Революция - Анатолий Федорович Дроздов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Порфирий! Прочь поди, – сказал доктору, вскочившему при виде императора. – Нам нужно посекретничать.
Медик с поклоном удалился. Царь с умирающим остались лишь вдвоем.
– Чем могу помочь? – спросил Георгий. – Прислать целителя? Мои-то посильней посильнее твоего. Велю – и прилетит.
– Не нужно. Магия бессильна. Мне сто двенадцать лет! Тут никакой целитель не поможет. Омолаживающих чар пока не изобрели. Даже для царей.
– Зато сволочь Вильгельм не будет вечно жить… Прости. Он твой родственник тоже.
– С удовольствием уступлю ему свой гроб… Но не об этом я хотел говорить с тобою, Жора.
– Меня так пятьдесят лет никто не называл, даже ты. Слушаю тебя. Заранее обещаю: все, что смогу.
– Всего не надо. Ты знаешь, что наследника нет у меня.
– Двоюродные? – Георгий кивнул в сторону входа. – Мои лейб-гвардейцы едва не штыками и палашами их выпроваживали. Свора!
– Именно. Шакалы. Я не хочу, чтобы это… – старческая рука описала полукруг. – Досталось падальщикам. Поэтому позвал тебя – матерого хищника, а не трупоеда.
– Ты оставляешь мне империю Юсупова? Имения, банки, заводы, товарищество радиотелеграфической связи в Сестрорецке?
– Да. Сейчас привезут нотариуса.
Голос умирающего был слаб, но тверд.
– Не стоит, дядя, – решил государь после минутного размышления. – Дума вывернет все это и обратит против меня. Завещай Отечеству.
– Но ты же не абсолютный монарх-самодержец, чтобы сказать: «государство – это я».
– Государство – это очень в большой степени я.
– Хорошо. Но жаль. Всего жаль. Я рассчитывал на приемного.
Георгий откинулся в кресле и закинул ногу за ногу.
– Федор сделал больше, чем рассчитывали. Жаль, не уберегли.
– Ты был там. Неужели он действительно скомандовал: «Огонь на меня»? – старик даже приподнялся на постели.
– Преувеличение. Знаешь, какой разброс у 305-миллиметровых снарядов при пальбе более чем на двадцать километров? Скорее – не повезло. Но смелый был, коль туда полез. Прекрасно знал, чем грозит.
С минуту они помолчали, отдав дань памяти Федору. Затем их уединение нарушил деликатный стук в дверь. Гвардеец доложил:
– Господин нотариус изволили прибыть.
Князь поставил размашистую подпись под документом, передающим имущество Юсуповых до последнего треснутого черпака в доход казны. Старческие губы тронула ехидная усмешка. Он представил выражение лица кузена, его супруги и их испорченных, разбалованных детишек, когда узнают, что не получат и ломаного гроша.
Император взял завещание. Прочитав, расписался, высочайше засвидетельствовав последнюю волю Юсупова. Но, оказывается, это было еще не все.
– Георгий! Слушай меня, – произнес князь, когда они снова оказались наедине. – Ты пестуешь свои боевые навыки?
– Да, но без усердия. Времена меняются, дядюшка. Выход один на один с вражеским монархом, чтоб в честном бою решить исход войны, больше относится к былинам и легендам, чем к реалполитик. Смерть кайзера, я полагаю, не решит проблему.
– Так-то оно так. Не только в стервеце Вильгельме дело. Уходят славные, большие времена. Мы, Осененные с сильным даром, были столпом общества, его основой. Приемный сын мой, Федор, хотя и заполучил Зеркальный Щит, сам же способствовал переменам. Сотня простецов с его пулеметами запросто уложит любого боевого мага. Всего-то сотня необразованных крестьян! Так что победит не тот, у кого древние корни высокого рода, кто благороден или знатен, а кто больше соберет толпу со стрелялками. Уходит и мораль. Деньги для меня ничего не значили, потому всегда шли ко мне. Нонешнее поколение только о деньгах и толкует. Другие нравы.
– Скажешь, Осененные были безгрешные? Не смеши меня.
– Какое там… Вспомни, Жора, себя самого в юности. Лет шестьдесят назад. Хулиганил. Дерзил. Сладу с тобой никакого не было. Но даже тогда, в лихой молодости, ты имел понятие о чести. Теперь оно не у всех. Ой, не у всех… А ты – символ. Носитель морали.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Возьми мой дар. Выдержишь?
Умирающий распахнул шелковый халат и сдвинул вниз исподнюю рубаху под ним. Ткнул пальцем в амулет.
– Германский? – удивился император.
– Германский, – подтвердил Юсупов. – Попросил Вильгельма – еще задолго до войны. Тот уважил просьбу. Как знал, что буду умирать, и надо будет поделиться даром. Снова спрашиваю: выдюжишь?
– Уверен – да. У меня защитный дар. Но…
– Нет времени ждать, пока окочурюсь, – перебил Юсупов. – Не бойся Жора. Не заставлю ждать. Самому уж надоело. Отойди.
– Что?
– Беги на дальний конец спальни. Вдруг зашибу ненароком. Прощай!
Под балдахином над грудью старика возникло мокрое облачко. Ткань моментально отсырела. Осененный повелительно взмахнул руками. Из облачка ударили ледяные стрелы, пробившие его тело насквозь, и растаяли. Остатки облака пролились дождем.
Император закрыл глаза усопшему. А потом снял с его шеи амулет и сжал в ладони.
Запоздало понял: переоценил свои силы!
На сдавленный крик императора в спальню ворвались лейб-гвардейцы. Старший наряда моментально решил: покушение! Юсупов убит. Государь катается по ковру, пораженный неведомой магией, кричит, руки и ноги дергаются, изо рта хлещет пена, из ушей – кровь…
Но Георгий вдруг затих и поднялся на ноги. Посмотрел на амулет в своей руке и бросил его на кровать к покойнику. Вытер рот платком.
– Полковник! – приказал командиру лейб-гвардейцев. – Распорядитесь тут прибраться. Я срочно возвращаюсь в Петроград.
– Слушаюсь, Ваше Императорское Величество! – вытянулся Осененный. До него дошло, свидетелем чего он стал.
По дороге к вестибюлю главного входа, за которым императора ждал лимузин и несколько авто охраны, Георгий успел поблагодарить судьбу, что оправился от шока, вызванного перетоком магии. Мог и умереть. Потом принялся размышлять, что делать с внезапно свалившимся на голову богатством.
Предприятия Юсупова, своего рода империя внутри Российской империи, приносят огромную прибыль. Одни только налоги составляют многие миллионы в год. Хватает и ненужной роскоши. Поместья и усадьбы… Взять хотя бы этот вот дворец. На него не найти покупателя. Одно только содержание дворца, как видится, обходится в десятки тысяч в месяц…
Так, решено.
