Больше чем счастье - Эмма Ричмонд

— Да. — С замирающим сердцем она молилась, чтоб Нита остановилась, перестала разглагольствовать.

Не тут-то было. G серьезным видом Нита продолжала:

— Я имею в виду, другой бы мог на меня разозлиться, быть нелюбезным, а он — нет. Такой добрый, гостеприимный. Даже неудобно. Я стала за тебя заступаться перед тем, как мы уехали, а он улыбнулся и сказал, чтоб я не волновалась. Все ведь нормально, да? — предположила она.

— Ну конечно.

— Я прямо не переживу, если я тебе чего-нибудь напортила.

— Да нет же…

— Прости, но я все-таки тебе скажу — я заметила, что прошлой ночью он спал в другой комнате.

Ох, Нита, Нита!

— И такое впечатление, что он на тебя дуется, ну сама понимаешь, о чем я. Ну не то что грубый, или невежливый, или что-то там еще, просто какой-то немного равнодушный, неразговорчивый, — закончила она, слегка нахмурившись.

— Ну когда ему было со мной разговари вать? — попыталась урезонить ее Мелли. — Нас с тобой целый день не было, потом вы с ним ушли на весь вечер. Мы с Чарльзом успеем наговориться. Самое главное, чтобы ты хорошо провела здесь время. А насчет того, что он равнодушный, ты, по-моему, выдумываешь. Я не замечаю, — соврала она. — А спит он в свободной комнате, потому что я стала толстая и мне трудно удобно устроиться, а так хотя бы он высыпается. Ты напрасно разволновалась, я не пошла с вами не из-за Чарльза, а потому что устаю, если долго бываю на ногах. Поверь, я не лицемерю, я с удовольствием посидела дома.

— Честно?

— Честно, — сказала Мелли твердо. — А сейчас очень поздно, так что приятного тебе сна, — остальное расскажешь завтра. — И как она не сообразила, что подруга истолкует ее слова по-своему!

— Ой! — воскликнула Нита краснея. — Поняла, я не даю ему пожелать тебе доброй ночи!

Мелли пришлось согласиться.

К ее удивлению, Чарльз действительно вскоре явился и с готовностью объяснил зачем: «Для приличия, потому что этого ждет Нита». Он был неприветлив, угрюм, но она не могла негодовать или злиться, зная, что и он испытывает боль.

Скорее чтобы нарушить тягостное молчание, а не оттого, что ей хотелось говорить, она произнесла:

— Нита, кажется, осталась довольна?

— А ты полагала, что будет иначе? Она же ни в чем не виновата!

— Конечно, — печально кивнула Мелли, — понимаешь, она совсем не выносит ссор, ужасно огорчается. Поэтому ей просто невозможно резко ответить, прервать, когда она несет чепуху, до того близко к сердцу она все принимает. Спасибо, что взял ее.

Он так и стоял возле двери и, ничего не ответив, повернулся и вышел.

Нита гостила у них еще три дня. Три мучительных для Мелли дня, потому что она из последних сил изображала счастливую жену и будущую мать, из последних сил улыбалась, старалась быть естественной.

Они поехали в прелестный крохотный Онфлер и пробыли там с утра до вечера, неторопливо бродили по магазинам, долго сидели в открытом кафе возле пристани, наблюдая за кипевшей вокруг них жизнью. Чарльз показал Ните своих лошадей и пригласил приехать на следующий год, посмотреть, как они будут участвовать в скачках, когда подрастут и будут хорошо обучены. Он, правда, умолчал, что Мелли уже не будет принимать ее здесь как хозяйка.

На следующее утро Мелли повезла подругу в Довиль и, несмотря на то, что Нита без остановки причитала, глядя на цены в дорогих магазинах, купила ей красивый шарф от Сен-Лорана.

— Не надо, Мелли, — отказывалась Нита, — я не могу принять такой подарок! Он же безумно дорогой!

— Чепуха! Тебе что, не нравится?

— Нравится, не нравится, — ворчала она, — шарф потрясающий!

— Тогда хватит спорить!

— Я не спорю, но на такие деньги можно жить целый месяц!

Засмеявшись, Мелли обняла ее.

— Не преувеличивай. Я до того рада, что мы увиделись… Спасибо, что приехала.

— Ты правда не против?

— Ну конечно, правда.

— А можно я приеду еще, когда ребеночек уже родится?

— Ну, конечно. — Что она могла сказать?

«Нет, потому что ты сунула нос в чужие дела, и мы с Чарльзом не будем вместе, когда родится ребенок?» Нет, это исключено.

Стоя рядом, они дружно махали Ните на прощание, демонстрируя полнейшее единодушие. Как только машина скрылась из виду, Чарльз сказал:

— Завтра утром я уеду.

До Мелли не сразу дошел смысл его слов, и она молча смотрела на него.

— Уедешь? — Голос ее прозвучал как эхо.

— Да.

Почему? Потому что он больше не может ее видеть? А, собственно, чего она ожидала? Что они будут изображать счастливую семейку до самых родов? С замирающим сердцем она жалобно спросила:

— А я имею право знать куда?

Поколебавшись с минуту, он ответил:

— В Монте-Карло.

Она почувствовала такую дурноту, что не сразу смогла говорить. Вот оно что, в Монте-Карло, там как раз через несколько недель начинаются гонки на глиссерах. Каждый сезон кто-то погибает или получает увечье. Даже в этом году уже было два несчастных случая во время подготовки, и он дал ей слово, что не будет участвовать. Но это было еще до того, как он узнал о ее обмане. Мелли собрала последние силы и, наконец, задала вопрос:

— И как долго тебя не будет?

— Точно не знаю. Несколько недель. Я успеваю вернуться до родов.

«Если останешься жив».

Судорожно глотая воздух, она продолжала:

— Я думала, ты уступил свое место.

— Уступил. Но второй пилот Никко сломал ногу, и я предложил его заменить.

«В тот вечер», — подумала она, не сомневаясь, что права. Нита ведь рассказала ей, что в казино он оставлял ее на несколько минут, чтобы поговорить с Никко.

— Ты никогда не думала, что можешь остаться богатой вдовой…

— Не надо! — взмолилась она. — Ради Бога, не надо! — Чувствуя, как кровь отлила от ее лица, она покачнулась и, наверное, упала бы, если бы Чарльз не успел ее подхватить.

С испуганным, а возможно и рассерженным возгласом он, поддерживая ее за талию, отвел в гостиную.

— Посиди, я принесу тебе чего-нибудь попить. Тебе чаю или чего-нибудь другого? — спросил он растерянно.

Откинувшись в кресле, она закрыла глаза и старалась отогнать от себя кошмарные видения, в которых мелькали покалеченные, окровавленные, выброшенные на берег тела. Гонщики носятся на таких фантастических скоростях, что достаточно удара волны, какого-нибудь обломка, чтобы произошла катастрофа.

— На, — резко сказал он, — выпей.

Открыв глаза, она взглянула на пузатый стакан с бренди.

— Не могу, — взмолилась она, — мне станет нехорошо.

С глубоким вздохом он поставил стакан на журнальный столик.

— Жан-Марк заварит тебе чай. — Он отошел и остановился поодаль, расставив ноги и засунув руки в карманы. — Прости, я не хотел тебя огорчить.