Великая Борьба между Христом и сатаной (Конфликт веков - 5) - Елена Уайт

Из Богемии свет проник и в Германию, потому что возникшие в Пражском университете беспорядки заставили многих студентов возвратиться домой. Некоторые из них получили от Гуса первое познание о Библии и теперь распространяли этот свет у себя на родине.

Молва о происшедшем в Праге достигла Рима, и вскоре Гусу было предписано явиться к папе. Повиновение этому требованию означало вернейшую смерть. Король и королева Богемии, университет, дворянство и государственные мужи обратились к папе с просьбой разрешить Гусу остаться в Праге, а для нужных объяснений послать своих представителей. Вместо того чтобы удовлетворить эту просьбу, папа начал судебное разбирательство, осудил Гуса и отлучил от церкви всех жителей Праги.

В те времена такой приговор вызывал всеобщее волнение. Совершаемые при этом церемонии были рассчитаны на то, чтобы как можно сильнее запугать народ, который смотрел на папу как на наместника Бога, имеющего ключи от неба и ада и обладающего властью вершить как гражданские, так и церковные суды. Люди верили, что врата Неба закрыты для тех, кто подвергся отлучению, и до тех пор, пока папа не отменит это наказание, мертвым не будет доступа в рай. В знак этого страшного несчастья все богослужения были прекращены, церкви закрыты, и свадебные церемонии совершались в кладбищенских храмах. Умерших было запрещено хоронить на освященной земле, и без каких-либо обрядов их зарывали где придется. Вот такими методами, действующими на воображение людей, Рим пытался овладеть совестью людей.

Вся Прага была встревожена. Большинство обвиняли Гуса в постигшем их несчастье и требовали выдать его римскому суду. Чтобы дать улечься поднявшейся буре, реформатор отправился на время в свое родное селение. Обращаясь к оставшимся в Праге друзьям, он писал: "Если я и покинул вас, то лишь потому, что следую примеру Иисуса Христа: нельзя давать возможности душевно больным людям подвергнуть себя вечному осуждению, нельзя навлечь на благочестивых неприятности и гонения. Я удалился на время еще и потому, что предчувствую: безбожные священники могут вести длительную борьбу, запрещая проповедь Слова Божьего, но я покинул вас не для того, чтобы отречься от Божественной правды, за которую я, с Божьей помощью, готов умереть". Гус не прекратил своей работы, но, разъезжая по окрестностям, всюду проповедовал людям, алчущим истины. Таким образом, меры, предпринятые папой для подавления проповеди Евангелия, послужили еще большему его распространению: "Ибо мы не сильны против истины, но сильны за истину" (2 Кор. 13:8).

Для Гуса наступили мучительные дни. Хотя церковь и надеялась сокрушить его своими громоподобными ударами, он по-прежнему признавал ее авторитет. Римская церковь по-прежнему была для него невестой Христа, а папа - представителем и наместником Господа. По сути дела, Гус боролся не против самого принципа, но против злоупотреблений, допущенных папской властью. И между доводами его разума и требованиями совести происходила жестокая борьба. Если эта власть была справедливой и непогрешимой, как он и считал, почему же тогда он ощущает необходимость сопротивляться ей? Повиноваться, как он видел, означало грешить, но почему же повиновение истинной церкви вызывало противодействие совести и разума? Он не мог разрешить этой проблемы, сомнения не оставляли его ни на минуту. И в конце концов он пришел к такому выводу: повторяются события, происходившие при жизни Спасителя, когда нечестивые священнослужители использовали свою законную власть для беззаконных дел. Приняв это за основу, Гус проповедовал и другим, что воспринятые разумом истины Священного Писания должны управлять совестью, - другими словами, единственно верный путь к истине указывает только Бог, говорящий через Библию, а не церковь, говорящая через духовенство.

Спустя некоторое время, когда волнение в Праге улеглось, Гус возвратился в Вифлеемскую капеллу, чтобы с еще большим рвением и мужеством проповедовать Слово Божье. Его враги были деятельны и могущественны, но королева и большинство дворянства, равно как и основная часть народа, поддерживали реформатора. Сравнивая его чистое и возвышенное учение и праведную жизнь с извращенным учением Рима и с алчностью и развратом духовенства, многие почитали для себя за честь находиться на стороне Гуса.

До сего времени Гус работал самостоятельно, но теперь к Реформации присоединился и Иероним, который еще в Англии принял учение Уиклифа. И начиная с этого момента, судьбы двух мужей настолько тесно переплетаются, что даже в смерти они остаются неразлучны. Иероним обладал блестящими дарованиями, снискавшими ему любовь и уважение общества, но Гус был более принципиален и тверд. Хладнокровная рассудительность Гуса являлась как бы уздой для горячего и стремительного Иеронима, который с христианским терпением признавал его превосходство и прислушивался к его советам. Их совместными трудами дело Реформации быстро продвигалось вперед.

Бог озарил ярким светом разум этих двух мужей, открыв им многие заблуждения Рима, но они не получили ту полноту света, которая должна была излиться на мир. С помощью этих мужей Бог выводил народ из мрака католицизма, но их ожидали многочисленные серьезные препятствия, и Он вел их шаг за шагом, открывая им столько, сколько они в состоянии были вместить. Они не были готовы к тому, чтобы сразу воспринять весь свет. Если бы свет излился на них во всей полноте, то они, подобно людям, долго находившимся во мраке, не смогли бы выдержать сияния полуденного солнца. Поэтому Господь открывал Свой свет этим мужам постепенно - в той мере, в какой люди были в состоянии воспринять его. Каждое столетие появлялись все новые верные труженики, которые вели народ все дальше по пути Реформации.

Раскол в церкви продолжался. Теперь уже три папы оспаривали право на власть, и происходящая между ними борьба наполнила христианский мир раздорами и преступлениями. Не довольствуясь больше анафемами, папы обратились к силе оружия. Каждый из них старался снарядить свою армию, и, чтобы раздобыть деньги, необходимые для этого, повсюду предлагались на продажу церковные дары, должности и благословения. Священники, подражая своим высшим наставникам, также прибегали к помощи симонии и военным действиям, чтобы упрочить свою власть и смирить соперников. Со смелостью, возрастающей не по дням, а по часам, Гус пламенно выступал против мерзостей, совершавшихся во имя религии, и народ открыто обвинял римских иерархов в бедствиях, захлестнувших христианский мир.

И снова, казалось, город Прага находился на грани кровавой схватки. Как и в древности, слуга Божий был обвинен как "смущаю щий Израиля" (3 Цар. 18:17)! Город опять подвергся папскому проклятию, и Гус снова удалился в свое родное селение. Голос, с такой преданностью и мужеством свидетельствовавший об истине с кафедры Вифлеемской капеллы, умолк. Гусу предстояло проповедовать с более высокой трибуны, обращаясь ко всему христианскому миру, прежде чем он должен был своей жизнью подтвердить верность истине.

Чтобы положить конец злу, разорявшему Европу, в Констанце собрался вселенский собор. Он был созван одним из трех соперничавших пап - Иоанном ХХIII, по настоянию императора Сигизмунда. Папа Иоанн, поступки которого не выдерживали критики даже со стороны прелатов, порочных, как и все духовенство того времени, вовсе не был заинтересован в созыве собора. Однако он не осмеливался сопротивляться воле Сигизмунда.

Главные вопросы, которые предстояло разрешить на этом соборе, сводились к следующему: положить конец расколу в церкви и искоренить ереси. Вместе с двумя другими антипапами был приглашен и Ян Гус как главный глашатай нового учения. Вышеупомянутые папы, опасаясь за свою участь, не явились, прислав своих представителей. Папу Иоанна, делавшего вид, что собор созван по его инициативе, терзали самые плохие предчувствия, он подозревал императора в тайном намерении свергнуть его с престола и опасался, что ему придется отвечать за все злодеяния, опорочившие тиару, за преступления, совершенные ради ее сохранения. Однако, невзирая ни на что, он въехал в Констанц с огромной пышностью, в сопровождении высокопоставленных сановников и свиты придворных. Все духовенство и городские власти при стечении огромных толп народа вышли ему навстречу. Над его головой был распростерт золотой балдахин, поддерживаемый четырьмя главными магистратами. Впереди маршировало войско, а роскошные одеяния кардиналов и дворянства делали эту картину еще более великолепной.

Между тем к Констанцу приближался другой путешественник. Гусу хорошо были известны опасности, угрожающие ему. Он навсегда простился со своими друзьями и отправился в путь, который, как предсказывали предчувствия, должен был привести его на костер. Несмотря на то, что он получил охранную грамоту от богемского короля и по дороге ему была вручена еще и другая, от императора Сигизмунда, он все же приготовился к смерти.