Генеральская дочка - Дмитрий Стахов

– Нет!

Она медленно дошла до запертых ворот. Гравий влажно скрипел. Пошла вдоль забора. Остановилась, вернулась: в щель между столбом ворот и первой секцией забора было видно, что метрах в пятнадцати от ворот усадьбы генерала Кисловского стоит легковая машина. В салоне вспыхивали огоньки двух сигарет.

Маша посмотрела на укрепленную на кронштейне телекамеру. Крохотный красный индикатор светился, камера работала, но направлена была в противоположную от таинственной легковой машины сторону, на далекие огни за разливом реки, и, судя по тому, что не рыскала по окрестностям, дежуривший, один из этих Хайвановых, несший двойную нагрузку Лешка, просто-напросто спал. Маша расстегнула нагрудный карман куртки, в руку легла портативная рация. Одно нажатие на тревожную кнопку – и Маша представила, как Шеломов вставляет обойму в многократно проверенный, верный «ТТ», как отец бежит в оружейную, как Лешка хватает карабин. А Леклер? Он же не имел инструкций, мог оказаться в самом глупейшем положении. Мог попасть под перекрестный огонь. Его могли похитить, взять в заложники. Ему никто не рассказывал про окрестных разбойников. Мог разве что маэстро Баретти, но Баретти относился к разбойникам как к традиционной русской игре, как к чемуто вроде катания на санях и, не любя традиционного вообще, традиционного русского – в частности, наверняка ничего Леклеру про разбойников так и не сказал. Оставался Никита, но у Никиты был слишком маленький словарный запас, он мог сказать про «плохих», а под это определение попадали многие, например – сама Маша, за то, например, что не давала Никите садиться на Лгуна. А Маша… Маша… Плохая совсем из-за другого: мне нравится Леклер, понравился сразу, как только появился, но признаться в этом трудно, и что в этом Леклере такого? А не могу на него смотреть, чтобы не ощутить где-то внутри приятного жара, а у него во Франции – жена, любовница, любовница – обязательно, он думает о них, собирается к ним вернуться, а я, дочь богатого отца, бешусь с жиру, надо делом заниматься, папа был прав – нечего оставаться больше в поместье, надо решиться и уехать вместе с Лайзой, а этот Леклер пусть остается тут, мерзнет, тоскует, думает о своих оставленных в Париже женщинах, пусть!..

… Один из огоньков, прочертив дугу, погас – куривший раздавил сигарету в пепельнице. После чего открылась дверца со стороны пассажира, кто-то вышел из машины и легким движением дверцу закрыл. Камера слежения по-прежнему смотрела в другую сторону. Машина тронулась с места, шурша подмерзшим гравием, выползла на асфальт, по-прежнему – не включая габаритные огни и фары, растаяла в темноте.

Вышедший из машины приблизился к забору. Маша отступила в тень деревьев аллеи. Темная фигура двинулась вдоль забора, забирая к разливу реки. Маша дала ей оторваться, потом, отделенная от фигуры забором, начала преследование: ближе к разливу кирпичный забор, у самой воды, уступал место затрапезной сетке-рабице, натянутой между вколоченными в землю столбами.

Фигура остановилась. Маше показалось, что человек – как она несколько минут назад – любовался луной, отраженными от поверхности вод звездами, но услышала журчание струи, увидела, как струя блестит в лунном свете. Он метил пространство, его разведенные в стороны плечи говорили о силе и власти, она – могла лишь присесть, ее пространство было мало, ограничено лишь чуть расставленными ногами. Между мужским – этого человека, и женским – Маши, была пропасть: не только потому, что он был чужим, значит – враждебным, но и потому, что его мир был шире, мог включить в себя ее маленький мирок, подчинить, раздавить.

Человек чуть согнул ноги, спрятал часть себя, важную – Маша знала – часть, но ею ни разу, только у Никиты, безволосую, остренькую, не виденную, застегнулся, сделал шаг к сетке, надавил плечом, легко просочился в образовавшуюся дыру, вышел на проложенную вдоль забора тропинку и пошел навстречу Маше. Фигура казалась огромной. Свет дежурного фонаря на пристани создавал вокруг фигуры мерцающий ореол. Капюшон куртки напоминал высокий гребень. Персонаж компьютерной игры, демон.

Маша вновь подумала о тревожной кнопке, но успела лишь отступить с тропинки в сторону, давая дорогу фигуре. Сердце колотилось. Неужели ее не заметили? Да, не заметили! Что ж, тем хуже для него, как-никак Маша долгое время занималась техникой городской самообороны, которую в Талботе преподавал отставной сержант Лавгроув. Сейчас он у меня получит, сейчас я ему покажу! Маша сделала глубокий вдох и медленно выдохнула, приводя в порядок и нервы, и мышцы. Она неслышно вернулась на тропинку, фигура приближалась к аллее, явно собиралась повернуть к дому, надо было успеть!

Маша резко бросилась вперед, рассчитывая ударом в спину повалить нарушителя границ поместья, чтобы потом, используя полученные от Лавгроува навыки, захватить руку поверженного на излом и только тогда нажать на тревожную кнопку. Но шедший впереди легко увернулся, дал Маше чуть пролететь вперед, сам поймал ее руку, сделал подсечку, и Маша с размаху упала на гравий тропинки.

– Ай! – слабо крикнула Маша.

– Это вы? – спросил ее оказавшийся сверху человек. – Маша? Это вы?

Он проворно привстал, и лицо его осветилось: учитель Леклер. Маша была настолько потрясена произошедшим, что сначала даже не обратила внимания, что Леклер говорил по-русски.

– Yeach, it’s me! – сказала Маша. – What do you do here?

– Pardon?

– А! Вы… кто? Вы – не Леклер? Кто вы? Я сейчас вызову… – Она вытащила из кармана рацию.

Леклер рацию отнял и помог Маше подняться. В свете далекого фонаря его лицо казалось еще более худым. Он был бледен. От него сильно пахло табаком, каким-то пьянящим одеколоном.

– Я сделал вам больно? Простите… Я не хотел. Я не знал, что за мной идете вы. Думал – кто-то из братьев. Или – Шеломов. Почему вы не спите? Уже так поздно…

Он отряхнул Машины джинсы, удерживая ее за руку, распрямился.

– Не надо никого вызывать. Я не причиню зла ни вам, ни вашим близким. То есть вашим близким я хотел причинить зло, я хотел отомстить, но теперь… Нет, не теперь, а когда увидел вас на кладбище, вы приехали на лошади… То есть я хотел отомстить, но не мог себя заставить. Вы мне, – учитель смущенно улыбнулся, – вы мне мешали.

– Я – мешала? Отомстить? Кому? За что? И кто вы такой, в конце концов?

– Я – Дударев, Иван Дударев, сын Никиты Юрьевича, бывшего друга вашего отца, которого отец ваш разорил и довел до смерти. Это мои люди и я вместе с ними устраивали налеты. Слышали? Ну конечно, слышали! Я много сделал плохого, но теперь…

Маша освободилась от крепкой хватки Дударева. Ей пришлось помассировать запястье.

– Что вы теперь? – спросила она, еще и дуя на руку.

– Я… Я люблю вас, Маша. Полюбил с первого взгляда. Потом видел вас на концерте. Вы были с этим дуболомом Шеломовым. Я проходил мимо, вы разговаривали с адвокатом вашего отца…

– Он пропал… без вести… Никто не знает, где он…

– Без вести? Да, он, кажется, погиб… То есть – умер от сердечного приступа. Мне говорили, что…

– Отец нервничает. У адвоката его бумаги. Отец говорил…

Дударев словно не слушал Машу.

– Я люблю вас! – повторил он. – И это – ужасно!

– Почему? – Его слова грели, обволакивали Машу.

– Я не могу выполнить клятву, не могу отомстить за отца, не могу рассчитывать на взаимность с вашей стороны. Поэтому я и нанялся к вам под именем этого Леклера, поверьте – это было несложно, думал: любовь пройдет, если я буду видеть вас каждый день. Ну, сами подумайте – влюбиться с первого взгляда в дочь своего врага! Литературщина, да?

– Может быть… – Маше хотелось, чтобы он обнял ее, прижал к себе, ей хотелось понюхать его шею. – Почему вы мне говорите все это сейчас? Что вы делали там, за воротами? Вы сидели в машине… Чья машина? С кем вы говорили?

– Этого, нового милицейского начальника. Он должен меня поймать. А мы с ним были знакомы по Боснии. Я там служил… Уехал, когда отец заболел, в отпуск, на несколько дней, не вернулся и теперь я дезертир… Но меня пока считают пропавшим. Без вести… Как адвоката вашего отца… Но, Маша, я говорил о другом…

Маша всмотрелась в его лицо. Маше хотелось, чтобы Иван повторил, что он любит ее, пусть обо всем прочем расскажет потом, сейчас – важно именно это.

– Ты говорил о том, что влюбился. – «Ты» далось ей с легкостью, с радостью, с облегчением. – Что влюбился в меня с первого взгляда. И?

Его лицо приблизилось на расстояние шепота. Маше хотелось – ближе. Он хотел что-то сказать, открыл было рот, но его слова остались невысказанными.

– Этот новый милиционер тебя узнал? И понял, что ты – не Леклер. И сделал вид, что уехал, а тебя вызвал на разговор? И чего он от тебя хочет?

Дударев пожал плечами.

– Денег… Он кое-что знает про меня. Не только что я не тот, за кого себя выдаю. Там, в Боснии, была одна история… Международная мафия. Они переправляли из Албании, через Боснию, дальше – в Италию, в Австрию… афганский героин. Отработанные каналы. Без опеки спецслужб эти каналы не работают. Ну, скажем так – без опеки бывших сотрудников спецслужб, сохранивших связь с действующими. Он закрывал глаза на то, что происходило у него под носом, а ко мне случайно… Это долго рассказывать!