Лауреаты Ленинского комсомола - Коллектив авторов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мазитов начинал свой путь с жанровых полотен. На них жили рыбаки, сельские почтальоны, мальчишки-первоклассники. Молодая женщина на фоне большого раскрытого окна гладила детские распашонки («Майское утро»). Лыжники в туристском походе отдыхали на привале («Утро на привале»). Деревенские ребятишки висели на заборах, ожидая финиширующих спортсменов («У финиша»). Полотна экспонировались, покупались. «Утро на привале» находится сейчас в краеведческом музее города Воркуты, «У финиша» — в Орловской картинной галерее. Но сам автор был недоволен ими. Они были слишком Похожи на десятки полотен других художников, в них не было творческой индивидуальности.
Над поисками ее Мазитов работает долго, упорно. К каждой вещи делает по нескольку подготовительных эскизов, не жалея, переписывает уже завершенные произведения. Так полупилось и с «Утром на привале», которое было его дипломной работой. Прямо после защиты он опять пошел в мастерскую, перегрунтовал только что принятый холст и переписал его заново.
На много лет вошли в его творчество две темы: Волга и портреты современников. Яхты, скользящие по волнам; купальщицы на золотистом песке пляжа; дети, играющие у реки; русские березки и новостройки новых городов — все это было собрано им в одну серию. Наиболее интересной из нее получилась картина «Радуга», исполненная по холсту темперой и пастелью. Девочка, еще не переросшая спелую, только что сбрызнутую дождем рожь, подняв голову, закинув вверх руки, как в водопаде, стоит в семицветном спускающемся на землю спектре. Радость бытия переполняет ее. Кажется, сейчас она растворится в этом сверкающем свете. Мазитову удалось выразительно передать ее юное ликование, упоение жизнью, великолепием природы.
Наряду с лирическими картинами он пишет полотна, посвященные Волге трудовой, Волге спортивной. «Волжское утро» — в серебристом свечении сетей разговаривают присевшие на минутку рыбаки. «Волжанка» — девушка мчится в моторной лодке, волосы схвачены косынкой, лицо сосредоточенно-внимательно; в лодке сети, поплавки — она едет на работу; суровость замысла смягчают пейзаж волжского приволья, летящие за лодкой белокрылые чайки.
Чайки — символ вольных птиц, уверенно рассекающих воздух в полете. «Чайка» — назвад Мазитов полотно, на котором написал Валентину Терешкову. Только что сбросив парашют, смотрит она на небо. Художник надеялся, что сумеет создать образ героический и нежный одновременно, образ — воплощение новой действительности. Но желания живописцев не всегда реализуются. Картину эту нельзя поставить в число лучших произведений Мазитова, ее трудно назвать удачей. Образ Валентины Терешковой решен в ней недостаточно глубоко, внешне; внутреннего мира своей героини художник раскрыть не сумел. Символика полотна — взгляд, устремленный в небо, летное поле — слишком поверхностна, прямолинейна. «Не все удается, — соглашается и сам автор. — Видимо, мало думал. Не нашел образ».
Удача, которой он не достиг в «Чайке», ждала его в «Барабанщике». Вместо лирико-героической композиции он создал полотно героико-психологическое, полотно мужественное и страстное. В нем нашли выход и его неиссякаемый интерес к революционной истории советского народа, и его стремление рассказать о сильном человеке, человеке-герое, и его художнические увлечения. От «Допроса коммунистов» Иогансона и «Обороны Петрограда» Дейнеки прямая идейная дорога к «Барабанщику».
На этот раз Мазитов не торопился, работал с полной отдачей сил. Ему хотелось сделать образ таким ярким и убедительным, чтобы каждый узнал в нем героя прославленной песни. Для этого требовался не натуралистический портрет того или иного лица, но большое творческое обобщение: маленький герой должен был стать воплощением сотен мальчишек, которые делили со взрослыми тяготы и опасности войны. И в то же время ему не хотелось выдумывать: в картине все должно быть так, как это могло быть в жизни. Пейзаж, одежда, аксессуары.
Прежде всего не просто хотелось — надо, необходимо было увидеть, потрогать боевой барабан. Поехал в Москву, сперва в Центральный музей Вооруженных Сил, потом в Музей Революции. Там барабана не оказалось. Больше того — художника уверяли, что барабаны лишь легенда, что в гражданскую войну обходились трубами.
Не поверил. Начал рыться в архивах. Нашел фотографию смотра Чапаевской дивизии в Уфе в 1918 году. И на ней стоящего перед строем бойцов мальчика-барабанщика.
Потом нашел и барабан. Туго натянутый, с инкрустированным ободом. Такой барабан, которыми пользовались в русской армии до революции. Он сохранился в Музее музыкальной культуры имени М. И. Глинки.
А как обращаться с барабаном, Мазитову показали в Ярославском доме пионеров. Научился барабанить он и сам. И хоть барабан у него в картине «не действует», художник уверяет, что знание того, как надо с ним обращаться, очень помогло ему при продумывании композиции.
Через пионеров подобрал и натурщика. Его звали Володя. «Он был скромным, ничем поначалу не привлекал внимания. Но надо было видеть, как он преобразился, когда узнал, о чем пишется картина, каким событиям она посвящена. Когда же он был одет в подлинное обмундирование тех лет, взял в руки подлинные исторические реликвии, детская фантазия достигла какого-то песенного предела. От него буквально исходило внутреннее сияние… Это его состояние с большой силой передалось и мне и как-то особенно взволновало и потрясло».
Подготовительная работа закончена. Теперь надо «решать» картину. Выражение лица (или лиц), расположение героев, происходящее на полотне действие.
Сперва, вспоминая фотографию смотра Чапаевской дивизии, Мазитов нарисовал мальчика — башкира или татарина, подчеркнул узкий разрез глаз, широкие скулы. Но от такого варианта скоро отказался — портрет становился слишком «местным», терял обобщенность, типизированность. Затем лицо Володи подверглось другим изменениям — художник «исправил» черты лица, сделал его чуть ли не классически красивым.
От этого отказался по тем же причинам. Попытался подчеркнуть усталость, худобу — трудная ведь жизнь была у мальчишки! — и снова сел за мольберт. Не в этом, не только в этом смысл образа. И вот, наконец, последний, канонический вариант: поднятые брови, крепко сведенные губы, тревожные вдумчивые глаза.
Поиски композиции. Барабанщик на фоне знамени. На фоне тачанки. Верхом на коне. Все это маловыразительно: остается лишь лихость, упоение боем, не видно самого человека, не видно человеческой судьбы. Создается впечатление надуманности, искусственности, неестественности.
Еще попытка: барабанщик идет впереди бойцов. И опять неудача: маленькая фигурка терялась среди народной массы. Пропадало основное — глаза, взгляд, над которым он столько бился. Взгляд глаз, которые видели реки крови, поняли цену жизни и правды. Недетский взгляд на детском лице.
Написать так, чтобы он, окруженный другими людьми, все же был в центре их внимания? У Мазитова
