Журнал «Вокруг Света» №10 за 2008 год - Вокруг Света
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тем не менее, как выяснилось, он принял слова обер-камергера и к сведению, и к действию. Но это позже, а пока продолжались важные культурные события, которые уже в ту эпоху часто сопутствовали большой политике.
Скажем, рано утром 1 октября, пробегая глазами список приглашенных на прием и увидев там имя Гёте, Наполеон тотчас послал за ним, так что уже при утреннем выходе императора пожилой тайный советник при своей неизменной звезде на парадном сюртуке присутствовал. Император французов был большим знатоком беллетристики, писал сам и, конечно, сочинения первого поэта Германии читал не раз: «Господин Гёте, я в восхищении от того, что вижу вас» — «Ваше Величество, я замечаю, что когда вы путешествуете, то не пренебрегаете бросить взгляд и на самые ничтожные предметы» (опытный веймарский царедворец не был бы самим собой, если б не произнес этих слов). Беседа длилась долго и доставила удовольствие победителю при Маренго и Аустерлице, ведь говорили о литературе и истории, а отнюдь не о политике, которая наводила императора на все более мрачные мысли.
Переговоры вступали в решающую фазу, и между участниками все чаще возникало напряжение — в первую очередь из-за прусских дел. Александр в желании облегчить положение Фридриха Вильгельма упорно настаивал, чтобы французские гарнизоны были выведены из его крепостей. Наполеон отказывался понимать: «И это мой друг и союзник! Предлагает мне покинуть единственную позицию, с которой я могу угрожать австрийскому флангу, если Австрия нападет на меня. Впрочем, если вы непременно требуете вывода войск, я согласен, но немедленно разрешу свой спор с Австрией». Перед лицом этой прямой угрозы российский император несколько отступил и увел разговор в сторону, и даже всячески попытался сгладить инцидент. Когда несколькими днями позже, 4 октября, на знаменитом с тех пор представлении вольтеровского «Эдипа» в первом же действии Тальма произнес слова монолога: «Дружба великого человека есть благодеяние богов…» — Александр вдруг встал и протянул руку Наполеону. Тот, конечно же, поднявшись, пожал ее, и, пока оба монарха задерживали рукопожатие, зал неистово аплодировал. Непосвященным казалось — вот оно освящение достигнутого соглашения и торжественное возобновление союза…
А уже в среду 5 октября австрийские дела едва не стали причиной окончательного срыва. Наполеон утверждал, что англичане и австрийцы абсолютно готовы вступить в новую коалицию, и настаивал на жестких совместных мерах против, хотя и соглашался дать Австрии гарантии, если она разоружится. Однако «сердечное согласие» между Талейраном и российским императором приводило к тому, что на встречи Александр приходил уже осведомленным обо всем, что собирается говорить союзник, а потому успевал подготовиться к умелому уклонению от любых его предложений. По свидетельству Коленкура, которому, впрочем, доверять особенно не следует в силу его дружеских отношений с тем же Талейраном (кроме того, разговоры государей ведь велись с глазу на глаз, кто же поручится за их содержание?), между монархами произошла бурная сцена. Устав от глухого сопротивления своим планам, Наполеон якобы вышел из себя, швырнул шляпу на пол и принялся ее топтать. А Александр, мол, с подчеркнутым достоинством и довольный, что заставил соперника потерять лицо, улыбнулся: «Вы вспыльчивы, а я упрям. Гневом от меня ничего не добьешься. Давайте беседовать и рассуждать, или я ухожу». С этими словами он направился к двери. Наполеон удержал его. Переговоры продолжались в сдержанном, даже дружеском тоне, но дело, естественно, не продвинулось вперед.
Арман Огюстен Луи де Коленкур (1773—1827), в 1807—1811 годах — посол в России, в 1813—1814 и 1815 годах — министр иностранных дел Французской империи. Фото: RDA/VOSTOCK PHOTO
«Ваш император Александр упрям как осел, — бросил потом Наполеон Коленкуру. — Он притворяется глухим к тому, чего не хочет слушать…» К слову отметим, что русский царь и вправду был несколько туг на левое ухо.
Во всяком случае, традиционная послеполуденная прогулка двух монархов в тот день не была отменена. Чтобы создать хотя бы видимость выхода из тупика, император французов взял с Александра слово чести, что тот поддержит Францию, если Австрия начнет боевые действия первой, но ведь тот и раньше с легкостью давал такое уверение…
Вообще, внешне и на сей раз ничто не обнаружило серьезных разногласий — рядовые гости Эрфурта наверняка поразились бы тогда, услышав историю о шляпе. Государи продолжали расточать друг другу знаки личной симпатии. Вместе присутствовали на смотре 17-го легкоконного полка, вместе смотрели «Федру» Расина, вместе в одной карете 6 октября поутру отправились в Эттерсбергский лес на охоту, вместе обедали у великого герцога Саксен-Веймарского в компании шестнадцати весьма заметных персон европейской истории.
Во время оживленной трапезы зашла речь о Золотой булле, которая вплоть до учреждения профранцузского Рейнского союза в 1806 году служила конституцией и определяла порядок избрания императоров упраздненной Священной Римской империи, число и обязанности голосующих и прочее. Рассказывая обо всех этих подробностях, принц Карл Теодор фон Дальберг вскользь упомянул, что булла была принята в 1409 году.
— Полагаю, вы ошибаетесь, — вдруг вмешался Наполеон. — Это произошло в 1336-м, в царствование Карла IV.
— Да, вы правы, Ваше Величество, — смутился принц, — теперь я это припоминаю; но как случилось, что Ваше Величество так хорошо осведомлены о подобных вещах?
— Когда я был подпоручиком артиллерии… — начал Наполеон и заметил, как присутствовавшие невольно вздрогнули от неожиданности. Он на секунду осекся и с улыбкой продолжил: — ...когда я имел честь быть простым подпоручиком артиллерии, я провел три года в гарнизоне Валанса. Я не любил общества и жил довольно-таки уединенно. Счастливый случай поселил меня рядом с одним книготорговцем, просвещенным и любезным человеком. За три года службы в гарнизоне я перечитал всю его библиотеку и с тех пор ничего не забыл, даже о предметах, не имеющих особого отношения к теперешним моим занятиям.
Это было чистой правдой. И великим своим успехам император был в немалой степени обязан удивительным свойствам своей памяти (слух, что он помнил по именам всех солдат своей армии, конечно, преувеличен, но реальную почву под собой имел) и не менее удивительной способности заниматься многими важными делами одновременно.
Расставание
Тем временем стало совершенно ясно, что обсуждать больше нечего. Позицию русских в угодную для Франции сторону подвинуть никак не удастся. Незачем зря терять время.
В пятницу 7 октября министры Румянцев и Шампаньи с секретарями готовили окончательный текст Эрфуртской конвенции, а императоры для препровождения времени отправились на поле сражения при Йене, где двумя годами раньше Наполеон разбил пруссаков. Тогда Александр был их союзником, а теперь победитель непринужденно рассказывал ему о подробностях боя. Более того, оба завтракали под тентом, а перед их глазами войска воспроизводили картину баталии. «Йенское действо» было частью официально-парадной стороны эрфуртского свидания, которая, собственно, и заняла все формально оставшиеся дни. Снова спектакли, балы, приемы, «милые» символические жесты вроде случая, когда царь заметил, что забыл взять на очередной смотр войск свою шпагу. Бонапарт предложил ему свою, а Александр, принимая, торжественно изрек: «Я никогда не обнажу ее против Вашего Величества». Обмен подарками, среди которых и великолепные несессеры из позолоченного серебра, и севрский фарфор для русской императрицы…
В среду 12 октября союзная конвенция была подписана министрами и тут же ратифицирована. Преамбула и три первые статьи просто подтверждали тильзитские соглашения и устанавливали главную цель, к которой стремились стороны: всеобщий мир. Еще договорились «предложить» вступить в диалог Англии, причем непременными условиями таких переговоров с «врагом континента» считать признание Лондоном: а) присоединения Финляндии, Молдавии и Валахии к России, б) нового порядка вещей во Франции и Испании… Еще «обменялись» определенными гарантиями сохранения целостности для Турции. Ну и Александр опять подтвердил, что выступит на стороне Наполеона, если австрийцы нападут на него.
В пятницу наступила пора прощания. Неожиданно оно контрастировало с бодрым фоном самой встречи — истинные чувства в известной мере прорвались. Наполеон и Александр молча выехали из города верхом по дороге в Веймар и около того же места, где почти три недели назад они встретились, расстались. Расстались как братья и союзники, формально, во всяком случае… Второй сын корсиканского адвоката, бывший артиллерийский подпоручик и якобинец долго смотрел вслед удалявшейся карете праправнука Петра I. Потом он медленно повернулся и направил лошадь обратно, храня полное молчание. По воспоминаниям известного Анна Жана Мари Рене Савари, будущего министра полиции, с ним никто не решался заговорить — так он был мрачен. Тем же вечером император покинул Эрфурт.