Кьяра - Тамара Витальевна Михеева

то, что никогда не должно с тобой случиться», – говорила мне мама, и я хотела быть послушной дочерью! Я готова была тихо растаять, лишь бы не стать силой этого красивого мужчины, держащего меня в своих руках.

– Вы помните Данату? – вырвалось у меня против воли. – Она была вашей шестой силой.

Король опустил руки и сказал серьезно:

– Я помню вас всех.

Музыка еще звенела, пары кружились, но король проводил меня на место и до конца бала больше не приглашал. Может, хоть теперь моя дерзость задела его?

Я подошла к столу с напитками и выпила бокал воды. Голова была пустой и звонкой. Интересно, отправляют ли на рудники за дерзость королю? И где больше шансов выжить: там или в храме Семипряха? Краем глаза я увидела, что кто-то подошел ко мне, и обернулась.

– Моя королева, – присела я в реверансе.

Королева протянула мне желтую спелую акимфу и спросила:

– Сказать ли тебе, моя милая, какой самый страшный грех в этом мире? Грех, осуждаемый и не прощаемый всеми богами на свете, грех, на который только древний, слепой и глухой Семипрях смотрит сквозь пальцы?

Я промолчала. Но королеве не нужен был мой ответ.

– Кровосмешение.

– Что?

Королева усмехнулась:

– О, наивные дети Суэка! Чисты и беспомощны в своей чистоте…

Вдруг она протянула руку и погладила меня по голове. Это было так странно, дико, особенно оттого, что мы были с ней почти одного роста.

– Девочка моя, король выберет тебя. И ты это знаешь. Ты знала это всегда. Ты умна. А еще ты не хочешь становиться силой короля, так? Кто-то из родителей внушил тебе это?

Я подумала, что терять мне нечего, а уж маме и подавно, и ответила:

– Моя мама всегда говорила: это то, что не должно со мной случиться.

– И она была права, – грустно усмехнулась королева, – достаточно заглянуть в твои глаза и в глаза моих детей.

И с этими странными словами она отошла.

Я стояла оглушенная и потерянная. В глаза ее детей? Но я не успела додумать эту мысль – наследный принц подхватил меня и утянул в новый танец.

Ненавижу танцевать.

И этого самодовольного принца. Который совсем не похож на своего отца. Светлые волосы липли к его лбу, скрывая россыпь мелких прыщей, а рот кривился в усмешке, будто он прокручивал в голове всякие гадости обо мне, но не решался сказать вслух. Но я смотрела ему в глаза, стараясь разгадать слова королевы. Вдруг принц наступил мне на ногу. Я была так раздражена разговорами с его родителями, что невольно поморщилась, не смогла скрыть раздраженного взгляда.

– Что? Больно? Разве вас, сирот, не научили терпеть и страдать во славу короля?

– Ты не король, – тут же резанула я, и не успела испугаться своей дерзости, как мне прилетела пощечина.

И как за секунду до этого мой язык среагировал раньше головы и здравого смысла, так и сейчас рука уже ответила ударом на удар, и только потом сердце похолодело от ужаса. Принц отпрянул, четкий след моей ладони заалел на его бледной щеке, а глаза цвета моря наполнились гневом. Он толкнул меня двумя руками так, что я влетела в танцующую рядом пару и упала. Началась суматоха. С разных сторон бежали к нам король и королева, дьензвур и Асас, придворные и хранительницы Садов. Девочки сгрудились в испуганную, дрожащую толпу.

– Шакалье отродье! – рычал наследный принц. – Твое место на рудниках!

– Сам туда катись!

Злоба затопила меня с головой. Тут же кто-то схватил меня за талию, закрыл рот твердой ладонью и потащил прочь. Я ничего не видела и не слышала, в ушах стоял гул. Казалось, все молчание, накопленное мною за эту зиму, вся сила, которую я так хотела уничтожить в себе, на самом деле только ждали своего часа, чтобы выплеснуться, выйти наружу и поразить – кого? Надменного мальчишку с прыщами на лбу! Мальчишку, который поднял руку на девочку! На девочку из Садов, на девочку, в волосах которой еще держался белоснежный цветок.

Но он был не просто мальчишкой. Пройдет немного времени, и он станет новым королем, и все девочки Суэка будут принадлежать ему. Какое счастье, что я уже вырасту, сменю алый пояс на зеленый!

Или сгнию на рудниках.

Меня увели. Я успела увидеть, как король что-то гневно выговаривает своему сыну, а у того горят щеки. Королева с ненавистью смотрела мне вслед. Дьензвур что-то шипела мне в уши. Мир плыл и качался вокруг.

Через неделю дьензвур объявила за обедом, что «несмотря на неприемлемое поведение, король милостиво простил Кьяру и выбрал ее своею силой. Нет границ его великодушию, как нет объяснения и прощения вопиющему случаю, который произошел на балу, вопреки всем урокам этикета и здравому смыслу»… и так далее, и тому подобное. Если Окелию год назад все поздравляли, то на меня смотрели угрюмо. Всем казалось, что я отобрала, вырвала у них из рук то, что принадлежало им по праву. И только Рия тихо плакала и сжимала мою руку, будто хотела еще хоть ненадолго задержать здесь, в этом мире.

Вечером того же дня я расшатала и оторвала доску в полу под кроватью, спрятала там папин нож и лоскутное одеяльце, а потом достала свое старое платье, которое лежало под матрасом. Я провела по нему рукой, прижала к щеке, понюхала, а потом свернула и тайком спустилась на этаж ниже, к Рии. Я отдала его ей: может быть, оно пригодится, когда Глен придумает, как им сбежать отсюда.

– Беги сама! – плакала Рия.

Но я знала, что не смогу. Глен прав: нам некуда идти. И я одна. Я боюсь огнёвок. Обо мне уже объявили всему Суэку, и мой побег будет считаться государственным преступлением. У меня нет сил. Я копила их, копила – и бессмысленно потратила на пощечину глупому мальчишке. Пусть так. Но я сделала это, и не жалею. И теперь я узнаю, куда ведет Дорога силы, чем заканчивается обряд и где Даната.

Восьмая сила короля

Тихие девушки, жрицы Семипряха, забрали меня из Садов на рассвете. Они привели меня в какой-то дом рядом с площадью Будущих королей, помогли раздеться. Наполнили огромную, как озеро, ванну благоухающей водой, и я долго нежилась там, стараясь унять дрожь волнения и страха. Потом мне распустили волосы, и кто-то вздохнул:

– Коротковаты…

– Ничего, зато какие густые!

А потом они сняли те сережки, которые сделал мне папа, и увидели, что уши у меня не проколоты. Крики, возмущение, непонимание. Длинная игла, нагретая докрасна, боль в одной мочке, потом во второй… И вот каждое ухо оттягивает тяжелая золотая серьга с голубым камнем. Серьги