить самому. Так я стал победителем школьного конкурса на лучший рисунок.
Контрабандисты
Поскольку большинство русистов работало в Хомсе, Алеппо, Латакии и Джебле, первые полтора года мы с моим начальником 10–13 дней в месяц проводили в командировках. Однако после смены руководства положение ухудшилось. Новый торгпред оспаривал каждый пункт наших заданий на командировку, а его заместитель по кадрам вообще отказывался их подписывать. Теперь удавалось вырваться из Дамаска всего на 3–4 дня в месяц. Все нормализовалась с приездом нового руководителя контракта, который смог наладить хорошие отношения с начальством. Командировки стали чаще, а один раз Торгпред меня даже взял в Латакию (мы сопровождали министра строительства СССР).
Кроме частых поломок нашей «Лады», причиной которой была описанная выше авария, с нами постоянно случались разные происшествия. Однажды шеф взял с собой в командировку жену и дочь-младшеклассницу, и мы вечером заехали на пляж, возле Латакии. Искупавшись, мы неудачно развернулись на берегу моря, и машина намертво застряла в песке. Наступила ночь. Неожиданно в темноте появился небольшой автобус. Когда мы подошли к нему и попросили взять нас на буксир, группа сирийских молодых людей тут же вылезла из автобуса, приподняла машину и поставила её в безопасное место.
В другой раз, неподалеку от этого пляжа, мы с новым руководителем контракта, не сбавляя скорости, решили форсировать на нашей «Ладе» небольшую речку, которая, как мы поняли потом, соединялась с морем. В результате у машины оторвался номер, а вода залила её до сидений. Нас было трое, мы позвали еще одного парня, который сидел на берегу, и вместе выкатили машину из воды.
— Как мы вернёмся потом назад? — спросил я парня.
— Вода уйдет, — коротко объяснил он.
И действительно после отлива мы без труда пересекли ту же самую речку. Несмотря на летнюю жару, нам пришлось ещё долго просушивать сидения и коврики «Лады».
Как-то мы поехали с делегацией в Пальмиру, через пустыню. Наступил вечер. Бензин на исходе, заправок нет, встречных машин тоже. Думали, так и заночуем. Вдруг вдалеке заметили огонёк. Свернули с дороги, навстречу нам вышел молодой мужчина и продал бензин из канистры. Другая делегация приехала зимой, и мы все вместе отправились через
