Чернильный орешек - Синтия Хэррод-Иглз

Кит печально покачал головой. Его отсутствие помогло ему понять, как отец с сыном распаляли друг друга к новым и новым ссорам, каждая из которых влекла за собой следующую. Эдмунд хотел наказать Ричарда за то, что тот женился без подобающего родительского присмотра, вот Ричард теперь и выискивал какой-нибудь способ наказать Эдмунда. К чему приведет в конце концов эта вражда? Кит решил, что надо бы переменить тему разговора.

– Очень хочется повидать твоего сынишку, – сказал он.

– Я назвал его Ральфом. Генриетта никак не может этого выговорить и зовет его Вайфом. А Лия все кудахчет, все качает головой и говорит: «Да уж, такое имечко ему вполне впору[7], бедному малютке, храни его Господь».

Он настолько точно скопировал выговор Лии, что Кит рассмеялся.

– Только Ральф, конечно, никакой не пропащий, нет, он вполне здоровый ребенок, такой пухленький и крепенький – лучшего и желать нельзя. Даже отец не может найти в нем никакого изъяна, хотя я готов держать пари: он очень хочет его отыскать. Одна Лия защищает Ральфа, как тигрица, а преподобный Мойе ждет не дождется, когда можно будет начать учить его латыни, греческому и астрономии.

– А ты… чему ты сам хотел бы обучить его?

– Самым обычным вещам: скакать верхом, управляться с ловчими птицами и охотничьими собаками… еще стрелять, танцевать и, быть может…

– Да, этот ребенок получит хорошее воспитание. А как поживает остальное семейство? Я слышал, бедняга Энтони тоже умер. От чахотки, да?

– Точно. Он таял, словно снег летом… Ну, по всей видимости, оно и к лучшему. Все равно от его жизни не было никакого проку даже для него самого. Только вот старуха Элспет, давняя служанка дяди Амори, уж так обожала Энтони, что все бранилась, будто это Сабина с ним разделалась, чтобы наложить лапы на Уотермилл. Сабина пришла в бешенство и прогнала ее, и теперь старуха из мести рассказывает эту байку повсюду: как, мол, Сабина то и дело повторяла, что было бы Божьей милостью, если бы Энтони умер, и как она потом избавилась от него. Сабина и в самом деле очень часто это говорила, но вот что до всего остального…

Ричард покачал головой. Удивленно посмотрев на него, Кит спросил.

– Ты, надеюсь, не хочешь сказать, что, по-твоему, тут есть хоть какая-то доля истины?

– Не совсем… – неуверенно произнес Ричард. – Видишь ли… Сабина в последнее время стала довольно странной. Она запирается в доме и не допускает к себе никого. Ты ведь знаешь, что Гамиль и Хиро по сути жили там, и пока дядя Амори был жив, они постоянно навещали его и гостили в Уотермилле, а теперь, когда они хотят нанести визит, Сабина не пускает их туда. Она говорит, что они, мол, пытаются украсть ее наследство.

– Но, прости, с какой бы стати они…

– О, видишь ли, дело в том, что у Гамильтонов вообще нет никакой личной собственности, разве что вот только те маленькие дома на Северной улице, которые пошли Сабине в приданое. А теперь Сабина считает, что все имение Уотермилл хотят отдать Гамилю с Хиро. Но это бессмыслица: поскольку у Сабины вообще нет детей – и теперь уж маловероятно, что они когда-нибудь появятся, ведь Захария, похоже, пропал, – то Уотермилл в любом случае отойдет к Гамильтонам после смерти Сабины Кит покачал головой.

– Мрачная картина. Я так надеялся, что дома, в сельских краях, царят мир и спокойствие.

Ричард зло усмехнулся.

– Как же, мир! Никакого мира тут тебе не будет, братец. Тут все друг для друга, как кость в горле. И даже когда они вежливо перебраниваются, вроде Роба Гамильтона и отца…

– Нет, уж этого быть не может!

– Еще как может! Из-за имения Гамильтонов. Они намерены обратиться с этим в суд. Пятый лорд Гамильтон умер, не оставив потомства. А Роб – сын третьего лорда, только вот родился он уже после того, как его отец развелся с матерью Роба. Вот Роб и хочет предъявить права на эту собственность на том основании, что зачат он был в браке и развод в любом случае был незаконным. Только дело в том, что часть имения должна отойти отцу, поскольку его мать была старшей дочерью третьего лорда, рожденной в брачном союзе… Ну, если, конечно, у Роба не выгорит дело с его апелляцией. А ты ведь знаешь, как отец относится к имению, к земле, к накоплению семейного достояния…

Кит молчал, размышляя, действительно ли все обстоит так безрадостно, как обрисовал Ричард. Ища ответа, он бросил взгляд на слугу, Патрика, но лицо того было бесстрастно – отличная школа! Слуги в семействе Морлэндов не отличались раболепием, но любому из них, кто прислуживал Ричарду, приходилось приучаться держать язык за зубами. Кит лихорадочно пытался найти нейтральную тему для разговора. И тут его внимание привлек какой-то звук. Это в высоком папоротнике стремительно промелькнуло чье-то массивное тело, и Кит, предчувствуя опасность, мгновенно насторожился. Натянув поводья Болтуньи, он потянулся за ножом, но в тот же миг на дорогу вылетел Пес и вприпрыжку ринулся к ним, приветственно лая.

Патрик, ехавший впереди, крикнул:

– Это госпожа, сэр.

– И псина этой женщины, черт ее подери! – одновременно пробормотал Ричард.

Кит метнул в сторону брата любопытный взгляд, а потом, слегка коснувшись Болтуньи шпорами, припустил ее рысью навстречу небольшой кавалькаде всадников, появившихся из-за поворота тропы. Первой скакала Мэри-Эстер, Психея легко несла ее впереди остальных эффектной стелющейся рысцой. Увидев молодых людей, Мэри-Эстер помахала им рукой и так взволнованно приветствовала Кита, что ее кобылка мгновенно перешла на легкий галоп.

– Кит! Кит! Наконец-то ты дома! Добро пожаловать, мой дорогой! – кричала она.

Кит пустил Болтунью вперед и, сорвав с себя шляпу, радостно засмеялся.

– Мама! Мадам! Как хорошо оказаться дома, хотя и так неожиданно! Как приятно снова видеть вас. Благословите меня, мадам.

Мэри-Эстер протянула к нему руки, но Психея, испугавшись волнистых локонов Кита и перьев на его шляпе, так тревожно загарцевала, что пришлось еще несколько минут уговаривать ее приблизиться к Болтунье, чтобы их седоки могли коснуться друг друга. А потом, в тот момент, когда Психея вроде бы совсем успокоилась, мимо нее прошел Пес, разволновав Болтунью и заставив снова загарцевать Психею. Кит рассмеялся.

– Бесполезно, мадам, нам их не уговорить. Сказав это, он стремительным броском спрыгнул с Болтуньи, твердой рукой взялся за поводья Психеи, а другую руку поднял к своей мачехе, которая с готовностью схватила ее и нежно улыбнулась ему с седла.

– Благослови тебя, Господь, сын мой. Я рада, что ты вернулся домой. Выглядишь ты совсем как благородный рыцарь. Так странно – отправить из дома ребенка, а обратно получить взрослого мужчину. Странно… и еще, быть может, немного печально, ибо я так любила того ребенка, а теперь уж я его больше не увижу.