Мой бывший муж - Лейк Оливия

Вику я не приглашал в наши с Никой дни, хотя она намекала, что хотела бы с моей дочерью познакомиться. Только я не готов к этому. И Вероника тоже. Ей тяжелее всего в этой ситуации, не хочу ее травмировать еще больше. Да и не должно возле меня быть других женщин, чтобы Катю не драконить лишний раз. А Вика просто корни в меня пустить хочет, связать, застолбить за собой, но дочь мою ни одна женщина не будет использовать в собственных целях. Ника – самое ценное, что у меня осталось.

– Едем? – Костик в окно открытое заглянул и как обычно во все тридцать два зуба улыбнулся. – Жрать хочу.

– Ну ты и животное, – не выдержал я и подумал, что вот ему точно жениться нужно. Чтобы хорошая баба из него человека сделала.

– Я – лев, – и гриву, густую и светлую, назад откинул. – Царь зверей и укротитель самочек. Я, кстати, в клубе на выходных встретил одну: приедем, расскажу, какие фокусы она умеет делать междуножкой своей.

– Тебе жениться нужно, – очень серьезно произнес я.

– Только на твоей Катюхе. Она же скоро свободной будет, – ухмыльнулся Костик.

– Пошел на хуй!

– Все-все, иду уже.

Я газанул и рванул в ресторан. Гребаные шуточки. Костик – мужчина и учить меня уму-разуму не брался, но без подначек не обходилось. Развестись с женой – мой выбор (ага, конечно: Катя за нас обоих решила!), и друг не осуждал меня, хотя к моей жене всегда испытывал теплые чувства. Костя всегда говорил, что завидует мне и не женится именно потому, что самая лучшая женщина замужем. Я не ревновал. Во-первых, в Мальвине своей всегда уверен был, во-вторых, предполагал, что это хорошая отмазка для него, чтобы не окольцовываться. А вот сейчас задумался.

Это к Кате моей мужики подкатывать начнут? А если уже начали? Вот гадство! Пока я, психанув знатно, плотно с Викой завязался и даже уверовал, что с Мальвиной по-настоящему конец настал. Пока негаданной свободой наслаждался, моя жена могла тоже ее прелестей вкусить?!

Я резко дал руля, залетая на парковку возле «Ухвата». Об этом я как-то не подумал. За десять лет привык, что тылы у меня защищены надежно, а самая красивая женщина на Земле меня любит и никогда не предаст. Я и сейчас Катю с другим представить не мог: только подумаю, и красной пеленой мир накрывает, как быка бешеного.

– Так, мне сырники, борщ, пирожок с мясом и капустой с яйцом. Томленную в печи лопатку с овощами и картофелем по-домашнему. Колобовой пирог сколько по времени? – спросил у девочки, записывающей дрожащей рукой за двумя взрослыми крупными мужчинами.

– Минут двадцать.

– Вот и его давайте. Еще большую тарелку к вину и, собственно, бутылку «Шабли Сент Клер».

– М-да, – нарочито изумленно начал Костик, – а я себя голодным считал.

– Ты привык херней всякой питаться, а мой желудок избирательный, ему домашнее нужно.

– Если бы у тебя еще кое-что избирательное было, – и выразительно на пах посмотрел, – то не побирался бы по ресторанам.

– Слышал, есть такое выражение «язык без костей»? – спокойно спросил я.

– Ну, слышал когда-то.

– Вот если ты, господин архитектор, «кости» в язык не вернешь, будешь на Казанском милостыню просить и никаких ресторанов.

Он заржал. Я тоже усмехнулся. Мы оба понимали, что моя угроза пустая: Константин Потрясов – профессионал, не пропадет, таких на рынке труда днем с огнем. Но намек, надеюсь, понял. Может, хотя бы полдня не будет подъебывать меня.

– Здорова, – Борис протянул руку. – Прошу прощения за опоздание, – и Косте пожал. Всегда вежливый и манерный, гиперспокойный и разумный. Бизнесмен европейского образца, как мы его называли. Только если выпьет, эмоциональным становится, и русская душа наружу рваться начинает. Тогда очки свои снимает и медведей с цыганами вызывать можно.

– О, а там не Катюха твоя сидит? – за спину кивнул Костик, когда уже пообедали и документами занялись. Я обернулся и безошибочно взглядом отыскал точеный профиль, хоть и сидела на другом конце зала. С адвокатом нашим встречалась. Без меня. Возможно, это не хороший звоночек, но я сейчас не мог думать о нюансах. Я жену месяца два точно не видел! Сначала остыть от страшной ссоры хотел, потом она пропала с радаров напрочь. Вообще не контактировала со мной. И мое самоуверенное «сама прибежит ко мне» осталось только моим. Не прибежала. Не простила.

Катя повернулась в мою сторону, словно взгляд жадный – мой взгляд! – ощутила. И красивая такая, глаз не отвести. Яркая блондинка в бледно-голубом пиджаке и таких же брюках, с волосами блестящими и уложенными идеально, я даже отсюда видел, как эффектно помада лежит на пухлых губах, словно влажные они, манящие, как спелая клубника. Я не понял, а где хотя бы намек на тоску о муже?!

Головой покачал и отвернулся. Это, конечно, ирония была. Катя никогда не покажет (особенно гаду, обидевшему ее), что внутри – в сердце и душе – происходит. Но, признаться, я был ошеломлен: и ей самой, и реакцией всего моего существа на нее.

– Смотри, какая красивая! – восхищенно присвистнул Костик, и даже Борис заинтересовался, хотя к чужим женам обычно внимания не проявлял, только деликатно ладонь целовал. – Ну, – Костя театральным жестом руки развел, – Катя страдающей не выглядит.

Блядь, я убью его. Точно! Но прав, конечно, прав. Екатерина Полонская абсолютно не казалась отчаянной домохозяйкой. Я внимательно следил за их с Рудольфовичем столиком, и когда засобиралась она, тоже поднялся. Покурить выйду. Костя тоже за мной увязался.

Мы стояли с айкосом, не подвергали никого пассивному курению и говорили исключительно о бизнесе, когда на выходе изящная фигурка моей жены показалась. Катя сначала замерла на ступенях, на меня глазами своими бархатными смотрела, затем спустилась, спокойная и деловая.

– Привет, Костя, – его поцеловала в щеку, а он и рад – приобнял в ответ, потом за руки взял.

– Ты все цветешь! – и воздух возле ее волос понюхал. – И пахнешь.

Идиот! Со своими дешманскими подкатами!

– Спасибо, – а Катя, мать вашу, зарделась от комплимента! Да ну нахер! – И за ведовской котел тоже. Ника в восторге.

– Она умничка, год на отлично закончила.

– Пока еще не закончила, но на правильном пути.

Пока эти двое вели свой смол-ток, не замечая меня, я дико бесился, а когда Катя все же снизошла и повернулась, кипел так, что пар из ушей валил.

– Блин, – она смущенно отвернулась, на Костю даже посмотрела, будто поддержка нужна, чтобы со мной диалог вести. Блядь. – Я не знаю, что сказать, – непосредственно произнесла, смущенно плечами пожимая. – Привет, что ли?

– Можешь поцеловать меня, если горишь желанием, – достаточно резко отозвался я. Говорю же, что закипел.

– Не горю, – холодно ответила, возвращая самообладание. – Здравствуй, Вадим.

– Здравствуй, Катя.

– Я пойду, – Костя вынул фильтр из устройства, выбросил в урну и мгновенно ретировался.

У меня внутри градус тестостероновой агрессивности сразу уменьшился, и я уже мягче добавил:

– Ты пропала куда-то… Как живешь вообще?

– Нормально живу, Полонский. Нормально. – Катя, впрочем, как и всегда, характер показывала. Ее зацепить легко, и она не выключится только потому, что я кипеть перестал. – Ты тоже надеюсь, не хвораешь?

– Твоими молитвами живу, Мальвина.

– Ну пока тогда, – и мимо пройти постаралась. Нет, мы еще не закончили! Если не хочет беседовать «за жизнь», то по делу поговорим.

– О чем с Рудольфовичем говорили, если не секрет?

– Секрет.

– Кать, я все равно узнаю.

Она плечом равнодушно повела и оглянулась демонстративно. Торопится типа. Злюка.

– Мне ждать сюрпризов на слушанье?

– Это не касается нашего развода, – ровно ответила, затем добавила саркастично: – Не волнуйся, саботировать процесс не собираюсь. И тебя, Полонский, держать не буду, – она обошла меня и к машине направилась.

– А что так? – вслед крикнул. Уязвила, признаю.

Катя, не останавливаясь, крутанулась грациозно, словно в танце, и ответила:

– Девять лет женаты, Полонский. Ты мне тоже надоел! И еще: не называй меня больше Мальвиной.