Жиган: жестокость и воля - Сергей Зверев

«Васька, — думал он, — откуда ж ты вынырнул? Пионер-герой Васек Трубачев. Это капитан Елизаров тебя так назвал. Сколько лет прошло? Шесть? Семь? Ладно, неважно. Главное, что ты живой, земляк».

Судьба свела Константина Панфилова с увальнем из подмосковной деревни Крапивино Василием Трубачевым в учебке.

Инструктор по рукопашному бою капитан Елизаров заставлял новичков-салабонов тренироваться до седьмого пота, выжимая из них все силы. И как это он тогда говорил:

— Вы все должны вернуться домой живыми. Мне не нужны чемпионы, мне нужны люди, которые смогут остаться в живых после любой передряги. Но одного умения драться для вас мало. Этому можно научиться быстро. Знаете такую поговорку: «Если зайца долго бить, можно научить курить»? Вы должны научиться не только грамотно махать руками и ногами, но и в случае необходимости зарыться в землю, работать штык-ножом и даже перегрызть противнику горло. А еще вы должны быть выносливыми, как ишаки. Летать и ездить вам придется мало, а вот пешком по горам да еще с полной экипировкой — едва ли не каждый день.

Вначале Василий Трубачев был спаринг-партнером Константина Панфилова в учебном подразделении.

После этого они оказались в составе десантно-штурмового батальона, действовавшего в Афганистане. Мало того — даже в составе одного взвода…

… В тот холодный зимний день группа из двух офицеров и десяти бойцов на вертолетах была доставлена в район одного из горных кишлаков.

Группе предстоял пятнадцатичасовой пеший марш с полной экипировкой по горам в условиях снегопада. Между прочим, полная экипировка — это полтора-два пуда вооружения, боеприпасов, мин и взрывчатки.

К утру следующего дня группа вышла в заданную точку, где предстояло выполнить порученное задание.

Базу решили не устраивать, чтобы лишний раз не рисковать.

Тщательно подготовив к бою оружие, а также снарядив минные средства, отряд выдвинулся к дороге, проходившей по дну неглубокого горного ущелья.

По сведениям разведки, полученным из агентурных источников, по этой дороге должен был пройти вьючный караван с оружием для духов.

Дорогу заминировали проводными фугасами, а основную засаду устроили на середине склона ущелья. Гранатометчик Трубачев и снайпер Панфилов находились в трех метрах друг от друга.

Караван должен был появиться к вечеру, но сутки ожидания прошли напрасно.

Бойцы к этому времени не спали двое суток и стали вырубаться.

Снегопад прекратился еще накануне, но, очевидно, какие-то следы остались, потому что засаду обнаружила разведгруппа моджахедов.

Афганцы появились на склоне ущелья примерно на одном уровне с засадой и почти сразу же открыли огонь.

Из-за этого численность «духов» определить было трудно. Кроме автоматов и пулемета, у них имелись снайперские винтовки и ручные гранатометы.

После первого же разрыва гранаты, пущенной из афганского «РПГ», командир группы получил тяжелое ранение.

Панфилов снял гранатометчика вторым выстрелом из своей «драгунки».

Трубачев аккуратно отправлял на позиции «духов» одну гранату за другой из своего «РПГ-7».

«Духи» стали потихоньку отступать. Плотность огня с их стороны снизилась, да и прицельно стрелять им тоже не давали.

Но неожиданно к афганцам подошло подкрепление. Возможно, это появилось сопровождение каравана, а впрочем — кто его поймет.

Снова заухали ручные противотанковые гранатометы. Осколки от разорвавшихся гранат пролетали над самой головой.

Под покровом быстро спустившейся темноты группе пришлось спешно отходить.

Дорогу на дне ущелья на всякий случай взорвали. Идти старались по тем местам, где еще не намело снега, чтобы не оставлять следов.

На месте засады установили мину направленного действия.

Взрыв услышали, уже находясь на хребте, над местом засады, метрах в четырехстах от нее.

Пройдя еще два часа, решили остановиться и по радиостанции вызвать вертолет для эвакуации.

На месте сеанса связи также оставили мину направленного действия и, к своему ужасу, услышали ее разрыв спустя четверть часа.

Бойцы шли из последних сил, а ведь им приходилось еще нести раненого командира.

И тогда единственный оставшийся офицер принял решение — оставить заградительный заслон.

Требовались два добровольца. Ими стали бойцы Панфилов и Трубачев.

Несмотря на неподходящее время, вертолеты все-таки вылетели к месту эвакуации.

Но Константину и Василию пришлось сорок минут сдерживать висящих на хвосте «духов».

Хотя группа оставила им все боеприпасы, какие только возможно, экономить приходилось буквально каждый патрон.

Их спасло только появление «вертушек». Они прибыли в тот самый момент, когда боеприпасов у Василия и Константина оставалось минуты на две-три хорошего боя.

Их дождались, не бросили, но буквально в пятнадцати метрах от вертолета «духи» все-таки достали Василия.

Пуля попала ему в плечо. И последние метры до «вертушки» Константин тащил Василия на себе…

Телефонный звонок заставил Константина отвлечься от воспоминаний об афганском прошлом и снять трубку.

— Костя, ты? — послышался сквозь треск телефонной линии знакомый голос.

— Васька, откуда? Какими судьбами? — воскликнул Панфилов.

— Считай, что с того света.

— Мне передавали, что ты вчера звонил. Ты где сейчас?

— Да, в общем, недалеко. Железнодорожная, десять. Знаешь, где это?

— Найду.

— Бывшее правление жилищного кооператива. Подвальное помещение. Подходи, есть разговор.

— Добро. Ты-то сам как?

— При встрече все расскажу. Извини, долго разговаривать не могу —телефон служебный, своего пока не завел.

— Скоро буду.

Положив трубку, Константин допил уже совершенно остывший кофе и вышел из кабинета.

— Жанна, все дела оставляю на тебя. Не подведешь?

Она кисло улыбнулась.

— Постараюсь. А вы куда?

— Надо со старым другом повидаться.

— Вы сегодня еще появитесь, Константин Петрович?

— Не знаю, возможно.

Глава 10

Константин свернул во двор панельного пятиэтажного дома на Железнодорожной улице — ничем не примечательного среди сотен и тысяч подобных строений.

По тихому дворику неспешно брела одинокая старушка с мусорным ведром в руке.

Константин припарковал «Жигули», вышел из машины и обратился к старушке с вопросом:

— Где тут помещение правления жилкооператива?

— А вот оно, — она махнула рукой, — в подвале первого подъезда.

Константин потянул на себя грубо сколоченную из неструганых досок дверь и спустился по ступенькам в тесный подвал, освещенный единственной лампочкой под потолком.

Здесь находилась еще одна дверь, на которой висела табличка с надписью: «Саланг». Прочитав название, Константин едва заметно улыбнулся. Возможно, для старушки во дворе это слово ничего не значило, но те, кто хоть раз побывал на знаменитом афганском перевале, никогда его не забудут.

За дверью, обитой жестью, оказалось две комнаты. В одной, совсем маленькой, были грудой навалены пачки бумаги, пустые картонные упаковки. Из другой доносился редкий стук пишущей машинки.

Константину пришлось нагнуться, чтобы не удариться головой о низко нависший дверной косяк.

В комнате, своими размерами и обстановкой напоминавшей камеру штрафного изолятора, за одиноким столом сидел давний армейский друг Константина Василий Трубачев и неумело, одним пальцем пытался напечатать какой-то документ.

— Здорово, пионер-герой, — широко улыбнулся Константин.

— Здорово, если не шутишь, — ответил ему улыбкой Василий.

Он отодвинул стул, наклонился и зачем-то стал шарить рукой под столом.

— Ты никак для меня цветы припас? — засмеялся Панфилов.

— Нет, — каким-то виноватым тоном произнес Трубачев, — просто без них я встать не могу.

Он вытащил из-под стола костыли и, опираясь на них, направился к Панфилову.

Улыбка сползла с лица Константина, когда он увидел пустую подвернутую штанину на месте правой ноги. Константин замер, лицо его помрачнело.

— Что? — только и смог вымолвить он.

— Первая группа инвалидности, но могло быть и хуже.

Наконец боевые товарищи обнялись, правда, Василий мог пользоваться лишь одной рукой, придерживая в другой костыли.

Всей своей внешностью Трубачев напоминал русского былинного богатыря — высокий, плечистый, с руками-кувалдами. Его прямые русые волосы были зачесаны назад, а на верхней губе красовались все те же знакомые пшеничные усы.

И душевные качества Трубачева вполне соответствовали его внешности. Может, не слишком образованный, но всегда открытый, честный и прямой. Смелости и мужества Трубачеву тоже хватало.

Такому человеку Константин мог без раздумий доверить свою собственную жизнь.

— Ты это… садись, — Василий показал на колченогий стул. — Я тоже присяду, а то мне, сам понимаешь, стоять тяжеловато.