Миры Филипа Фармера. Том 05. Мир одного дня: Бунтарь, Распад - Филип Фармер

Ожидая, пока священник закончит ритуал, Дункан проверил панель управления. Задержка раздражала его, но спорить с Кабтабом было бы пустой тратой времени. Дункан знал, насколько упрям может быть толстяк. Больше всего Дункана бесило, что патрульный Лю не являлся ни католиком, ни вообще верующим. Последователю любой религии автоматически преграждался доступ в полицию или в любое другое государственное учреждение. Неважно. Падре Коб и Сатане дал бы святое причастие, находись тот без сознания (а будь тот в сознании — успокоил бы кулаком).

Дункан глянул на часы. Жители среды уже давно находятся в цилиндрах. Через десять минут проснется четверг.

Наконец из темноты выступило серьезное лицо падре Коба.

— Готово. Да обрящут они просветление в Великом Там.

Дункан не стал спрашивать, где находится Великое Там.

— До встречи, падре, — ответил он. — Лучше бы вам поскорее убраться отсюда.

— И не забудь исповедаться в своем ужасном грехе, когда вернешься! — крикнул падре, когда машина поднялась в воздух. — Я не смогу дать тебе отпущение грехов, если ты не раскаешься искренне — кто же тогда отпустит грехи мне?

Слова его Дункан разобрал с трудом. Машина направлялась к лесу.

— Господи Боже! — пробормотал Дункан, подумав, что Кабтаб согласился бы с его словами, хотя отверг бы то значение, в котором Дункан употребил их.

Дункан пролетел около шести миль, ведя машину над самыми верхушками деревьев и не упуская дороги из виду. Он посадил машину между двумя огромными деревьями, откуда не были видны ни огни поселка, ни шоссе, вылез из кабины и выволок органика. Света «мигалок» хватило, чтобы Дункан смог разглядеть открытые глаза Лю. Если органик и был напуган, то хорошо это скрывал. Дункану это было неприятно — он не хотел убивать храбреца. Он вообще не хотел убивать, ни труса, ни смельчака. Но кем (или чем) бы он ни был до того, как стать Уильямом Сент-Джорджем Дунканом, теперь он стал человеком, исполняющим свой долг. В пределах возможного — ребенка он не убьет никогда.

Дункан вытащил протонный пистолет органика и прострелил Лю грудную клетку. Тот беззвучно повалился на бок. Дункан перевернул труп, вынул кляп и снял веревки с рук и ног покойника, потом опалил лучом правое бедро Лю, изображая промах.

Затем Дункан снова залез в машину и медленно полетел сквозь лес. Через полмили он поднял машину на уровень верхушек деревьев и двинулся к дороге. В двух милях от того места, где остался труп Лю, он вновь посадил аппарат. Швырнув на траву вялое тело двойника, Дункан выстрелил ему в левое колено. Шар на концах ствола выплюнул струйку лилового света, вспыхнули плоть и ткань. Несмотря на ливень, Дункан уловил запах обугленной плоти.

Дункан склонился над своим двойником. Лицо того оставалось спокойным; если тело и чувствовало боль, то мозг ее не воспринимал. Вытащив из-за пояса длинный охотничий нож органика, Дункан вонзил лезвие на несколько дюймов в живот дупликата, потом выдернул нож и зашвырнул в кабину. Рана сама по себе не смертельная, но без медицинской помощи двойник скоро истечет кровью.

Когда органики поутру обнаружат труп двойника, они начнут искать патрульного Лю и быстро найдут. А потом попытаются понять, что случилось. Если все пойдет, как рассчитывал Дункан, то ганки представят себе нечто вроде следующей картины: сразу же после того, как патрульный Лю доложил в штаб, на него напал изгой. Или же Лю на него наткнулся сам. Как бы то ни было, началась драка; Лю прострелил противнику колено, но тот накинулся на него, сумел выбить или вырвать из рук ганка протонный пистолет. Лю попытался заколоть Дункана ножом, но изгой добрался до пистолета и застрелил органика. Потом Дункан залез в машину и улетел. Нож он вытащил из раны и бросил в кабине. Чувствуя, что теряет сознание, Дункан посадил машину, но, выйдя, не успел сделать и пары шагов, как упал и умер.

Если ганки поверят в это, охоте конец.

Дункан побрел через луг. Лил дождь, который смоет грязь с ботинок, а следов на траве не остается. Если мимо не пронесется правительственная машина, изгоя не заметит никто, а в такой час вряд ли кому-то придет в голову ехать в деревню. Как Дункан и ожидал, на дороге ему не попалось ни одной машины. В миле от деревни он свернул в лес — путь через лес длиннее, но так изгоя никто не увидит. До склада он добрался незадолго до рассвета. Локс и Кабтаб ждали у самой двери. Ровным, невыразительным тоном Дункан рассказал им все. Услышав об убийстве, Локс поморщился. Кабтаб перекрестился и принялся молиться по-японски.

— Это война, — сказал Дункан. — Он был солдатом и погиб в сражении.

— Исповедаться не хочешь? — спросил падре.

— Не смеши меня, — ответил Дункан и ушел.

Глава 11

— Если бы мои чувства можно было так легко ранить, — сказал Дункан, — они уже ныли бы.

— Почему? — спросил Локс.

Вместо Дункана ответил падре:

— Потому, дорогой наш вождь, что от бедняги отшатнулись все, кроме тебя, меня и еще, может, Уайльда. Дункан убил человека и отнюдь не в целях самозащиты. Хотя, если рассматривать все последствия и сложности, он в определенном смысле — весьма определенном — защищал таким образом не только себя, но и весь отряд. Дункан ясно заявил, что этого человека, наверное — скорее всего — придется убить. И никто из нас не остановил его. Так что все мы виновны. Но разве это втолкуешь людям? Для них он козел отпущения, Каин-братоубийца, хотя…

— Вот от меня и шарахаются. Все молчат, ни слова упрека, но смотрят на меня как на монстра. — Дункан пожал плечами.

— А если бы на нас наткнулся не органик, а ребенок, — спросил падре Коб, — ты бы и его убил?

— Нет, — ответил Дункан. — Не смог бы.

— А почему нет? Ребенок тоже мог бы нас выдать — ты же поэтому прикончил органика, разве нет? Чтобы не позволить ему обнаружить наше присутствие? Если бы ты пощадил ребенка — почему не пощадил взрослого?

Дункан неловко поерзал в кресле.

— К счастью, мне не пришлось проверять себя подобным образом. В сущности…

— В сущности, — жестко перебил его Локс, — Дункан сделал единственно возможное. Он принес в жертву этого человека, чтобы спасти всех нас. А на вас мне смотреть жалко. И противно.

Падре проигнорировал этот выпад.

— Тебя это убийство не беспокоит? — осведомился он. — Совесть не покалывает?

— Кошмары были, — признался Дункан. — Невысокая плата.

— Давайте оставим бесплодную философию, — потребовал Локс. — У нас достаточно реальных проблем.

— Философия, этика, фантазии, гипотезы, воображение — все это часть реальности, — возразил падре громко и похлопал себя по неохватному брюху, словно оно воплощало для него упомянутую реальность. — Целое состоит из его частей — философии, этики, гипотез…

— Возвращаясь к насущным вопросам, — рявкнул Локс, — ты хочешь отправиться с Дунканом в Лос-Анджелес. Это потребует кардинальных изменений в плане. Мне придется связаться с осведомителем, получить его разрешение — если я его получу, — выправить тебе новое удостоверение личности, пропуска, визы и все прочее. Ты уверен, что хочешь покинуть нас, святой отец? Многие из нас полагаются на тебя, как на своего духовника.

— Как я уже говорил вам, шеф, было мне ночью видение. Сияющий ангел явился мне и приказал шевелить задницей, покинуть сей край и паству мою и уйти, отряхнуть прах пустыни с ног и бродить отныне среди жителей великих городов, Моя миссия…

— Знаю, знаю, — устало проговорил Локс, — четвертый раз слышу. Ладно. Если получишь разрешение, поезжай. Но ты знаешь, что скажет твоя паства. Что ты крыса, бегущая с тонущего корабля.

— Да кто их тут держит? — возмутился падре.

Локс повернулся в кресле и принялся работать на компьютере. Дункан встал.

— Пойду пройдусь, — сказал он.

И вновь он стоял перед серой статуей Пантеи Сник. Что же ему с ней делать? Логика и обстоятельства требовали оставить все как есть. Раскаменить ее, а потом превратить в статую вновь только ради того, чтобы удовлетворить свое любопытство, было бы жестоко. Если она страдала неизлечимой болезнью, то, оживленная, она подумает, что может исцелиться. Однако на смертельно больную Пантея Сник не походила. Скорее всего она попала на склад за какое-то преступление. В этом случае ее можно завербовать. С другой стороны, лишний человек — лишние проблемы для Локса, а у того и так забот хватает. Дункан сильно сомневался, что получит разрешение раскаменить Сник.

— Я должен выяснить, что в этой женщине меня так терзает, — пробормотал Дункан.

«Должен» преодолело «не имею права». Дункан прошел в секцию роботов-носильщиков, включил и запрограммировал одну из машин. Он следовал за роботом, пока тот волок тяжелую статую в каменатор и устанавливал внутри аппарата. Дункан быстро захлопнул цилиндр, включил установку, потом распахнул дверь, и бледная испуганная женщина выскочила из каменатора.