Обезьяна и сущность - Олдос Хаксли

Архинаместник снова визгливо смеется.

Наплыв: в кадре, снятом через сильный микроскоп, сперматозоиды, яростно старающиеся достичь своей конечной цели - большого лунообразного яйца, находящегося в левом верхнем углу кадра. На звуковой дорожке тенор допевает последние пассажи листовской симфонии "Фауст": "La femme eternelle toujours nous eleve. La femme eternelle toujours..." {"Бессмертная женщина всегда нас возвышает. Бессмертная женщина всегда..." (фр.).}. Другой кадр: вид с воздуха на Лондон 1800 года. Затем - опять дарвиновская гонка на выживание и самосохранение. Снова вид Лондона, но уже в 1990 году, потом опять сперматозоиды и снова Лондон, каким увидели его германские летчики в 1940 году. Наплывом крупный план: архинаместник.

- Господи, - произносит он слегка дрожащим голосом, который всегда считается уместным для подобных фраз, - благодарим тебя за все эти бессмертные души, поселенные в тела, что год за годом становятся все более хворыми, захудалыми и паршивыми, поскольку все, что предсказывает Велиал, неизбежно сбывается. Планета перенаселена. Пятьсот, восемьсот, иногда даже вся тысяча человек на квадратную милю плодородной земли, а скверное земледелие уже начинает ее губить. Повсюду эрозия, повсюду выщелачивание минеральных солей. Пустыни наступают, леса хиреют. Даже в Америке, даже в этом Новом Свете, бывшем когда-то надеждой Старого Света. Спираль промышленности стремится вверх, спираль плодородия почвы - вниз. Больше и лучше, богаче и могущественнее, и вдруг - почти внезапно - голоднее и голоднее. Да, Велиал все это предвидел - переход от голода к ввозу пищи, от ввоза пищи - к резкому росту населения, от роста населения - опять к голоду. Опять к голоду. К новому голоду, голоду высшему - к голоду невероятно индустриализованных пролетариев, голоду жителей городов, у которых есть и деньги, и все удобства, и автомобили, и радиоприемники, и любые мыслимые приспособления, к голоду, вызывающему тотальные войны, которые, в свою очередь, влекут за собой еще более жестокий голод.

Архинаместник останавливается и опять отхлебывает из бутылки.

- И запомните, - продолжает он, - что Велиал мог добиться своего даже без искусственного сапа, даже без атомной бомбы. Быть может, немного медленнее, но столь же неизбежно люди уничтожили бы себя, уничтожив мир, в котором жили. Деваться им было некуда. Велиал уже поддел их обоими рогами. Если бы им удалось соскользнуть с рога тотальной войны, они оказались бы на роге голодной смерти. А начни они умирать от голода, у них появилось бы искушение прибегнуть к войне. И попытайся они найти мирный и разумный выход из создавшегося положения, наготове был еще один более коварный рог самоуничтожение. С самого начала промышленной революции Он предвидел: благодаря чудесам новой техники люди станут столь невообразимо самоуверенными, что потеряют всякое чувство реальности. Именно это и произошло. Эти жалкие рабы колес и гроссбухов стали поздравлять себя с тем, что покорили природу. Покорители природы, как же! В действительности же они просто нарушили равновесие в природе и вот-вот уже должны были начать расхлебывать последствия. Только подумайте, что они понаделали за полтораста лет до Этого. Загадили реки, истребили диких зверей, уничтожили леса, смыли пахотный слой земли в море, сожгли океан нефти, разбазарили полезные ископаемые, которые накапливались в течение целых геологических эпох. Разгул преступного тупоумия. И они называли это прогрессом! Прогресс, - повторяет архинаместник, - прогресс! Говорю вам, столь невероятная выдумка не могла родиться в простом человеческом мозгу - слишком уж много в ней дьявольской язвительности. Без посторонней помощи тут не обошлось. Без милости Велиала, которая всегда готова низойти, на тех, конечно, кто готов к сотрудничеству. А кто не готов?

- Да, кто не готов? - хихикнув, повторяет доктор Пул, который чувствует, что должен как-то исправить свою оплошность насчет церкви в средневековье.

- Он вложил им в головы две великие идеи: прогресс и национализм. Прогресс - это измышления о том, будто можно получить что-то, ничего не отдав взамен, будто можно выиграть в одной области, не заплатив за это в другой, будто только ты постигаешь смысл истории, будто только ты знаешь, что случится через пятьдесят лет, будто ты можешь - вопреки опыту предвидеть все последствия того, что делаешь сейчас, будто впереди - утопия и раз идеальная цель оправдывает самые гнусные средства, то твое право и долг - грабить, обманывать, мучить, порабощать и убивать всех, кто, по твоему мнению (которое, само собой разумеется, непогрешимо), мешает продвижению к земному раю. Вспомните высказывание Карла Маркса: "Насилие это повивальная бабка истории". Он мог бы добавить - но Велиалу, конечно, не хотелось выпускать кошку из мешка раньше времени, - добавить, что история это повивальная бабка насилия. Повивальная бабка вдвойне, поскольку технический прогресс сам по себе дает людям в руки средства огульного уничтожения, тогда как миф о прогрессе в политике и нравственности служит оправданием тому, что средства эти используются на всю мощь. Говорю вам, дорогой мой сэр, если в историке нет набожности, значит, он сумасшедший. Чем дольше изучаешь новейшую историю, тем явственней ощущаешь присутствие направляющей руки Велиала. - Архинаместник показывает рожки, освежается глотком вина и продолжает: - А потом еще национализм - измышления о том, будто государство, подданным которого ты оказался, единственное настоящее божество, а остальные государства - божества фальшивые, будто у всех этих божеств - настоящих или фальшивых, не важно - умственное развитие малолетних преступников и будто любой конфликт на почве престижа, власти или денег это крестовый поход во имя добра, правды и красоты. Тот факт, что ст_о_ит в какой-то момент истории появиться таким измышлениям, как они принимаются всеми за чистую монету, - лучшее доказательство существования Велиала, лучшее доказательство того, что в конечном счете битву выиграл Он.

- Я что-то не совсем улавливаю, - говорит доктор Пул.

- Но это ж очевидно! Положим, у вас есть два принципа. Каждый из них в корне абсурден, и каждый ведет к явно губительным действиям. Тем не менее все просвещенное человечество внезапно решает принять эти принципы в качестве линий поведения. Почему? Кто предложил, подсказал, вдохновил? Ответ может быть только один.

- Так вы имеете в виду... Вы думаете, что это дьявол?

- А кто ж еще желает вырождения и исчезновения рода человеческого?

- Верно, верно, - соглашается доктор Пул. - Но все равно как протестант я не могу...

- В самом деле? - саркастически осведомляется архинаместник. - В таком случае вы умнее, чем Лютер, умнее, чем вся христианская церковь. А известно ли вам, сэр, что начиная со второго века ни один правоверный христианин не считал, что человек может быть одержим Богом? Он мог быть одержим лишь дьяволом. А почему люди верили в это? Потому что факты не позволяли им верить во что-либо иное. Велиал - это факт, Молох - это факт, одержимость дьяволом - тоже факт.