Том 8. Похождения одного матроса - Константин Станюкович

И он начал кричать, думая криком поторопить шлюпку, и, охваченный страхом, ждал, что вот-вот его за ногу схватит акула и увлечет в глубину.

«Господи, спаси!» — мысленно молился он.

Шлюпка приближалась. Это увидел Чезаре и смолк. Смолк и Чайкин.

— А Сам в шлюпке? — спросил вдруг Чезаре.

— Сама нет…

— Большой мерзавец этот Сам! Знайте это, Чайк. После я расскажу… А вы… вы, Чайк, спасли мне жизнь, а я хоть и большой негодяй, никогда этого не забуду… Верьте этому! — прибавил Чезаре, и голос его чуть-чуть дрогнул.

В эту минуту подошел ял, и обоих матросов подняли на шлюпку.

Гребцы с удивлением смотрели на Чайкина.

А боцман сказал, подавая ему фляжку с ромом:

— Выпейте, Чайк… Оно полезно после ванны…

И тихо прибавил, крепко пожимая Чайкину руку:

— Вы вполне джентльмен, Чайк!

Чайкин отпил из фляжки и передал ее Чезаре. Тот жадно прильнул к ней.

— Счастливый вы, Чезаре! — насмешливо обратился к нему боцман, отнимая у него флягу…

— Какое счастье, когда вы не дали сделать нескольких глотков.

— Будет с вас, я не про то хотел сказать.

— А про что?

— Не будь на «Диноре» вот этого молодца, — указал боцман на Чайкина, — не пить бы вам никогда рому… Впрочем, кому быть повешенным, тот не утонет… Вы — живое доказательство! — смеясь прибавил боцман.

Засмеялись и другие.

Когда ял вернулся к бригу и был поднят, Чезаре сконфуженно вышел на палубу и был встречен следующими словами капитана:

— Если вы опять доставите мне удовольствие упасть за борт, то знайте, что шлюпки за вами не пошлю…

И, обратившись к Чайкину, прибавил:

— А вам, Чайк, не советую впредь спасать таких джентльменов, как Чезаре. Он еще покажет вам свою благодарность, эта испанская собака! Ну, тогда уж я с ним сам рассчитаюсь. Пусть он это знает! А теперь переоденьтесь, и к своему делу!

Через несколько минут «Динора» снова плыла прежним курсом, и капитан спустился к себе.

Разошлись и подвахтенные. Внизу они еще несколько минут толковали о происшествии. Удивлялись, как это Чезаре мог свалиться за борт, и еще более удивлялись поступку Чайкина.

Ни одна душа не знала о столкновении Чезаре и Сама, и Чезаре всем объяснял, что свалился за борт, бывши сонным. Сам тоже ничего не рассказывал.

Вахтенные снова задремали. Заснул и Чезаре, примостившись у марса-фальной кадки.

Но сидевший на носу Сам не смыкал глаз. Он, видимо, находился в большом беспокойствии и при малейшем шорохе пугливо озирался.

Чайкин опять занял свое место у штурвала рядом со своим подручным Бутсом.

Несколько времени рыжий Долговязый молчал и наконец сказал:

— Знаете ли что, Чайк?

— Что?

— Вы большой чудак, я вам скажу, и я вас очень уважаю, но только я согласен с капитаном.

— Насчет чего?

— А насчет того, что рисковать жизнью за такого негодяя, как Чезаре, очень глупо.

— Да ведь и он человек… Как вы полагаете, Бутс? — спросил Чайкин.

— То-то, что очень мало похож на человека. Помните, Чайк, как подло он дрался с вами?

— Помню. Душил было… И если бы не вы…

— Он бы вас задушил… Это весьма вероятно. Так какой же это человек, Чайк?

— Такой или другой, а все-таки… жалко человека! — с каким-то упорством добродушия настаивал Чайк.

— Так вы спасли бы и вашего старшего офицера, который вас драл на вашем клипере и заставил остаться в Америке?

Чайкин на секунду задумался и потом уверенно ответил:

— Я думаю, спас бы.

— Чтобы он вас, Чайк, снова порол? — насмешливо спросил янки.

Этот вопрос несколько смутил Чайкина.

— Это, верно, у русских такая нелепая доброта, Чайк! А все-таки я вас за это люблю, Чайк, хотя бы не выбрал вас в президенты… И знаете ли что?

— Что, Бутс?

— Непременно бросайте «Динору» и пойдем вместе искать золото… Тут на «Диноре» просто-таки страшно и быть… И Чезаре, и Сам, и другие… И этот Блэк… Поверьте, что тут что-нибудь да случится… Матросы взбунтуются, и кончится дело тем, что выбросят Блэка за борт или Блэк застрелит одного-двух… Мне уж давно кажется, что Чезаре что-то замышляет… Так лучше бросить «Динору»… Так, что ли, Чайк?

Но Чайкин колебался.

Ему не нравилось на «Диноре», но и заниматься совсем незнакомым ему делом было страшновато. И он рассчитывал, вернувшись в Сан-Франциско, поискать «сухопутного» места, где-нибудь около земли, по крестьянскому делу, которое больше всего манило его.

— Страшно, Бутс! — ответил он.

И Долговязый стал снова убеждать Чайкина, обещая ему, что через несколько месяцев они вернутся во Фриски не матросами, а пассажирами I класса на отличном пароходе и богатыми людьми. Тогда Чайк может купить ферму и делать на ней что ему будет только угодно…

Начинало рассветать.

Солнце медленно и торжественно выплывало из своих пурпурных риз, заливая небосклон переливами самых нежных красок. Все вокруг вдруг осветилось радостным светом наступившего чудного утра.

Океан словно бы потерял свою ночную таинственность и тихо и ласково рокотал, покачивая на своей мощной груди маленькую «Динору».

Чайкин и Бутс любовались восходом, и оба почти одновременно проговорили:

— Как хорошо!

А Гаук в эту минуту всматривался в горизонт, не отрывая бинокля от глаз, и вдруг проговорил, обращаясь к рулевым:

— Поздравляю вас, Чайк и Бутс!

— С чем? — спросили оба.

— С берегом.

— А разве виден?

— То-то сейчас открылся, и, если ветер не переменится, завтра будем на якоре в Сиднее. Только вы, Чайк, берега не увидите.

— Почему?

— Едва ли капитан кого-нибудь отпустит. Нам предстоит много работы.

На следующий день перед заходом солнца «Динора» пришла в Сидней и стала на якорь в порядочном расстоянии от берега.

К вечеру пароход подвел на буксире баржи, и тотчас же началась спешная выгрузка.

Капитан действительно объявил, что никого не отпустит на берег. Только Бутс, как нанявшийся исключительно на один переход, имел право оставить бриг по окончании выгрузки.

Бутс не переставал сманивать Чайкина остаться в Сиднее, чтобы потом отправиться в глубь страны искать золота, и Чайкин наконец решился просить рассчитать его и отпустить с брига. Причиталось ему около пятидесяти долларов, и с этими деньгами он рассчитывал обернуться первое время.

Но штурман, к которому Чайкин обратился с этою просьбой, решительно объявил ему, что капитан Блэк не отпустит Чайка.

— Но я не подписывал бумаги! — старался объяснить Чайкин.

— Все равно. Не отпустит и не даст расчета. У него, видите ли, уже готов давно новый груз. Он торопится взять его и уходить. Будем грузиться день и ночь. И то мы запоздали. А надо еще вытянуть такелаж. Он ослаб после шторма. Работы по горло, и некогда искать нового матроса.

— А куда мы отсюда пойдем?

— Я и сам не знаю!.. А вы напрасно хотите оставаться в Австралии. Верно, Бутс золотом сманивает. Так ведь он сумасшедший, и вы ему не верьте, что скоро сделаетесь богачом. Уж если хотите быть миллионером, то подождите, пока «Динора» вернется домой, во Фриски. Там и оставите бриг, если здесь вам не очень нравится… Только уж шельму Абрамсона комиссионером не берите. Поняли, Чайк? Все поняли? — засмеялся штурман.

— Все не все, а понял, сэр!

— У нас в Северной Америке можно разбогатеть, если у вас хорошая башка. Только вам, Чайк, не разбогатеть. Вы даже из-за Чезаре готовы бросаться в воду! Это, впрочем, не мое дело… А если вы настаиваете уйти с «Диноры» с Бутсом, то я скажу капитану. Хотите?

— Скажите.

— Ладно. Как только он выйдет, скажу и посмотрю, что из этого выйдет.

Капитан Блэк только раз съезжал на берег и пробыл на берегу целый день. Все остальное время он оставался на бриге и нередко выходил на палубу и поторапливал выгрузкой.

Чезаре всех уверял, что капитан получил деньги и за груз и за фрахт и что у него в каюте такая изрядная сумма денег, что хватило бы на всех матросов.

Чайкин в числе других матросов подавал из трюма мешки, когда боцман сказал ему, что его требует капитан.

— Где он?

— На юте. Идите скорей, Чайк.

Чезаре подозрительно взглянул на Чайкина.

— Зачем он вас зовет? — спросил неожиданно Чезаре.

— Хочу уходить с «Диноры».

— Так он вас и пустил! — засмеялись многие.

Когда Чайкин, поднявшись на ют, приблизился к капитану, тот спросил довольно мягко:

— Хотите уходить, Чайк?

— Да, сэр! — ответил Чайкин.

— Вы не вправе, Чайк. Должны были предупредить при найме.

— Я не знал этого.

— Верю вам, Чайк, и рассчитал бы вас, но тогда я должен отпустить и других, если они захотят. Вы понимаете?