Герои и подлецы Смутного времени - Вячеслав Манягин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Впрочем, весь род Шуйских был особо искусен в интригах, так что для Василия Ивановича, выжившего вопреки всему под пятой четырех царей [77] , которым он постоянно был в оппозиции, интрига являлась нормой жизни. Карьера его протекала, мягко говоря, неплохо. До того момента, когда Борис Годунов начал готовиться к захвату престола. Он последовательно устраняет из Москвы всех конкурентов. Попал «под раздачу» и Шуйский. В 1587 году он сослан в Галич, город к северу от Костромы, близ родового имения Романовых. Быть может, это была роковая ошибка Годунова – поселить рядом Рюриковичей Шуйских и возвысившихся лишь при Грозном Романовых, которые, вдалеке от зоркого ока Москвы могли встречаться и обсуждать сложившуюся ситуацию. А ведь рядом был и Углич с царевичем Дмитрием и семейством Нагих…
В 1591 году Годунов совершает еще одну критическую ошибку: назначает Василия Шуйского членом следственной комиссии по делу о смерти царевича Дмитрия. Борис рассчитывал, что если уж опальный Рюрикович признает смерть своего малолетнего сородича «случайной», то тем самым правитель отведет от себя все подозрения в организации убийства и заткнет рты многочисленным сплетникам. А в том, что Шуйский сделает все как надо, у Годунова не было никаких сомнений. Он знал о честолюбии и властолюбии Шуйского, и сделал ему предложение, от которого невозможно отказаться: следственная комиссия запишет, что царевич сам наткнулся на ножик, а Шуйский станет в том же году членом Боярской думы и наместником Новгорода Великого – по существу, третьим лицом в государстве после царя Федора и правителя Бориса. Ведь новгородские наместники имели весьма обширные права – вплоть до права вести переговоры с иными государствами.
Во время династического кризиса 1598 г., когда после смерти Федора Ивановича прервалась династия Ивана Калиты на русском престоле, Годунов доверил Василию Шуйскому возглавлять Полк правой руки в так называемом «Крымском» походе (который на деле был фикцией и имел только одну цель – завоевание Годуновым популярности среди российского дворянства).
Участие в следствии по Углическому делу дало Шуйскому возможность овладеть такой полнотой информации, что он неизбежно становится общепризнанным экспертом в этом вопросе. А знание – это сила. Но до поры, до времени Шуйский не торопится проявлять свою силу и остается внешне вполне лояльным Годунову. Лояльным до такой степени, что тот считал основной угрозой для себя род Романовых (и, может, не совсем в этом ошибался), а Шуйского в самый тяжелый момент своего правления, когда Дмитрий начинает становиться по-настоящему опасен, назначает командующим Полком правой руки и направляет против соперника.
И, казалось бы, Шуйский оправдывает его надежды. При его непосредственном участии битва под Добрыничами закончилась разгромом Дмитрия. Но тут же Шуйский делает все, чтобы разгром этот не стал окончательным поражением дела претендента на московский престол – и русское войско бездействует несколько месяцев, бесплодно осаждая второстепенные городки, давая возможность вновь усилиться Дмитрию.
Или – ожидая таинственной и внезапной кончины Бориса?
Так или иначе, но к июню 1605 года (то есть, к кульминации событий) Шуйский уже в Москве. Тут-то он и использует свой «статус эксперта». Когда 1 июня 1605 года в Москву явились от Дмитрия посланцы – Плещеев и Пушкин – и стали зачитывать историю чудесного спасения царевича из лап Бориса, москвичи кинулись к Шуйскому за разъяснением: а что там было на самом-то деле?
Без тени сомнения князь и боярин Шуйский поведал народу, что всегда знал правду, и скрывал ее только из страха перед Борисом, которому и маленького мальчика зарезать – плевое дело, а уж его, Шуйского, он прикончил бы без всякого зазрения совести. Правда же вот какова: Борис послал в Углич убийц, но царевича спасли, а вместо него был убит поповский сын.
Возмущенный народ бросился в Кремль, схватил Годуновых… Вскоре царь Федор Борисович с матерью были зверски убиты, их родня и прогодуновский патриарх Иов сосланы (вот вопрос: случилось бы это, если бы не «свидетельство» Шуйского?). За матерью царевича Дмитрия, Марией Нагой отправился родственник Василия Шуйского, будущий знаменитый военачальник князь М.В. Скопин-Шуйский. И после того, как доставленная в Москву царица Мария (во иночестве Марфа) принародно признала своим сыном «нареченного» Дмитрия, уже никто не сомневался, что на этот-то раз Шуйский, наконец, рассказал правду.
Не тут-то было! Буквально на второй день после того, как в Москву вошел Дмитрий и столица ликовала по поводу обретения «урожденного» царя, Шуйский позвал к себе в дом торгового московского человека Федора Конева (с купцами Москвы и Великого Новгорода у Шуйских всегда были отличные отношения. Может быть, за любовь к купцам Шуйского и прозвали Шубником?) и «по секрету» сообщил ему, что новый царь вовсе не Дмитрий, а самозванец, ставленник польского короля и римского папы, обязавшийся продать им православную веру и Русь. А своим братьям и близким друзьям заявил открытым текстом, что «мавр сделал свое дело, мавр может уходить» – после того, как пал Годунов, можно расправиться и с Дмитрием.
Однако и у стен бывают уши. Рыскавшие по Москве казаки атамана Карелы, игравшие при Дмитрии роль политической полиции, схватили нескольких купцов, неосторожно обсуждавших то, что сообщил им боярин Шуйский. Купцы упираться не стали и выдали князя Василия. Заговор был раскрыт, Шуйского судили «народным» всесословным судом и приговорили к смерти.
Надо отдать ему должное – когда Шуйский остался лицом к лицу со смертью, то не стал юлить и вымаливать прощение. Он бесстрашно взошел на эшафот и обратился к народу с краткой, но мужественной речью: «Умираю за веру и правду!».
Палач предложил ему снять богато расшитую рубашку с воротом, унизанным по московскому обычаю жемчугом (одежда казненного доставалась палачу как бонус, и он вовсе не желал пачкать такую ценную вещь кровью). Но князь воспротивился, заявив, что хочет в ней предстать перед Господом. Пока между боярином и палачом шло пререкание о рубашке, появился гонец, сообщивший, что царь Дмитрий даровал смертнику жизнь. Вот и еще вопрос: а не догадывался ли Шуйский о помиловании заранее? По всей видимости, у него в Кремле была сильная рука, потому что, сосланный после несостоявшейся казни в Вятку, Шуйский, едва успев доехать до места, тут же вернулся в Москву, получив от царя полное прощение и отнятые у него боярский сан и вотчины.
Урок не прошел для боярина зря – и вскоре на том месте, где князь Шуйский препирался с палачом о рубашке, лежал изуродованный до неузнаваемости труп помиловавшего его Дмитрия.
А в Кремле Василий IV Иванович Шуйский, царь Московский и всея Руси, думал с ближними боярами думу: как убедить народ, что убийство того, кого все считали сыном Ивана Грозного и воцарение его убийцы – дело справедливое и святое. Можно сказать – восстановление правды Божией.
И во все концы России из Москвы полетели грамоты. Писали бояре, писала несчастная монахиня-царица Марфа-Мария Нагая, дважды потерявшая сына, писал, наконец, сам царь Василий. Из грамот народ с изумлением узнал, что царь Дмитрий был самозванец расстрига Гришка Отрепьев, врун, колдун и еретик, которого отважно сразил крестоносец боярин Шуйский, а мать убиенного младенца Дмитрия самозванец запугал и заставил признать себя сыном – и вот теперь она кается всенародно…
Как писал С.Ф. Платонов, «…слушая все эти грамоты, русские люди знали, что Шуйский постоянно переметывался со стороны на сторону в этом деле, что сам же он заставил Москву уверовать в подлинность Дмитрия, что Марфа (достойная сотрудница Шуйского и такой же как и он, образец политической безнравственности того времени) когда-то с восторгом принимала ласки самозванца и очень тепло на них отвечала. При таких обстоятельствах много оставалось места недоразумениям и сомнениям, и их нельзя было рассеять двумя-тремя грамотами» [78] .
Действительно, Шуйский, несмотря на все свое рюриковское аристократическое происхождение, воспринимался огромным числом людей как самозванец, захвативший престол не дождавшись Земского собора; претендент, выкрикнутый сомнительными личностями на вече; царь, не венчанный на царство патриархом и убивший предыдущего царя, о котором сам же прежде свидетельствовал, что тот – истинный наследник престола.
В.О. Ключевской по этому поводу заметил: «Царем Василием мало кто был доволен. Главными причинами недовольства были некорректный путь В. Шуйского к престолу и его зависимость от кружка бояр, его избравших и игравших им как ребенком, по выражению современника».
Кроме того, антишуйские настроения в Москве были подогреты неожиданной смертью молодого народного любимца полководца князя Михаила Скопина-Шуйского.Историческая справка
Михаил Васильевич Скопин-Шуйский (8 ноября 1586 – 23 апреля 1610) – русский государственный и военный деятель Смутного времени, национальный герой времен польско-литовской интервенции. Сын крупного военного и административного деятеля эпохи Ивана Грозного боярина князя Василия Федоровича Скопина-Шуйского. В 1606 году с приходом к царскому престолу своего родственника, князя Василия Ивановича Шуйского, назначен воеводой. Активно участвовал в подавлении восстания Ивана Болотникова. Под Калугой войско Болотникова потерпело поражение от Скопина-Шуйского.