Самый длинный день в году (СИ) - Тарханов Влад

К столику подошел невысокий мужчина с тонкими усами и короткой стрижкой, более характерной для военных, чем гражданских лиц.

— Николаус фон Белов. Гельмут Рикельдорф. Вы беседуйте, господа, я же вынужден откланяться. Дела. — генерал откланялся. Николаус молча подождал, когда господин Рикельдорф присядет за столик, официант тут же подал кофе, фон Белов заметил, что генерал не допил свой кофе, так стремился быстро освободить место приезжему швейцарцу. Швейцарец ли этот господин? Внешность ничем не примечательна. Обменялся с официантом несколькими фразами, акцент? Нет, так не скажешь, вроде бы нет. Николаус уже решил, что от этой встречи дурно пахнет, так что сообщить надо будет, пусть там и узнают об этом господине подробнее, швейцарец он или только притворяется жителем свободолюбивых горных кантонов.

— Герр Николаус, я попрошу вас выслушать меня, поверьте, мне стоило больших усилий организовать эту встречу, и она важна для нас обоих.

Адъютант Гитлера чуть пожал плечами, мол, посмотрим, его же визави продолжал говорить:

— Ваш руководитель год назад принял очень неправильное решение, как сказал Антуан де ла Мёрт: это больше чем преступление, это ошибка!

Николаус скривился, теперь точно придется этот разговор продублировать СС, как жаль генерала Беккера, но ничего не поделать.

— Я имею ввиду принятие решения напасть на Советский Союз. Вы знаете, почему Наполеон проиграл кампанию 1812 года? Не говорите, что причиной тому была русская зима, нет, может быть вы не знаете, но русские точно знали все планы Наполеона, даже расположение и численность его армии, а также направления и цели военных действий. Всего-то небольшой чиновник, переписывающий бумажки в своем министерстве. Исходя из точных данных, великий русский полководец Барклай де Толли предложил стратегию разгрома европейской армии Наполеона. И эта стратегия прекрасно сработала. Но мы ведь здесь не для разговоров на историческую тему.

Официант принес еще кофе. Господин Гельмут сделал глоток и продолжил:

— Я здесь не для того, чтобы шантажировать вас и склонить к сотрудничеству таким грязным методом. Хотя бы мог. Не верите? Зря! Посмотрите сюда, в эту папочку.

Николаус посмотрел. И тут же побледнел. В папке были два листка, почему-то оба с бурыми пятнами, похожими на пятна крови. Он хорошо знал оба листка. И теперь понимал, что у него остался один выход: застрелиться.

Лето под Липецком короткое, но жаркое. Немецкие курсанты чувствовали себя в Липецке более чем вольготно. Тогда, в конце двадцатых, кто-то из руководителей и инструкторов регулярно выбирался на охоту, курсанты обожали прогулки на природу, а в жару отдых у реки были для немецких ребят вполне обыденным времяпровождением. Вольготно? Очень вольготно проводили ребята время у реки, с девочками, причем многие девочки находились в компании с немецкими камрадами нагишом. По этим голодным временам девушки (и несовершеннолетние девочки в том числе) были недорогими и весьма доступными. Кстати, многие курсанты женились на русских фрау и проживали потом в городе Липецке на съемных квартирах, откуда на аэродром их привозили машинами. Дисциплина у будущих летчиков была ни шатко, ни валко, отклонения от маршрутов — обычным делом, особенно при полетах без инструкторов. 29 августа от маршрута отклонился и молодой Николаус, надо отдать должное — не из стремления похулиганить, а потому что заблудился. Это был его второй вылет в самостоятельный полет на истребителе Арадо SD I, увлекся, у этой машинки скорость была намного больше учебных Альбатросов, вот так и получилось. Приземлился на лугу недалеко от какой-то деревушки. Место живописное: луг, березовые рощи, речка совсем рядом, вон, блестит на ярком солнце, слепит. Решил пойти в село, а вдруг оттуда можно будет дать знать о себе, по инструкции, после такого вынужденного приземления надо было дождаться техников. Этот истребитель был один на всю школу, так что инструктор ему все мозги выел своими инструкциями. Ну да, орднунг! Зачем она ему так откровенно улыбалась? И не выглядела она на свои тринадцать лет. Вполне сформировавшаяся зрелая девица! Крупная, сбитая, пахнущая молоком и травами. А тут папаша! А с ним милиционер еще нарисовался. И не было у него при себе денег этих советских, как назло, оставил в казарме. Не смог откупиться. А всего через час говорил уже с немолодым сотрудником ОГПУ. И тот провел вербовку молодого немецкого военлета быстро, качественно и непринужденно. Так появилась расписка на немецком о согласии сотрудничать. А еще через час Николас встречал техничку на берегу реки, чуть поодаль от самолета. Двое суток потомок померанских аристократов мучился, хотел доложить о случившемся Шару, понимал, что это поставит крест на его военной карьере, и позора не оберешься, но тут в его руки попалась газета, в которой был напечатано про разгром банды в окрестностях Липецка, и гибель двух сотрудников ОГПУ, которые были награждены посмертно. С газетной страницы на Николаса смотрел тот самый сотрудник, немолодой мужчина, который его завербовал. И курсант фон Белов принял решение молчать. Поскольку был шанс, что о его вербовке документы потерялись или уничтожены во время боя, мало ли что могло произойти. Успокоился — никто его не трогал, о расписке не напоминал, решил, что все в порядке, а тут так получилось, что всплыли бумажки, всплыли! Теперь только пулю в лоб! Это надежнее, чем в сердце. Кажется, проще всего упереть ствол в подбородок, чтобы пуля вынесла мозг…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Николас не знал, что материалы о его вербовке действительно были затеряны в архивах Воронежского ОГПУ. Так получилось, что документы, залитые кровью, которые были у Николая Артемовича Статного, никто особо не изучал, решили, что они относятся к делу банды Кривого, которую Статный и разрабатывал, а раз банду ликвидировали под ноль, то и эти две бумажки сдали в архив, не разбираясь в них. В две тысячи восьмом году на эти бумажки наткнулся историк, занимавшийся исследованием работы ГПУ НКВД — ОГПУ двадцатых-тридцатых годов, что его потянуло к папке с рядовой историей ликвидации обычной банды, не знаю, но когда прекрасно владевший тремя европейскими языками историк понял, что он нашел! А еще он сотрудничал с одной интересной организацией, которая очень хорошо платила за такие вот неожиданные находки, намного больше, чем какой-то журнал мог бы заплатить за статью, а даже если написать про это книгу, так издадут или нет — тот еще вопрос, а деньги уже на руках!

Когда в октябре 1940 года по просьбе Виноградова в кабинет Лаврентия Павловича Берия привезли папку под указанным номером из Воронежского архива, а Алексей Иванович попросил просмотреть документы под следующими инвентарными номерами, то вид всесильного наркома, понявшего, что он держит в руках сильно Виноградова порадовал.

— Это тот самый фон Белов, который… — спросил дрожащим голосом нарком.

— Тот самый. — подтвердил начальник Разведупра.

Так началась сверхсекретная операция, для проведения которой вынужден были привлечь несколько агентов такого глубокого залегания, которые уже и не верили, что их когда-нибудь побеспокоят. Но игра могла стоить не только свечей, но и подсвечников!

Гельмут решил не делать паузу слишком долгой:

— Вы пока обдумываете варианты самоубийства, можете меня все-таки выслушать? Я бы не хотел останавливать нашу беседу на такой дурацкой ноте.

Николас посмотрел на собеседника взглядом самоубийцы, который уже все решил и даже выкурил последнюю сигарету, и выбрал молчание.

— Во-первых, мне не интересна ваша смерть. Как и не интересна ваша вербовка в качестве шпиона. Это глупо и непрофессионально с моей стороны. Это оригиналы. Оставьте папку себе. И уничтожьте их. Лично.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— У вас могут остаться фотокопии. — голос адъютанта Гитлера был по-прежнему мертвецки холоден.

— Фотокопии без оригинала могут быть результатом фотомонтажа. Это неприятно, но не смертельно. Кроме того, я не собираюсь вас шантажировать, заставлять что-то подписывать и так далее. Сначала я бы хотел вам объяснить, что Германия уже эту войну проиграла. Вы мне не верите? Хотите, я продиктую вам Директиву № 21 от 19 декабря 1940 года[2], могу полностью, могу местами. Мы знаем и направления ударов, и силы, которые Вермахт подготовил для вторжения, и возможные действия ваших союзников. Я могу перечислить вам и основные мероприятия «Оуфбау Ост», и положения плана «Ольденбург», хотите, куски плана «Ост»? Это займет много времени, но, чтобы вы мне поверили, я могу начать это скучное и утомительное дело.