Кто в доме хозяйка? - Ирина Хрусталева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Софья – это ваша мама? – спросила Олеся, повернувшись к Екатерине Ильиничне. – Та, что вместе с Ведой на фотографии?
– Да, Софья – это моя мама, – грустно улыбнулась та. – Она очень любила Веду, и та отвечала ей тем же. Они были сильно привязаны друг к другу и доверяли друг другу не как подруги, а как родные сестры.
– И что же было дальше?
– Ну, что дальше? – нахмурился старик, пытаясь что-то припомнить. – Люди ведь не дураки, видели, что каким-то удивительным образом этот дом всегда обходит беда, и поползли слухи, что Веда колдунья, вот и заговорила его. Потом, когда жители села стали частенько встречаться с ней в лесу, где она собирала травы, все уже уверенно говорили о том, что в этом доме живет не кто иной, как настоящая ведьма.
– Все правильно, она и была ведьмой, – снова подсуетился со своими выводами Валя. – Только в хорошем смысле этого слова.
– Валь, давай ты потом свое мнение выскажешь, а сейчас не мешай, пожалуйста, – попросила его Олеся. – Скажите, Тимофей..., простите, вы так и не назвали своего отчества.
– Называй меня просто Тимофей, без отчества, – произнес старик. – Меня так Веда называла, да и все в округе.
– Неудобно как-то, – смущенно улыбнулась девушка. – Ну ладно, Тимофей, значит, Тимофей. Скажите, а что она делала с теми травами, которые собирала?
– Готовила отвары разные, заговаривала их, а потом людей ими лечила. Мне, признаться, очень смешно было смотреть, как днем какая-нибудь баба у колодца про Веду судачит, почем зря ее поносит, а потом вечером в окошко к ней стучит. – Помоги, мол, ради Христа, мужик мой совсем взбесился, пьет горькую, не просыхает, меня с детьми из дома выгоняет. Не поможешь, руки на себя наложу.
– И что? Прабабушка помогала?
– Не поверишь, наше село в те времена «сухим законом» в народе прозвали, – засмеялся старик. – Все мужики, которые раньше горькую не в меру употребляли, трезвенниками стали и на чем свет стоит Веду материли. Они ведь прекрасно понимали, что не спроста на горькую смотреть не хотят, только сделать ничего не могли. Один раз решили с «колдуньей» поквитаться. Чтобы сам дом спалить, на это у них смелости не хватило, побоялись, а вот капище договорились поджечь. Вроде как предупреждение хотели ей сделать, чтобы прекратила над ними издеваться.
– Капище? А что это такое?
– Это вроде часовенки, только не совсем обычной, Веда там всегда молилась, жертвы богам приносила.
– Ничего себе! – ахнул Валя. – И кого же она в жертву приносила? Убивала кого-нибудь, что ли?
– Глупый ты человек, – усмехнулся Тимофей. – Если жертва, значит, убивать кого-то надо?
– Ну а как же тогда?
– На жертвенник дары разные кладут, кто что может. Печенье, конфеты, а еще лучше, когда что-то своими руками сделал, пироги, например, или ягоды, овощи с фруктами, что сам вырастил. Да много чего можно жертвовать, лишь бы от чистого сердца это шло.
– Ну и что дальше-то было? Неужели подожгли мужики это капище? – нетерпеливо спросила Олеся.
– Как же, подожгли! – усмехнулся старик. – Ничего у них не вышло, потому что такая гроза с ливнем началась, какой даже старожилы не припомнят. А потом те, что поджог решили устроить, три дня все хором в нужниках сидели, вот так-то.
– О, а ты мне не верила! – радостно подпрыгнул Валентин. – Та еще штучка твоя прабабка, голыми руками не возьмешь.
– Чудеса, – завороженно прошептала Олеся. – Неужели такое возможно?
– А ты у кого хочешь спроси, да вот хоть у Ильиничны, – с улыбкой ответил Тимофей.
– Что верно, то верно, было такое, мне моя мать об этом рассказывала, – засмеявшись, подтвердила та. – Веда от любой болезни могла человека излечить, а уж от пьянки – это для нее вроде забавы было. А про то, что те мужики три дня животами мучались, об этом еще очень долго судачили да подсмеивались над ними. Бедняги от этих насмешек не знали, куда деваться, молва об этом случае далеко за пределы Лешего Брода разнеслась.
– Кстати, Тимофей, вы наверняка должны знать – откуда взялось название Леший Брод? – снова влез со своим вопросом Валентин.
– Вот, чего не знаю, того не знаю, – развел руками тот. – Село еще до моего рождения так называлось. А ты зачем эту вещь на себя надел? Кто тебе это позволил? – спросил он, показывая на медальон, который висел на шее Валентина. – Сними и хозяйке отдай, это не твое, значит, и носить тебе не положено.
– Да пожалуйста, – нахмурился Валя, снимая с шеи медальон. – Мы с Лесей его на чердаке нашли, он в сундуке лежал, вот я и надел на себя, чтобы не потерялся.
Тимофей взял из рук Валентина медальон и бережно надел его на шею Олесе. – Ты носи его и никогда не снимай, он заговоренный, и любую беду отведет. Это хорошо, что ты его так быстро нашла, Веда специально медальон спрятала, а не положила в шкатулку.
– Почему?
– Только достойному он может принадлежать, и если ты его нашла...
– Это я его нашел, между прочим, – буркнул Валентин. – Вернее, не его, а сундук, в котором он лежал. Я там пылью дышал, дышал, весь обчихался...
– Скажите, Тимофей, а вы знали моего деда? – спросила Олеся, чтобы перебить ворчание друга. – Ой, что я говорю-то? Ведь вы фактически его воспитали! – спохватилась она. – Мне бы хотелось знать, почему он скрывал от меня существование Веды? Я была уверена, что его мать, моя прабабка, давным-давно умерла.
– Ты не обижайся на него, просто он не хотел, чтобы его мать передала тебе свои знания и в дальнейшем тебя так же считали сумасшедшей ведьмой, как и ее. Ведические знания очень сильны и передаются в вашей семье по женской линии. Веда с нетерпением ждала, когда же ты, наконец, родишься.
– Вот, именно так я тебе и сказал, про женскую линию, – снова подал голос Валя. – А ты мне не поверила.
– Да, именно по женской линии передаются эти знания, – повторил Тимофей. – Ведь сама-то Веда получила эти знания тоже от своей прабабки.
– Это не той ли, что на портрете?
– Именно той самой.
– Она же была фрейлиной при дворе, как такое возможно?! – удивилась Олеся.
– Поэтому и была приближенной ко двору, потому что жена царя тогдашнего очень верила в такие вещи и очень любила свою фрейлину. Во всем ее слушала и щедро платила за это.
– Это сразу видно, стоит только посмотреть, какие на портрете побрякушки, – еле слышно прошептал Валентин. – И я костьми лягу, а найду их.
– Веда очень хотела передать свои знания по крови, очень хотела, чтобы у нее родилась дочка, а родился сын. Он тоже не очень ее порадовал, подарил ей внука, и только внук сподобился родить тебя, – продолжал рассказывать Тимофей. – Кстати, Виктор, твой отец, даже не был на похоронах своей бабки, почему?!
– Я могу лишь одно сказать, что мой отец не очень хороший человек, – тяжело вздохнула Олеся. – Не поверите, он даже на похоронах моего дедушки не был, а ведь это его родной отец. Что уж тогда говорить про Веду? Когда мама умерла, он уже через неделю собрал вещи и был таков, а мне ведь тогда только пять лет исполнилось. Бросил меня на дедушку с бабушкой, как будто так и надо, а сам... Отец меня даже ни разу с днем рождения не поздравил, не говоря уж о какой-то там помощи. Я, когда еще маленькой была, спрашивала про него у дедушки, а потом, когда понимать стала, что ему неприятны эти вопросы, перестала спрашивать.
– Виктор и раньше сюда редко наведывался, а как твоя мать умерла, совсем перестал приезжать. Веда ничего не говорила, а я не спрашивал. У деда твоего я тоже ничего не спрашивал, чувствовал: что-то не так.
– Кому же приятно рассказывать, что у него сын такой... ай, да ладно, я и не помню его совсем, если честно. У меня дедушка практически всю жизнь был и мамой, и папой, и всеми родственниками в одном лице, – засмеялась Олеся. – Один меня воспитал, бабушка ведь тоже рано умерла. Он дал мне приличное образование, и я ему очень благодарна за это. Мне очень его не хватает. Дедушка был очень добрым, всегда баловал меня и даже пожертвовал своей личной жизнью ради меня.
– В каком смысле пожертвовал?
– Ну как же? Ведь он мог запросто жениться на ком-нибудь после смерти бабушки, но не захотел. Решил, что чужая женщина в нашем доме может повлиять на наши с ним отношения. А ведь он не очень старым тогда был, только пятьдесят девять исполнилось.
– Да, он очень любил тебя, и, когда приезжал сюда к матери, у них все время спор из-за тебя случался. Веда доказывала ему, что, мол, девочке все равно от своей судьбы не уйти. Рано или поздно ей придется принять знания, а твой дед стоял на своем – пока я жив, этого не будет. Поэтому он всеми средствами и скрывал, что у тебя есть прабабка, которая живет и здравствует. Да и не верил он никогда ни в какие знания Веды, хотя сам не раз был свидетелем результатов их применения. Упрямый был до ужаса, с самого детства и до последнего своего дня. Ведь он приезжал сюда ко мне буквально за два дня до своей смерти и выглядел тогда вполне здоровым. Я только через неделю о его смерти узнал, дочка Ильиничны из города позвонила и сообщила. Очень я удивился тогда.