Российские спецслужбы. От Рюрика до Екатерины Второй - Телицын Вадим Леонидович

После заключения в 1686 году «Вечного мира» России с Речью Посполитой дьяк К. Н. Нефимо-нов должен был выяснить, почему польский король, не соблюдая союзного договора, плохо воюет с турками и можно ли на него надеяться впредь. В своем отчете Нефимонов, связывая события внешней политики с внутренним экономическим положением Речи Посполитой, приходит к выводу, что войско оголодало и «изнищало по причине великого недороду хлеба, и потому де и поборов взять не с кого»[110].

Как видно из приведенных сообщений сотрудников Посольского приказа, разведка выстраивает свои действия достаточно планомерно, расширяет сектор наблюдения, очень глубока в анализе и не спешит с обобщениями.

На наш взгляд, совершенно точно подмечено, что во второй половине XVII века «тайные операции начали проводиться уже не только во время военных действий, но и в мирное время. Разведка стремится стать непрерывной. Успех был на той стороне, где ей уделялось должное внимание, где она располагала достаточными силами и средствами, действовала находчиво и дерзко, где ею руководили и в ее рядах были бесстрашные и талантливые люди. Разведка была чрезвычайно опасной профессией: допущенные ею ошибки никогда не прощались, вели к тяжелым потерям. И еще одно — было ясно, что она не приемлет людей посредственных»[111]. Здесь, в разведке, начинают работать действительно специалисты (в первую очередь, те, кто прекрасно разбирается в международных делах, в экономике, географии, во взаимоотношениях, складывающихся между различными правящими домами Европы, кто в состоянии «играть» на противоречиях между многочисленными родственниками восточных деспотов). И такие люди были[112].

Все это писалось при помощи тайнописи.

Сам царь использовал в личной переписке множество шифров. Отечественные исследователи считают, что, как правило, это была система специально вымышленных знаков (подобной «азбукой» будут пользоваться и его дети). Особенно Алексей Михайлович использовал шифр для написания инструкций подьячим Приказа тайных дел, выезжающих за границу. Например, в шифрованном предписании подьячему Г. Никифорову поручалось передать руководителю русской делегации на переговорах с Польшей А. Д. Ордин-Нашокину написанные тайнописью рекомендации царя. Из инструкции Г. Никифорову следовало, что царь озабочен складывающейся в Ливонии и Балтике ситуацией: «Проведать подлинно, сколько ратных людей и каких в Риге и в иных городах по сей стране…»[113].

Здесь стоит вернуться к вопросу о «предателях». Одним из последних можно назвать Григория Карповича Котошихина, служившего во время царствования Алексея Михайловича подьячим Приказа тайных дел.

Вот что нам известно из опубликованных источников об его истории:

«Предателем он оказался оригинальным — после измены, проживая в Швеции, Г. К. Котошихин написал труд «О России в царствование Алексея Михайловича», опубликованном в России только в конце XIX века[114], который пользовался успехом у исследователей по истории нашей страны.

Настоящих причин измены теперь, конечно, мы никогда не узнаем, но можно предположить следующее.

Во-первых, обида на царя-батюшку. При написании грамоты вместо «великий государь» написал «великий», пропустив слово «государь». В XVII веке подобных ошибок не прощали — «подьячему Гришке Котошихину, который тое отписку писал, велели… за то учинить наказание — бить батоги».

Во-вторых, Г. К. Котошихин проявлял недовольство по поводу собственного жалованья. К тому же летом 1661 года он узнал, что его отец, монастырский казначей, был обвинен в растрате. Подоплека растраты оказалась навсегда темной, поскольку, когда у Г. К. Котошихина за долги отца конфисковали дом с имуществом, вскоре оказалось, что в монастырской казне не хватало… пятнадцать копеек! К тому же конфискованное имущество Г. К. Котошихину, конечно, не вернули.

Однако и ошибка в правописании, и долг отца не послужили поводом для «увольнения» Г. К. Котошихина из древнерусской спецслужбы. Так, если в 1661 году за год он получил «тринадцать рублев», в 1663 году — тридцать.

Однако возможно предположить с большой долей уверенности, что Г. К. Котошихин являлся злопамятным человеком и не мог простить выпавшее на его долю «наказание», считая себя способным и даровитым человеком.

Как бы то ни было, «в прошлом во 172 году [1664 год] Гришка своровал, изменил, отъехал в Польшу». Еще ранее Г. К. Котошихин успешно «работал» на шведов. Так, в конце 1663 года продал определенного рода информацию шведскому послу в Москве Адольфу Эберсу, получив сорок рублей (впоследствии оказалось, что Г. К. Котоши-хину было выделено сто рублей, а разницу А. Эбере положил в собственный карман).

После бегства Г. К. Котошихин предлагает свои услуги польскому королю Яну Казимиру, выражая готовность давать королю «полезные» советы, от которых даже «к способу в войне будет годность». Кроме того, изменник предлагал королю собственные изобретения в «военно-технической» сфере — изготовить рогатки (т. е. рогатины), которые «лутче и легче московских».

Однако Яну Казимиру перебежчик не понравился, и последний уехал в немецкий город Любек (один из главных городов Ганзы — знаменитого торгового союза Средневековья), откуда предатель перебирается в Нарву, к шведам. Однако он сильно рисковал — по следам Г. К. Котошихина уже шли стрельцы с приказом доставить его в Москву. Но изменнику везло — шведы заинтересовались его персоной, и 24 ноября 1665 года Карл XI подписал специальный указ о «некоем русском Грегори Котосикни», в котором говорилось:

«Поелику до сведения нашего дошло, что этот человек хорошо знает русское государство, служил в канцелярии великого князя и изъявил готовность делать нам разные полезные сообщения, мы решили всемилостивейше пожаловать этому русскому двести риксдалеров серебром». Одновременно Г. К. Котошихину сообщили, что он принят на королевскую службу, и под именем Иоганна Александра Селецкого он прибыл в Стекольн (старое русское название Стокгольма). В результате изменник был зачислен на государственную службу с неплохим окладом.

Казалось, дальнейшая жизнь Иоганну Селец-кому обеспечена. Однако произошло одно неприятное событие, истоки которого, вероятно, так и останутся невыясненными. В конце августа 1667 года он пришел домой пьяным и «в состоянии алкогольного опьянения» ударил ножом хозяина дома, у которого снимал квартиру (коллегу по работе) и его родственницу; «от полученных ножевых ранений» через две недели мужчина скончался.

II и 12 сентября 1667 года состоялся суд, который вынес довольно жесткий приговор: «Поелику русский подьячий Иван Александрович Селецкий, называющий себя также Григорием Карповичем Котошихиным, сознался в том, что он 25 августа в пьяном виде заколол… своего хозяина Даниила Анастазиуса, вследствие чего последний спустя две недели умер, суд не может пощадить его и на основании Божеских и шведских законов присуждает его к смерти». Смертный приговор незамедлительно был приведен в исполнение — все-таки изменник получил по заслугам. В заключение остается добавить, что в силу позднейших розысков, произведенных в 1837 году русским ученым С. В. Соловьевым, предатель не был предан земле и „его кости до сих пор [то есть к 30-м годам XIX века] хранятся в Упсале как некий монумент, нанизанные на медные и стальные проволоки “»[115].

Мрачная картина, нечего сказать! Здесь и предательство, и бегство из страны, и жалкое существование, и бесславный конец — все налицо!

Но, если разобраться по существу дела? Так и остается непонятным, почему «изменил» Котошихин. Все три причины, на которые ссылается цитируемый автор, вполне могли явиться причинами ухода за «кордон». И не стоит иронизировать по поводу их якобы «незначительности», «мизерности» и проч. Все не так просто. И незаслуженное наказание за пропущенное слово, и грошовая растрата, которую Котошихин смог бы покрыть без «напряга», и малая зарплата (даже выплата за первую информацию составила большие деньги, чем те, что Котошихин получал в приказе) — все это и толкает людей на «измену». А как же иначе маленький человек, каким и был, скорее всего, Котошихин, могут отомстить государству?[116]