Предел Империй - Модест Колеров

Или они не могут этого достичь и распадаются, как Грузия, лишаются куска территории, как Азербайджан, и т. д. То есть посыл, данный президентом США Вудро Вильсоном в мироустройстве Старого Света после Первой мировой войны и продолженный после распада СССР по тем же самым лекалам — импульс строительства национальных государств — по своей сути остаётся посылом XIX века, когда национализм, изобретённый немецкой классической философией, неизбежно связывался с протекционизмом, национальной экономикой, милитаризмом и национальной государственностью. Этот девятнадцатый век достиг своего апогея после Первой мировой войны в распаде враждебных США империй.

Но он же, странным образом, достался нам, жившим в СССР и получившим второе издание националистического мироустройства уже в качестве наших правил жизни. И мы видим, что националистическое устройство уже оказалось не архаикой, а несветлым будущим в XXI веке. Национализм, протекционизм будут нарастать и диктовать свою волю всё больше.

В этой ситуации многочисленные новые национальные государства XX века, обречённые на конфликт, распад или успешные этнические чистки (такой сценарий тоже возможен — Хорватия являет собой пример успешных, поддержанных Западом этнических чисток) — или контролируемый распад, также поддержанный Западом, — новая реальность заставляет национальные государства искать себе новый, квазиимперский формат существования.

Во многих новых независимых государствах и в России, когда сталкивались с проблемой постсоветского национализма, полагали, что присоединение новых национальных этнократических, националистических государств к такому новому имперскому образованию, как Европейский Союз, позволит гарантировать права человека, права нацменьшинств — в той же Прибалтике — в рамках Европейского Союза, поскольку доверились риторике Евросоюза, полагая, что Евросоюз, прежде всего, это союз ценностей. Естественно, это не так! Естественно, европейские ценности не носят универсального характера для тех новых национальных государств, которые присоединяются к этому имперскому проекту. Не могут они носить универсального характера, потому что похороненный ныне мультикультурализм должен был закончиться арабской автономией в предместье Парижа.

Следовательно, эти принципы, эти стандарты были обречены на то, чтобы быть двойными или даже тройными. На постсоветском пространстве мы не имеем успешного результата построения гражданской нации. Я не говорю о России, поскольку она единственная из евразийских империй и национальных государств, которая находится в состоянии стабильной нестабильности и тем жива как федерация с реальными федеративными отношениями, интегрированной внутри федерации титульной государственностью и пр.

Во всём остальном есть лишь попытка построить гражданскую нацию, а именно гражданские нации, как мы прекрасно знаем, являются единственным фундаментом построения подлинной интеграции, подлинной империи. Быть в имперском пространстве гражданином — главное, что гарантирует права и держит имперское пространство как единое. В контексте неизбежной потребности строительства новой гражданской нации в рамках новых интеграционных пространств, мы начинаем смотреть на то, насколько в принципе новые национальные строительные проекты могут быть использованы как фрагменты для новой интеграции.

В высшей степени экономически оправданные и, безусловно, политически захватывающие дух проекты Таможенного и Евразийского союзов, именно в отношении национальных государств, элит и бюрократий являются наименее жизнеспособными. Именно национальные элиты будут первыми, кто похоронит Таможенный и Евразийский союз. Элиты не смогут отказаться сами от себя, и любой проект будет раздавлен их национальной государственностью, если момент преемственности власти отодвинется в историческое будущее дальше.

Если же нас ожидают быстрые перемены, то это будет тот фактор хаоса, который начнёт ослаблять национальные государственности в Средней Азии и облегчать их интеграцию в новое пространство. Но любая интеграция остаётся огромным внутренним заданием для каждой страны, для каждой нации.

Выступление на конференции «Консолидация пространства Евразии» (Бишкек, Киргизия), 25 февраля 2012

Неравный брак по расчёту: «Когда нам через сорок лет не будет страшно жить рядом с Казахстаном, тогда мы будем аплодировать»

Интервью обозревателю казахстанского аналитического издания Central Asia Monitor Кенже Татиля:

Какие изменения в контексте бурных событий последних месяцев могут произойти в России и как это может повлиять на отношения между нашими странами? И вообще, чего стоит ждать Казахстану от второго президентства Владимира Путина?

Медведев, при том что он активно участвовал в процессах интеграции, не отметился в сознании избирателей, политического класса столь ярким интегратором, как Путин. Это одно из различий между ними. Путин — ярый сторонник реинтеграции, а для Медведева это скорее вопрос второго или третьего плана. Очевидно, что при президенте Путине премьер-министром будет Медведев. Это значит, что практика дальнейшей экономической интеграции России и Казахстана будет прямо отражаться на репутации обоих. И обе исполнительные вертикали — и президентская, и премьерская — будут прямо заинтересованы в том, чтобы экономическая интеграция была результативной и вызывала как можно меньше критики.

Практика экономической интеграции с Казахстаном уже в ближайшее время будет предметом всё более острых взаимных претензий. Потому что достаточно внятно произнесено, что Россия и Белоруссия внутри Таможенного союза (ТС) и так являют собой гораздо более продвинутую форму интеграции — союзное государство. А Казахстан, как следует из интервью, которое дал ваш посол в Белоруссии Ергали Булегенов, сознательно «подмораживает», откладывает темп быстрых решений по ТС и, очевидно, решил не торопиться с этим.

Если Казахстан не торопится, значит, он не может позволить ни Медведеву, ни Путину продемонстрировать зажигательный успех в деле интеграции. Но, в силу сказанного о них выше, больше всего от этого будет страдать репутация Путина. Тем более что он в своей предвыборной программе, заявленной в нескольких статьях, сделал особый акцент именно на этом. А Медведев как председатель правительства, заинтересованный в том, чтобы формировать собственную политическую судьбу, будет всячески демонстрировать, что на горизонтальном уровне интеграция с Казахстаном тормозится по таким-то причинам. Соответственно можно прогнозировать, что правительство Медведева не так чтобы очень ярко и жестко, но совершенно однозначно превратится в критика экономической интеграции в том виде, как её исполняет Казахстан. Ему придётся — естественно, не на уровне Медведева, а на уровне каких-то экспертов, ответственных лиц в правительстве — демонстрировать, что Казахстан плохо справляется с экономической интеграцией.

В экспертной среде, во всяком случае, в некоторой казахстанской её части, высказывается мнение, что взаимоотношения России и Казахстана — это больше хорошие личные отношения между президентами, а взвешенных, многогранных, многовекторных межгосударственных отношений, по сути дела, нет. Что Вы думаете по этому поводу?

Во-первых, период президентства Медведева должен был в достаточной степени дезавуировать этот взгляд, поскольку основные интеграционные решения последнего времени были приняты при нём, хотя он в силу объективных причин не может похвастать особыми отношениями с президентом Н. Назарбаевым: они люди разных поколений. Поэтому я думаю, что всё-таки межгосударственные системные отношения имеют какую-то свою судьбу, отдельную от династической дипломатии.

Во-вторых. Граждане бывшего СССР тоже думали, что где-нибудь во Франции или в Великобритании точно так же всё зависит от де Голля или Тэтчер, как в Советском Союзе от Сталина или Брежнева. Но прошло какое-то время, и выяснилось, что, оказывается, «есть жизнь на Марсе». Жизнь сложнее, чем собственный исторический опыт. То есть эксперты в данном случае говорят о своём личном политическом опыте внутри Казахстана. У нас степень привязки всей политической жизни к первому лицу не столь абсолютна, как в Казахстане. Что касается межгосударственных отношений, то я впервые только здесь, на пограничном контроле, столкнулся с практикой облегчённого, или специального, окна для граждан стран — участниц ТС. В Москве этого нет. Значит, Таможенный союз, по крайней мере для пограничного начальства, тоже в некотором роде реальность, независимая от династической дипломатии.

Одно время было модным рассуждение, что Россия утрачивает свои позиции в Центральной Азии, уходит отсюда и что большого будущего у России в нашем регионе нет. Эта тенденция сохраняется или всё же начинает преодолеваться?