Симилтронные пути - Екатерина Спасская

-- Гадость! — Я поморщилась.

-- Проблемы с выбором?

-- Думаю, только по внешнему виду я не определю вкусовые достоинства… блюд. Они мне, так сказать, не внушают доверия. Может, вы мне посоветуете…

Лэйкер снова внимательно на меня посмотрел.

-- Что едят в вашем мире? Только не перечисляйте названия блюд, а опишите ингредиенты.

-- Ну… — я задумалась. — Мясо, жареное или вареное, но обязательно соленое… Рыба… хотя нет, рыбу не надо. Еще салаты, то есть смесь различных плодов растений, иногда и мяса, с солью и майонезом…

-- Что такое майонез?

-- А… как бы объяснить… Такая масса, ее часто добавляют в блюда при готовке… Впрочем, неважно.

Мужчина нахмурился, но что-то поискал в меню.

-- Думаю, это подойдет, — сказал он, выбрав какое-то странное нагромождение из непонятных продуктов.

-- Лэйкер?

-- Что?

-- А почему, когда я села за столик, вы заказали вельканс не через… меню, а сделав устный заказ?

-- А вы, Аня, делаете поразительно точные замечания… Уверен, вы очень недолго будете иметь низкие порядки, уж поверьте. Я, кажется, говорил, что этот напиток — всего лишь условный знак. Но как любой знак, сам по себе он ничто, его нужно кому-нибудь показать. Вы привлекли к себе слишком много внимания, и мне пришлось во всеуслышание как бы заявить: "Все в порядке, она со мной." Да, кроме всего прочего, вельканс отсутствует в меню, и заказать его сможет лишь тот, кто уже знает о нем.

В это время на парящем подносе появилась прямоугольная стеклянная тарелка с заказом. Рядом же лежала зубчатая ложка, чем-то похожая на гнутые грабли.

-- Проведем эксперимент? — Мужчина пододвинул мне тарелку.

Что-то мне не понравилась эта фраза.

-- А вы?

-- У меня в рационе только безвкусная "гадость".

Я подцепила "ложкой" зеленый кусочек в оранжевую полоску и осторожно положила его в рот. И едва не выплюнула обратно в тарелку — таким кислым оказалось это нечто. Судорожно проглотив один кусок, я решила попробовать другой, темно-коричневый. Это оказался более съедобным и по вкусу напоминал жареную курицу.

-- Ну что? — Поинтересовался Лэйкер.

-- Есть можно, — процедила я.

-- Все равно советую постепенно переходить на питательные массы. С непривычки ваш желудок может немного неадекватно отреагировать на экзотическую пищу.

Я поморщилась, пережевывая кисло-соленый кусочек.

-- Лучше бы сказали это пораньше.

-- Ну, надо же мне было узнать, насколько вы чувствительны к вкусовым раздражителям.

-- Зачем?

-- Если вы попадете, точнее, КОГДА вы попадете в мое подразделение, я должен знать о ваших рефлексах как можно больше. Все-таки, вы далеко не местная.

-- Так, значит, вы специально заказали заведомо несъедобное для меня блюдо?

-- Да.

-- Ну, знаете ли… — я зло стиснула ложку-вилку и отодвинула тарелку.

-- Может, перейдем на "ты", а то мне сложно общаться на Транслите, соблюдая все правила данного стиля. Да и, впрочем, сказывается привычка.

-- Только с одним условием.

-- Каким?

-- Больше никаких подобных экспериментов. Хотя бы сегодня.

Лэйкер тихо засмеялся. Впервые за все время.

-- Согласен.

-- Тогда у меня к тебе ОЧЕНЬ много вопросов.

Глава 4

-- По правде говоря, у меня нет абсолютно никаких оснований жаловаться на прошлое. Во-первых, как я уже говорила, благодаря мачехе, недостатка в финансовых средствах не было вовсе; во-вторых, сколько помню, я всегда делала то, что хотела, и никто меня никогда не ограничивал; в конце концов, практически полное отсутствие врагов и недоброжелателей заметно облегчало мое и без того несложное существование.

Я потягивала из цилиндрического стакана какой-то сладкий и, что главное, вкусный коктейль, в то время как Лэйкер периодически закидывал в рот ярко-красные орешки из глубокой чашки и, не перебивая, слушал с нескрываемым интересом.

-- Другое дело, что и дружеские отношения у меня с окружающими складывались с большим трудом (Артем исключение). Так что нельзя сказать, что все и всегда у меня было замечательно. Поэтому даже не знаю, как ответить на твой вопрос. Однозначно и не скажешь.

-- Ну, тогда ты, может, приведешь в качестве примера какой-нибудь случай, оставивший после себя очень негативные воспоминания? — Спросил Лэйкер, выливая в рот остатки очередной порции этлина (что-то вроде крепкого виски).

-- На самом деле единственное, что меня действительно огорчает — я не знаю даже приблизительную дату своего рождения. Когда меня зачислили в детский дом (это что-то вроде приюта для брошенных детишек), мне было около года; точнее никто и не пытался определить, а потому в документы наугад внесли число и месяц. Вот почему я и не праздную свой "официальный" день рождения.

-- В Текландте его никто не празднует. Но это так, к слову. А что же все-таки стало с твоими родителями?

-- Не знаю, — пожала плечами я. — Да это было и нереально узнать в то время. Все, что у меня…

-- Что?

-- Ничего. Я практически не помню свое детство до удочерения. Какие-то смутные обрывки и не более того.

Проклятье! Чуть не проболталась насчет талисмана.

-- Но ведь по результатам генетической экспертизы можно без труда найти в общей базе данных потенциальных родителей. Почему… а… дай угадаю…

-- В моем мире ситуация с научно-техническим прогрессом и его внедрением в быт широких масс кардинально отличается от текландтского уровня. Отставая, думаю, церт этак на двести. Даже сейчас в моем мире не существует общей генетической базы данных. То есть, не существовало…

-- Мне правда очень жаль твой мир. Но в законы Веселес лучше не вмешиваться, иначе некому будет разгребать обрушившиеся на голову последствия.

-- Откуда у текландтцев такая тяга к фатализму и эзотерической философии? "Не стоит вмешиваться в законы Веселес", "все миры и лирены в них связаны незримыми энергетическими нитями". Ты меня еще предупреди о том, как опасна темная сторона Силы.

-- Темная сторона чего?

-- Ох… потом расскажу.

-- Тебя, наверное, сейчас беспокоит, что вернуться домой уже не получится никогда?

-- Знаешь, Лэйкер, это может показаться странным, но мне все равно.

-- Как? — мужчина на миг застыл со щепоткой орехов в руке, но затем все же донес ее до рта. — Как все равно?

-- А вот так. Поначалу, когда мне сказали, что участь родного мира незавидна, я действительно переживала, ведь тогда мне некуда будет возвращаться. Но сейчас меня не так уж и волнует, что станет с моим миром. Не то чтобы совсем не волнует, но плакать как-то не хочется. Наверное, это потому… потому, что меня с ним практически ничего не связывает.