Звери на улице - Марк Ефетов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что делает дочка тёти Оли за границей, Слава не узнал — он с Асей Сергеевной вошёл в купе и говорить об этом уже было неудобно.
Яков Павлович и тётя Оля сидели по двум сторонам окна — друг против друга, и, как понял Слава, Федотов слушал рассказ Ольги Игнатьевны. Он только посмотрел на Славу, и Славе стало ясно, что приказывал глазами Федотов: «Садись, молчи, не мешай».
Слава так и сделал.
— Вы говорили про рацию, — сказал Федотов.
Ольга Игнатьевна смотрела в окно, за которым мелькали высокие сосны, но Славе казалось, что ей виделось что-то совсем другое. Она повернулась к Славе и к Федотову и сказала, показав глазами на Славу:
— Наташа моя была года на три-четыре старше Славы. Старше, конечно, — девятый класс, но девочки — они же помельче. Ты, Слава, в каком?
— В четвёртом.
— Вот, значит, как — в четвёртом! А ростом Наташа моя была чуть только повыше тебя. Её-то и брать не хотели. Но она была настойчивая. Уговорила. За два года войны раз только домой приезжала. В армии выросла. Волосы остригла, похудела; в шинели и в сапогах, как парень всё равно. Да что я рассказываю вам всё в подробностях, а вы, чтобы не обидеть меня, слушаете… У вас дела небось…
Яков Павлович взял руки тёти Оли в свои большие ладони, посмотрел на неё и ничего не сказал.
И она ответила на это его молчанье, продолжая свой рассказ:
— Хорошо, хорошо, слушайте…
Дочка её пошла на войну рядовым бойцом, а в армии уже выучилась и стала радисткой. И разведчицей. И в маленьком городке, в который завтра днём придёт поезд, как только границу пересечёт, она, Наташка эта, фашистов обнаружила — штаб ихний — и по рации передала: «Огонь на меня!»
А потом наши ворвались в город, а там паника — штаб главный фашистский разбит. И наши почти без потерь заняли город. А теперь — спустя много лет — всё это открылось во всех подробностях: над братской могилой наших воинов написали имя и Наташи, а её маму пригласили к себе жители того города…
Нет, Ольга Игнатьевна так и не рассказала подробностей: как это всё произошло, что потом было, как её пригласили… Сказала только:
— Вот давеча стряпала у себя на кухне, а сегодня за границу еду.
И всё. Она не плакала, не жаловалась. Сидела в углу и в окно смотрела.
А Слава, как только забрался спать к себе на верхнюю полку, стал себе представлять городок этот, фашистских офицеров в штабе; всюду телефоны, рации, вестовые, часовые, у входа автоматчики, танк, проволочные заграждения. И главный фашистский генерал всем этим командует, как будто дирижёр оркестром дирижирует или диспетчер поезда отправляет. Слава представлял себе, как фашист этот должен был отдать приказы:
«Артиллерийский огонь по переднему краю русских»!
«Штурмовики — в небо!»
«Бомбардировщики — в бой»!
А потом пустили бы танки, самоходки, пехоту.
И всё это против наших. И сколько же их полегло бы!
Но тут девушка в шинели — ростом чуть выше Славы:
«Огонь на меня!»
Наверно, Наташа эта пробралась в какой-нибудь подвал разрушенного дома или, может быть, на колокольню. Да, конечно же, она была не в шинели, а как-нибудь по-другому одета. И рация спрятана, замаскирована. И, наверно, ей хотелось жить, дождаться победы, вернуться домой, прижаться к маме.
Слава всё это себе так представлял, что ему стало грустно-грустно — так грустно, что объяснить нельзя. Ему захотелось спуститься вниз, обнять Ольгу Игнатьевну и просто так побыть с ней.
Слава посмотрел вниз.
Ася Сергеевна спала, укрывшись с головой.
А Ольга Игнатьевна смотрела в окно, и лицо её отражалось в нём, как в зеркале. Это потому, что за окном было темно, совсем темно, а она всё смотрела и смотрела.
Специальная остановка
И ещё в ту ночь Слава думал о том штабе и о том польском городке, из-за которого погибла Наташа.
На следующий день они проезжали Польшу. Первый раз в жизни Слава пересекал границу. Он знал границу извилистой красной линией на географической карте. Вот уж никогда раньше не думал, что это просто перепаханная плугом полоса земли.
Вокруг деревья, кусты, домики, а здесь просто рыхлая земля чуть пошире загородного шоссе. Оказывается, её-то и нельзя перейти нарушителю, не оставив следы на рыхлой земле.
На границе все очень вежливые. Сначала наш пограничник проверил у Якова Павловича (он был руководителем группы туристов) документы и лихо так подбросил ладонь к виску. А через несколько минут туристы были уже в Польше, в вагон вошли польские солдаты и офицер. Они отдавали честь как-то не по-нашему, не всей ладонью, а только двумя пальцами, но тоже очень вежливо. И говорили не по-польски, а по-русски: «Здравствуйте, товарищи», «Пожалуйста», «Спасибо», «Счастливый путь». Только о Славе офицер польский сказал по-польски:
— О, школяр!
Но Слава понял это слово. И вообще он понимал много польских слов, которые похожи на русские.
А потом была маленькая станция, на которой толпилось так много народу, что за людьми не видно было вокзала.
Ольга Игнатьевна стояла в тамбуре, и все её попутчики были тут же, стараясь чем-нибудь ей помочь. Но единственный её небольшой чемодан держал уже Яков Павлович.
Паровоз пыхтел и отфыркивался всё медленнее и медленнее. Слава видел паровоз первый раз в жизни, потому что, когда был маленьким, дальше Подмосковья не уезжал, а там только электрички. Теперь же, наверно, по всей нашей стране электровозы, потому что до самой границы паровоза Слава так и не увидел. А переехали границу, и сразу паровоз — с дымом, с паром, с искрами из трубы, как в кино.
Так вот, паровоз подкатил к перрону, скрипнули тормоза, остановился поезд, и все люди, что были на вокзале, бросились к вагону, где были туристы.
Платок Ольги Игнатьевны сбился ей на плечи, и Слава видел её седую голову, как лодку среди волн.
Где-то в хвосте пронзительно засвистел кондуктор, паровоз гуднул, должно быть, в ответ на этот свисток, и Яков Павлович сказал:
— Поехали. Заходи в вагон.
Слава спросил:
— А почему так мало стояли?
— Тут остановки не полагается. Поляки остановили поезд специально для Ольги Игнатьевны. Слышал, что сказала эта девочка с цветами, которая первая к ней подошла?
— Нет, — сказал Слава, — я не слышал и не видел. Меня оттеснили к кипятильнику. Там и окна не было.
— Жаль, что ты не видел. — Яков Павлович протянул руку в окно. — Видишь, сколько людей на площади? Все они вышли встречать Ольгу Игнатьевну. А та девушка сказала ей: «Мама».
— Наташа! — воскликнул Слава. — Наташа нашлась.
