Корела и Русь - Светлана Кочкуркина

Исследователи сопоставили маршрут с археологическими находками, и предположение переросло в уверенность. Действительно, вблизи разветвленной торговой трассы (один путь шел к Оулу, другой — на север — в Куусамо и дальше) встречены отдельные вещи VII–XVI вв., известны клады серебряных вещей и монет XI–XII вв. Состав вещей позволил предположить, что они принадлежали купцам, связанным торговыми делами с Приладожьем и Новгородом.

Саамские, карельские предания и эпос содержат сведения о продвижении корелы на север, северо-запад, наверное, еще в эпоху первобытно-общинного строя. Карелы были далеко не единственными искателями северных богатств. В исландской саге об Эгиле отразилась борьба за пушнину между корелой и объединившимися силами западных финнов и норвежцев — противниками вторжения корелы в Лапландию. Поначалу на север прокладывали путь вооруженные дружины, набеги которых носили откровенно грабительский характер. С развитием производительных сил и феодальных отношений, усилением феодальной эксплуатации там расселялись земледельцы, охотники, рыболовы, мирно уживавшиеся с саамами на огромных, слабозаселенных территориях. Некоторые земли между Белым морем и Ладожским озером, как известно из купчих грамот первой половины XV в., находились во владении «пяти родов корельских детей», продававших участки не только друг другу, но и новгородским светским и духовным феодалам.

Саамов и корелу сближали не только торговые контакты, но и родственные связи. Вариант приладожско-карельской руны, рассказывающей о пребывании Лемминкяйнена в северорусском городе Коле, и саамская эпическая песня «Пяйве-парне» («Парень из Пяйвелы») говорят о существовании саамско-карельских браков в период проникновения выходцев с Карельского перешейка на Кольский полуостров. Ныне стало очевидным, что непосредственное совместное проживание привело к участию саамов в образовании карельской народности. Саамско-карельские связи с еще большей полнотой раскрываются при анализе лингвистических материалов.

Расселение на север, северо-запад соответствовало принципам новгородской политики. Расширение сферы деятельности новгородцев зафиксировано в тех районах, куда устремлялось древнекарельское население. В 1042/43 г. князь Владимир Ярославич осуществил поход на емь и обложил ее данью. В первой половине XI в. ладо-жане и новгородцы проникли на берега Белого моря, а в XIII в. Кольский полуостров официально считался новгородской территорией. От тех времен сохранились археологические материалы, добытые при раскопках могильника и селищ.'

Новгородские владения появляются наряду с поселениями «корельских детей» и на севере Норвегии (Финмарк). Договор 1326 г. разделил новгородские и норвежские земли, поставив тем самым заслон перед новгородцами, но обе стороны сохраняли за собой право на сбор дани с саамов. Один из пунктов договора обязывал новгородцев возвратить захваченные у норвежцев земли.

Проникновение древних карел на побережье Ботнического залива хотя и признавалось некоторыми финляндскими исследователями, но самым северным пунктом их влияния считалось устье р. Кеми. Использование современного метода ономастического (ономастика — наука, занимающаяся изучением собственных имен) анализа позволило Ё. Вахтоле выявить устойчивый пласт топонимов карельского происхождения. В названиях мест долин рек Кеми и Торнио часто встречается начальный элемент слов Karjala (Карелия) и Venaja (Русь). Значительное число названий природных объектов говорит о том, что карелы ловили рыбу в далеких районах Ботнического залива. В долине р. Кеми часты карельские наименования типа Sortavala, которые были занесены жителями северного берега Ладоги. По всему течению реки встречаются православные личные имена в названиях хуторов и объектов ландшафта и, кроме того, такие обозначения, как saas-sina — «часовня», manasteri — «монастырь». Следовательно, исторические и археологические данные о пребывании карел и новгородцев на севере Финляндии подтверждены ономастическими свидетельствами.

Разносторонняя активная торговая деятельность карел в северных районах производила сильное впечатление вначале на современников, а затем и на исследователей. По этой причине во многих работах Бьярмия ассоциировалась с карелами. Уже в литературе XIX в. вопрос о биармах (бьярмах) и Биармии (Бьярмии) был тесно связан с историей карельского племени. Особенно настойчиво пропагандировали идею тождества бьярмов и карел финляндские исследователи, хотя сама эта мысль оказалась далеко не бесспорной. И по сей день бьярмийская тема вызывает интерес, появляются все новые и новые статьи, монографии и беллетристические произведения. Литература поистине огромна, но достоверных фактов, на которых она зиждется, не так уж много.

О бьярмах рассказывают исландские саги, но, как отмечают ученые, сведения их не вполне достоверны. Реальные исторические факты переплетены с вымышленными в такой фантастической форме, что расчленить их — нелегкая задача, требующая разработки специальной методики. К тому же записывались саги позднее происходящих событий, что тоже не способствовало правдивости изложения.

Донесение норманнского путешественника Оттара о плавании от берегов Северной Норвегии в Белое море, в котором упоминается Бьярмия, записанное, видимо, с его слов, помещено в английском памятнике конца IX в. «Оро-зии короля Альфреда». Из донесения следует, что Оттар плыл прямо на север вдоль берега таким образом, что с правой стороны корабля в течение трех дней оставалась необитаемая земля, а с левой — открытое море. Затем он проплыл в этом же направлении еще три дня. Достигнув, как предполагают, мыса Святой Нос на Кольском полуострове, он повернул на юг и еще пять дней двигался вдоль берега. «И там большая река вела внутрь земли», в которую они вошли, но не осмелились плыть по ней. Один берег был заселен бьярмами. Многое рассказали бьярмы Оттару о своей земле и о соседних. Показалось ему, что финны и бьярмы говорят почти на одном и том же языке.

Подсчитано, что весь путь длиной в 1000 морских миль занял (без учета остановок) 15 дней.3 Но место, куда прибыл Оттар, вызывает споры. Одни считают, что он приплыл в р. Варзугу, впадающую в Кандалакшскую губу Белого моря (поскольку открытого моря он не пересекал), а у первого мыса свернул на юг. Другие полагают, что смелый путешественник и первопроходец достиг Северной Двины и там встретился с бьярмами. Существует и компромиссная точка зрения, по которой Бьярмия охватывала огромную территорию — от Северной Двины до Печоры и от Белого моря до Камы.4

Финляндский ученый А. М. Тальгрен и норвежский исследователь А. В. Броггер были первыми, кто попытался использовать археологические материалы для решения названного вопроса. Броггер выделил среди северонорвежских материалов предметы восточного происхождения в качестве доказательства норвежских торговых поездок на восток. Тальгрен попытался привлечь все арктические древности. Но эта прекрасная идея для 20-х гг. оказалась невыполнимой, поскольку археологические материалы практически отсутствовали. И все же, по мнению Тальгрена, Бьярмия должна была находиться в Приладожье и, следовательно, населялась карелами.

Идею использования археологических материалов попытался воплотить финляндский археолог К. Ф. Мейнандер. Он обратил внимание на группу так называемых пермских предметов, найденных в Финляндии и Северной Скандинавии, которые, по его мнению, происходят из Среднего Поволжья. Это дало основание исследователю объявить центральным районом страны бьярмов территорию теперешнего Ярославля, откуда бьярмы совершали дальние путешествия к побережью Ледовитого океана и в Северную Фенноскандию.

Вместе с тем приведенные исследователем иллюстрации найденных в Фенноскандии вещей не подтверждают прямой связи Ярославля с побережьем Ледовитого океана. Аналогии зооморфным и шумящим украшениям можно найти например, ближе — в Юго-Восточном Приладожье. пребывании карел на Севере еще в эпоху первобытно-общинного строя свидетельствуют различные источники, и об этом говорилось в самом начале данного раздела.

Словом, имея в распоряжении небольшое число фактов, ответить однозначно на вопрос о местоположении Бьярмии и тем более указать ее границы нельзя.

Спорна и этническая принадлежность бьярмов. Как уже говорилось, бьярмов раньше и теперь отождествляют с карелами. По другой точке зрения, бьярмы — это чудь заволочская, попавшая под власть Руси и исчезнувшая в результате сложных славяно-финских ассимилятивных процессов. Но в конце концов исследователи пришли к заключению об этнической неоднородности бьярмов, под которыми могли подразумеваться многие народы Севера.

Финляндский историк X. Киркинен отстаивает традиционный взгляд на Бьярмию как на обширную территорию на севере европейской части СССР. Он полагает, что все известные источники позволяют заключить, что Бьярмия располагалась в нижнем течении и в устье Северной Двины и на южном побережье Кольского полуострова, 'главным образом в низовьях рек Умбы и Варзуги, а также на территории важнейших погостов Прионежья. Этот ареал удовлетворяет двум важным условиям, выявленным по письменным источникам: он издревле был заселен родственным финнам населением и имел все условия для занятий торговлей. Киркинен в качестве доказательства выдвинутого предположения ссылается на лингвистические данные. Название «бьярмы» выводят из термина permi— «перми, пёрмь». Относительно последнего финляндский лингвист К. Вилкуна сделал интересное наблюдение. По его мнению, «пермь» — название профессии, поэтому Бьярмию следует понимать как организацию купцов, а не государство, а бьярмов — как бродячих северных торговцев, которые поддерживали торговые связи на больших территориях. Говорил бьярм на своем родном языке: карельском, коми, саамском, русском, вепсском.6 Киркинен полагает, что вначале пермью, или бьярмами, возможно, считали жителей Верхней Волги финно-угорского происхождения, занимавшихся торговлей пушниной, но затем к бьярмам стали относить население карельского и вепсского происхождения.