Призраки (ЛП) - Хантер Эван (Ивэн)
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Это Белоснежка!», — сказала Эйприл и захихикала.
«Правда?», — сказал он, ухмыляясь. «Давай, пора спать. Завтра будет тяжёлый день.»
Он отвёл их в отдельные комнаты, уложил и поцеловал на ночь.
Когда он выходил из комнаты Марка, Марк спросил: «Папа?»
«Да, сынок?»
«Я тебя обидел?»
«Нет.»
«Ты уверен?»
«Точно.»
«Потому что… знаешь… я подумал, что это будет лучше, чем ложь.»
«Совершенно верно», — сказал Карелла, коснулся волос сына и, как ни странно, почувствовал, что плачет. «Счастливого Рождества, сынок», — быстро сказал он, отвернулся от кровати и погасил свет.
Тедди вышла из кухни с подносом горячих сырных пирожков, а затем отправилась пожелать детям спокойной ночи. Когда она вернулась в гостиную, Карелла уже смешивал себе второй мартини. Она предупредила его, чтобы он не налегал на спиртное.
«Долгий тяжёлый день, милая», — сказал он. «Хочешь один из них?»
«Скотч, пожалуйста», — сказала она. «Очень лёгкий.»
«Где Фанни?», — спросил он.
«В своей комнате, упаковывает подарки.»
Они сидели перед камином, потягивая напитки и закусывая сырными слойками. Она сказала ему, что ужин будет готов через полчаса или около того — она не была уверена, во сколько он вернётся домой, и сейчас он разогревался в духовке. Он извинился, что не позвонил, но они с Хоузом были в разъездах с раннего утра, и у него просто не было свободной минутки. Она спросила, как продвигается дело, и он рассказал ей о Хиллари Скотт и её сестре-близнеце Дениз, рассказал, как Хиллари узнала не только имя Тедди, но и её девичью фамилию, рассказал, что она каким-то образом разгадала имя Эйприл, рассказал, что она знала, что Эйприл похожа на свою мать.
Затем он рассказал ей о поцелуе.
Тедди насторожилась.
Он рассказал ей, как пытался отстраниться от Хиллари, как она приникла к его рту, словно троакар (хирургический инструмент, предназначенный для проникновения в полости человеческого организма через покровные ткани с сохранением их герметичности — примечание переводчика) бальзамировщика, пытающемся откачать жидкость, рассказал о последовавшем за этим трансе: Хиллари тряслась, раскачивалась и жутким голосом говорила о том, что тонет, кто-то что-то слышит, кто-то что-то крадёт. Тедди слушала и ничего не говорила. Она оставалась необщительной весь ужин, её руки были заняты посудой, а глаза избегали его. После ужина они отнесли завёрнутые подарки из места, где спрятали их в подвале, и разложили под ёлкой. Он сказал ей, что лучше бы разгрести дорожки, пока снег не застыл, и она не забыла сказать ему, что мальчик с соседней улицы позвонил Фанни и сказал, что не сможет приехать в дом на выходные, потому что ему нужно к бабушке.
На улице, разгребая снег, Карелла размышлял, стоило ли ему всё-таки рассказывать Тедди о поцелуе. Он не упомянул, что Хиллари Скотт выглядит как её молодая версия, и теперь был рад, что не упомянул. Воздух стал очень холодным. Вернувшись в дом, он несколько минут постоял перед угасающим камином, согреваясь, а затем прошёл в спальню. Свет был погашен.
Тедди лежала в постели. Он молча разделся и лёг к ней в постель. Она неподвижно лежала рядом с ним; её дыхание подсказывало ему, что она ещё не спит. Он включил свет.
«Дорогая, что случилось?», — спросил он.
«Ты целовался с другой женщиной», — сказала она.
«Нет, это она меня поцеловала.»
«Это одно и то же.»
«И кроме того, это был не поцелуй. Это было… я не знаю, что это было, чёрт возьми.»
«Это был поцелуй, вот что это было, чёрт возьми», — сказал Тедди.
«Дорогая», — сказал он, — «поверь мне, я…»
Она покачала головой.
«Дорогая, я люблю тебя. Я бы не поцеловал Джейн Фонду (американская киноактриса и писательница — примечание переводчика), если бы нашёл её завёрнутой под рождественской ёлкой завтра утром.» Он улыбнулся, а потом сказал: «А ты знаешь, как я отношусь к Джейн Фонде.»
«А как ты относишься к Джейн Фонде?»
«Я думаю, она… ну, она очень привлекательная женщина», — сказал Карелла, и у него возникло ощущение, что он зарывается глубже, чем в любой из сугробов на улице. «Я пытаюсь сказать…»
«Однажды мне приснилось, что Роберт Редфорд (американский актёр, кинорежиссёр, продюсер и бизнесмен — примечание переводчика) занимается со мной любовью», — рассказывает Тедди.
«Как всё прошло?», — спросил Карелла.
«Очень хорошо, на самом деле.»
«Дорогая?», — сказал он.
Она следила за его губами.
«Я люблю тебя до смерти», — сказал он.
«Тогда больше никаких поцелуев», — сказала она и кивнула. «Или я разобью твою чёртову голову.»
6Мэр, когда репортёры спросили его, как он планирует расчистить улицы до начала интенсивного праздничного движения, ответил со свойственным ему остроумием и стилем:
«Парни, это не что иное, как обычная снегоуборочная работа.»
Представители прессы не сочли его замечание забавным. Не посчитали его забавным и полицейские 87-го участка.
Те, кому не повезло попасть на смену с полуночи до восьми утра в Рождество, работали до десяти утра, и к этому времени в отдел начали по одному прибывать детективы. В 87-м участке было восемнадцать детективов, и они разделили между собой три смены, составлявшие их рабочий день, по шесть человек в каждой смене. В смену с восьми утра до четырёх вечера (или, как оказалось, с десяти утра до шести вечера) работали Мейер Мейер, Хэл Уиллис, Боб О'Брайен, Лу Московиц, Арти Браун и переведённый из 21-го участка Пи-Ви Визонски. Рост Визонски составлял шесть футов четыре дюйма, весил он 208 фунтов в трусах и носках, и терпел множество шуток и подначек за то, что он поляк. Не проходило и дня, чтобы кто-нибудь в отделе не рассказывал очередной польский анекдот. На Рождество (это был праздник Визонски) Лу Московиц (который праздновал Хануку) рассказал о первом чуде Папы Иоанна Павла II (поляк, настоящее имя Кароль Юзеф Войтыла, первый Папа Римский не итальянского происхождения, выбранный за 455 лет — примечание переводчика): он заменил вино водой. Визонски шутка не показалась смешной. Сегодня никому, включая мэра, не везло с шутками.
Фейерверк начался примерно в 10:30.
Всё началось с так называемого «семейного спора» на Мейсон и Шестой. Не так много лет назад Мейсон-авеню была известна как улица шлюх. Проститутки с этой грязной пуэрториканской улицы ушли в центр города, где они могли пошалить в массажном салоне за сорок-восемьдесят долларов, в зависимости от предоставляемых услуг. Теперь улица Ла Виа де Путас была просто Ла Виа — это сочетание бильярдных салонов, магазинов порнографических книг, кинотеатров с порнофильмами, дешёвых ресторанов быстрого приготовления, продуктовых магазинов, дюжины баров и церкви, посвящённой спасению душ тех, кто часто посещает этот район. За исключением церкви, которая в одноэтажном религиозном стиле примостилась между мрачными зданиями, примыкающими к ней, все стильные заведения, расположенные на улице, находились на первых этажах доходных домов, в которых жили люди, готовые довольствоваться убогой обстановкой в обмен на одну из самых дешёвых арендных плат, какие только можно было найти в городе. Именно в одной из таких квартир и произошёл семейный спор.
Двое патрульных, приехавших на вызов, столкнулись с явно непраздничной сценой. В гостиной находилась пара тел, оба в ночных рубашках, оба — жертвы перестрелки. Одно из них, женщина, мёртвая сидела в кресле возле телефона, трубка всё ещё была зажата в её окровавленной руке. Именно она, как они узнали позже, позвонила в службу спасения 911. Второй жертвой оказалась шестнадцатилетняя девочка, которая лежала лицом вниз на заплатанном линолеуме и была так же мертва. Женщина, позвонившая в 911, сказала только:
«Пришлите полицию, мой муж сходит с ума.» Патрульные ожидали увидеть семейную ссору, но не такого масштаба. Они постучали в дверь квартиры, не получили ответа, попробовали дверную ручку, а затем несколько непринуждённо вошли в квартиру — это был день Рождества, это была Ханука. Теперь они оба выхватили пистолеты и веером пронеслись по комнате.
