Литературная Газета 6526 ( № 38 2015) - Литературка Литературная Газета
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что могли противопоставить немцы? Без согласия стран-победительниц они не могли и шагу ступить. Даже президент ФРГ не имел права летать в Западный Берлин (где у него была официальная резиденция) на немецком самолёте, а только на самолётах союзников – он считался их гостем.
Едва стена пала 9 ноября 1989 года (а это означало, что граница, по сути, исчезла), как западные соседи Германии враз забеспокоились:
Джулио Андреотти (шестикратный премьер Италии, 30 лет сотрудничавший с мафией): «Нет – пангерманизму»;
Рууд Любберс (премьер Нидерландов, вскоре уличённый в сексуальных преступлениях): «Право на самоопределение Германии нужно поставить под вопрос»;
Франсуа Миттеран (президент Франции, установивший круглосуточную слежку за своими политическими противниками): «Германия ещё не готова к объединению».
Они, правда, благосклонно готовы были вернуться к вопросу, но не раньше 1995 года.
ЧУЖОЙ СРЕДИ СВОИХ
21 ноября в Бонн прибыл консультант Международного отдела ЦК КПСС Николай Португалов. Здесь его хорошо знали. Блестящий германист, он долго работал на КГБ под журналистским прикрытием АПН и «Литературной газеты». Потом перешёл в ЦК под крыло Валентина Фалина. В беседе с внешнеполитическим советником канцлера Хорстом Тельчиком Португалов упомянул «некие вехи» для решения германского вопроса. Предлагал «подумать» о выходе из НАТО, о выводе ядерного оружия с территории ФРГ, без которых «варианты конфедерации» были бы маловероятны.
Тельчик почему-то решил, что речь может идти о возможном объединении, и доложил о впечатлениях шефу.
Через несколько дней жена канцлера Ханнелоре отпечатала на портативной машинке «Олимпия» документ, содержащий 10 пунктов. Речь шла о глубокой экономической интеграции Восточной Германии с привлечением финансового потенциала ФРГ при известной самостоятельности политических структур ГДР. Это был вариант конфедеративного устройства.
28 ноября канцлер представил программу бундестагу. Он не советовался ни с союзниками, ни с сотрудниками.
Столь решительный шаг канцлера во многом был мотивирован тогдашним министром внутренних дел Вольфгангом Шойбле (сегодня глава Минфина), который в те ноябрьские дни не переставал убеждать Коля, что выборов в Западной Германии, намеченных на декабрь 1990 года, уже не будет, и настаивал, что борьба должна идти за пост «канцлера всех немцев».
И махина по имени Гельмут Коль сдвинулась с места и, набирая скорость, стала подминать под себя историю.
«Поведение Германии становится всё больше вызывающим», – возмущался в те дни министр иностранных дел Франции Ролан Дюма.
«Два раза мы били немцев, и вот они опять здесь», – грозила Маргарет Тэтчер.
Михаил Горбачёв назвал план Коля «возрождающимся реваншизмом», воссоединение – «неактуальным».
И наконец, четыре державы-победительницы решили показать, кто в доме хозяин: их послы демонстративно провели совещание в Западном Берлине, в здании бывшего Контрольного совета по Германии.
Союзники заговорили о сохранении четырёхстороннего механизма контроля.
Коль остался один против всех.
ПОВОРОТ
В начале декабря прагматичные американцы неожиданно заявили, что они не против объединения, если единая Германия останется в НАТО. Им было это выгодно, так как усиливало НАТО, а значит, и США.
Ситуация напоминала вечный шах: ведь в ГДР стояли советские войска.
Но Коль решил играть. На свой страх и риск. Другого шанса у него не было.
Главной фигурой в этой игре был Горбачёв, на которого внутри страны оказывали давление сторонники «жёсткой линии», требуя применить военную силу «для наведения порядка».
Но дело в том, что войска уже помочь не могли.
Население Восточной Германии, где почти треть территории была «запретной зоной», занятой Западной группой войск (ранее – Группа советских войск в Германии – ГСВГ), стало главным союзником Коля. И с этим ничего нельзя было поделать, не пролив крови.
И всё это после выхода из Афгана…
4 декабря, за день до визита министра иностранных дел ФРГ Х.Д. Геншера в Москву (Горбачёв тогда резко выступал против «вмешательства во внутренние дела суверенной ГДР») на улицы Лейпцига вышло 150 тысяч человек с плакатами: «10 пунктов Коля» и «Вайцзеккер – наш президент».
Через день для встречи с генсеком в Киев прилетел растревоженный Миттеран с чисто русским вопросом «что делать?». «Прежде всего – продолжать линию мирных перемен», – уклончиво ответил Горбачёв.
Миттеран так ничего и не понял.
И вот уже 19 декабря во время выступления Гельмута Коля в Дрездене 100 тысяч человек скандируют «Гельмут! Германия!», «Мы – единый народ» (во времена падения стены было просто «Мы – народ»). Развивались уже только флаги ФРГ…
Менее чем за месяц скандальные «10 пунктов» кардинально устарели. И канцлер отказался от «поэтапности», перейдя к форсированному объединению.
Между тем ГДР разваливалась на глазах. Опереться Горбачёву там было уже не на кого. Партия «реформировалась». Её карающий меч – госбезопасность, знаменитое Штази – был деморализован. Главное её здание захватили демонстранты. При этом исчезли десятки тысяч агентурных досье, которые вскоре обнаружились в США.
На совещании в ЦК КПСС 26 января был озвучен «новый курс Горбачёва». Проблема объединения Германии превратилась в «практическую задачу». В частности, маршалу Сергею Ахромееву было поручено «основательно проработать вопрос о выводе войск из ГДР».
Сыграла роль и катастрофическая ситуация в экономике СССР и снабжении населения продуктами. Нечем было заплатить за импорт.
А потому в начале января 1990 года советское руководство обратилось к ФРГ с просьбой о срочной продовольственной помощи. Уже через две недели немцы ответили, что в течение двух месяцев поставят 52 000 тонн говяжьей тушёнки, 50 000 тонн свинины, 20 000 тонн сливочного масла, 15 000 тонн молочного порошка, 5000 тонн сыра. Для обеспечения «дружественной цены» из федерального бюджета в виде дотаций было выделено 220 миллионов немецких марок.
ЛИШЬ ВОПРОС ДЕНЕГ
Гельмут Коль, выступая 21 октября 1993 года в бундестаге, сказал: «В 1990 г. шанс на воссоединение был лишь короткое время. Я твёрдо убеждён: немного позднее воссоединение нашей страны было бы уже невозможно».
Как потом напишут историки, Коль своевременно распознал главную причину перемен в Европе. Она заключалась на тот момент в экономической слабости восточного блока и его лидера СССР. И канцлер сделал вывод: побудить Москву к признанию немецкого единства – это лишь вопрос денег.
Возможно, это не совсем так. В интервью журналу «Фокус» (19 октября 2009 года) покойный Эдуард Шеварднадзе заявил, что одним из факторов, обеспечивших воссоединение Германии, была «стратегическая оборонная инициатива» США (СОИ), против которой, по мнению советских учёных, не было соответствующего быстрого ответа. СССР нуждался в «разрядке». Правду ли сказал «хитрый лис» – кто знает?
Между тем давление на Горбачёва усиливалось. В начале февраля в Москву прилетел госсекретарь США Джеймс Бейкер. Именно тогда он заверил, «что если Соединённые Штаты будут сохранять в рамках НАТО своё присутствие в Германии, то не произойдёт распространения юрисдикции или присутствия НАТО ни на один дюйм в восточном направлении».
Следом прибыл Коль и получил при первом же разговоре щедрый и нежданный подарок. Горбачёв сказал, что «немцы сами решают, по какой дороге идти».
Записывавший беседу Тельчик чуть не выронил перо и впоследствии утверждал, что если бы тогда от Германии потребовали за объединение 100 миллиардов марок, «мы бы, конечно, заплатили».
Упоминание об «отступных» неслучайно. В книге «Проект для Европы», изданной ещё в 1966 году, известный немецкий политик Франц-Йозеф Штраус рассуждал о том, согласился ли бы Советский Союз предоставить Восточной Германии хотя бы австрийский статус за 100–120 миллиардов марок.
А один бывший советский разведчик, долго работавший в Германии, как-то обмолвился автору этих строк, что в 70-е годы в кулуарных беседах упоминалась сумма в триллион.
Если бы со стороны Советского Союза были выставлены чёткие условия объединения, то можно было бы говорить о некоей «денежной компенсации». Но в том-то и дело, что никаких конкретных условий (кроме общедекларативных) не было представлено. Что, в общем-то, понятно, ибо не существовало самой политической стратегии в отношении Германии.
ПОВЕРХ БАРЬЕРОВ
Оставалась военная составляющая. Её обсуждали в этом же месяце в Оттаве, где собрались 23 министра иностранных дел стран НАТО и Варшавского договора. Главный результат: одобрение формата будущих переговоров по немецкому единству как 2 (ФРГ и ГДР) плюс 4 (СССР, США, Великобритания, Франция). Это означало, что переговариваются по всем проблемам сами немцы и результаты докладывают союзникам, а не наоборот, как хотела Москва. Таким образом, баланс интересов, имея в виду позицию США, смещался в сторону Западной Германии. Дав согласие на такой формат, Эдуард Шеварднадзе нарушил кремлёвские инструкции. На вопрос помощника Горбачёва А. Черняева, почему так произошло, Шеварднадзе невозмутимо ответил: «Геншер очень просил. А Геншер – хороший человек».
