Извинюсь. Не расстреляют (сборник) - Виктория Токарева

Надька вошла в кабину. Присела сразу возле дверей на откидное сиденье.

Командир корабля и первый пилот сидели на своих местах, проверяли пульт управления. Переговаривались тихо и коротко на своем самолетном языке. Понимали друг друга с полуслова. Они были молоды, серьезны, сосредоточенны. В их руках – человеческие жизни, и свои в том числе. Широкоплечие, в красивой форме, они казались сверхлюдьми.

На Надьку они почти не обернулись. Вернее, обернулись, но не увидели. У них были дела поважнее.

Посадка закончилась. Трап отъехал. Самолет покатил на взлетную полосу. Мотор заревел, набирая ярость и захлебываясь от ярости. Помчал по взлетной полосе, оторвался от земли, и в мгновение земля оказалась далеко внизу. Стюардесса не зашла. Забыла скорее всего.

Навстречу Надьке полетели облака. Обзор был широкий – впереди и по бокам. Надька находилась в стеклянной полусфере. Казалось, что она, как шахидка, летит в вечность…

Как давно у нее не было таких красивых и сильных впечатлений. Последнее время Надька только и делает, что продирается сквозь чащу, как дикая свинья, копя в душе месть и злобу. А ведь есть облака, и бескрайняя синь, и сверхлюди, крепко держащие руль.

Самолет набрал высоту. Облака остались внизу, как вскипевший океан. Солнце светило без помех, торжествующе и нагло. Стюардесса заглянула и забрала Надьку. Надька вошла в салон первого класса.

Андрей сидел, смотрел в иллюминатор. Сквозь разорванные облака в глубокой сизой дымке виднелась земля. О! Как далеко падать, если самолет вдруг выйдет из строя. Как больно разбиваться. А может, и не больно. Сердце разорвется еще в пути, в свободном падении. Андрей вдруг поймал себя на мысли, что сейчас хорошее время для смерти. Ему не жаль было своей жизни. Что его ждет? Работа, работа, опять работа и деньги, деньги… А кому их оставить?… Родители уйдут раньше. Значит, племянникам Светланы. Значит, он крутится как белка в колесе для каких-то малознакомых племянников. А ведь у него есть сын.

Андрей почувствовал, что на него кто-то смотрит. Он поднял глаза. Перед ним стояла Надька и туманно улыбалась. Андрей испугался, что у него зрительные галлюцинации. Он целыми днями думал о Надьке, ненавидел ее, вел воспаленные диалоги, и неудивительно, что слегка тронулся, «упал с качалки». Этого еще не хватало.

– Я не привидение, – проговорила Надька. – Просто я соскучилась.

Она села рядом. Ее волосы пахли смородиновым листом.

Андрей делал свои дела, встречался с нужными людьми. Надьку с собой не брал. Почти все деловые партнеры бывали в Москве, знали Светлану.

Надька злилась. Она предполагала другое развитие событий. Надеялась, что дожмет Андрея до нужного решения. Ее козыри: любовь, квартира, ребенок. Что еще нужно для полной победы? Но Андрей стоял крепко, как дуб на поляне. Он качался и скрипел стволом, когда Надька вдруг исчезала. Но стоило ей появиться, Андрей успокаивался и был непоколебим.

Надька оставалась одна. Знакомилась с Америкой.

Лос-Анджелес, одноэтажный и незатейливый, простирался во все стороны: от океана до Голливуда. Когда-то американцы оттяпали этот город у Мексики, так что город был скорее мексиканский, деревня по большому счету.

Нью-Йорк – другое дело. Это Америка. Город для молодых и энергичных. Надька гуляла по Брайтон-Бич, читала русские вывески. Сидела в кафе, которое держали одесситы: картошка, жаренная на сливочном масле, с румяной коркой, – яд, по американским меркам. Сплошной канцероген.

Надька быстро сообразила: эмигрантам не надо хвалить Россию. Ни в коем случае. Если в России плохо, значит, они поступили правильно. Но если в России хорошо, то что они делают на Брайтон-Бич, под грохочущими поездами метро?… Получается как в песне: «Ты покинул берег свой родной, а к другому так и не пристал…»

Надька одиноко сидела в кафе, поглощала холестерин и канцероген. А в это же самое время хитрожопый Андрей пребывал у богатых американцев и вкушал дары моря: омары, креветки, лобстеры, мидии.

Вечером Надька спросила:

– Зачем ты меня сюда привез?

– Я тебя привез? – удивился Андрей. – Я тебя не звал. Ты сама увязалась.

Это была правда и неправда. Одновременно. Внутренне – он ее звал. Он был ей рад, иначе бы она не полетела.

Надька не выдержала и кинулась с кулаками. Андрей крепко держал ее за запястья, он был сильнее. Надька плакала от злости, а он смеялся и целовал ее в слезы. Ну что тут сделаешь?

В последний день пребывания, вечером, раздался долгий звонок. Надьке было запрещено подходить к телефону, но она сняла трубку.

– Да. Я слушаю…

В трубке молчали.

– Ничего не слышно, – проговорила Надька.

– А что вы там делаете? – прорезалась Светлана.

– То же, что и всегда. Любим друг друга.

Андрей вышел из ванной.

– Тебя. – Надька отдала ему трубку и вышла.

Пусть выкручивается как хочет.

Домой возвращались в ссоре.

Андрей молчал. Надька тоже молчала.

Андрей понимал, что должна чувствовать Светлана. Сначала он нарушил клятву, данную отцу Михаилу. Клятвопреступник. Затем простил Надьке радиодонос, публичный позор, потом шантаж. Кто он после этого? Андрей, конечно, попробует вывернуться, но…

Надька сидела в самолетном кресле и думала: хорошо бы бросить этого сукина сына, зарыть в землю живую любовь… Какая это любовь? Сплошная унизиловка. И что ее ждет? Стареть в любовницах? Нет. Это не для Надьки. Она станет женой, или не станет никем. Есть еще вариант: выйти замуж за Бориса или за американца Джорджа, а потом изменять мужу с Андреем. Тогда они на равных. А сейчас Андрей отдает половину, а она – все целое. Ну нет…

Стюардессы стали разносить еду. К обеду полагалось вино в маленьких бутылочках.

Наполнили пластмассовые чашки. Переглянулись.

– Женись на мне, – хмуро предложила Надька.

– Не могу.

– «Не могу» – это значит «не хочу», – сказала Надька. – Если бы ты хотел, то нашел ходы-выходы.

– Возможно, – согласился Андрей. – Я не могу и не хочу.

Все ясно. Яснее не скажешь. Значит, вся эта история не про Андрея и Надьку, а про Андрея и Светлану. Это история о том, как, несмотря на бешеную страсть, жизненные ухабы, Андрей ни на сантиметр не отполз от своей жены. Любовь к Светлане – как океан, в котором без следа пропадают корабли, космические станции и целые материки, не говоря о людях.

Позвонил американец и попросил приехать.

– А в чем дело? – спросила Надька.

– Приезжай, увидишь…

Надька приехала и увидела в окне привычную поляну с дубом, а рядом – группу рабочих и желтый экскаватор.

– Что это? – спросила Надька, сглатывая нехорошее предчувствие.

– Собираются строить подземный гараж. А свер-ху – платная стоянка, – сообщил американец. – Все выхлопные газы – в окно. У меня проблема с легкими. Я должен буду съехать.

– Подожди съезжать. Я что-нибудь придумаю, – сказала Надька.

– Все соседи протестуют, – поведал Джордж.

– А как они протестуют?

– Возмущаются.

– И все?

– А что еще? – удивился Джордж.

– Американец называется… – усмехнулась Надька.

В России принято считать, что американцы – деловые и предприимчивые. Но американцы тоже бывают всякие: хваткие и созерцательные. Джордж был книжный человек, изучал ненормативную лексику в русском языке. Кому она нужна? Но значит – нужна. Джордж произносил ненормативные обороты с акцентом, и это переставало звучать как мат. Это была почти песня.

– Хочешь, я поговорю с рабочими? – предложил он свои услуги.

– Им нужна не лексика, а твердая валюта.

– Но их много, – резонно заметил Джордж.

Надька подумала и решила идти законным путем.

Она привлекла юриста Гену – того самого, похожего на братка. Гена подсказал: нужно выяснить – кто строит, кто является заказчиком?

Выяснилось, что заказчик – Москва. Далее требовалось собрать подписи и обратиться в Московское правительство. Надька выделила время, обежала все сто квартир, собрала подписи и деньги. Дом был раскуплен богатыми людьми, денег никто не жалел.

В конце списка Надька приписала четыре знаменитые фамилии. И сама за них расписалась разными ручками. Кто будет проверять? Никто ведь не знает, как расписывается виолончелист Ростропович или Майя Плисецкая. И никто не знает их адрес. Это люди мира. Они живут везде и вполне могут иметь квартиру в этом доме.

Собрав деньги, Надька устремилась вперед и вверх, как ракетоноситель. Ее путь лежал к зданию Моссовета. Надька подъехала на машине и оглядела дом профессиональным взглядом риэлтора. Какой добротный дом. При Сталине лучше строили, боялись халтурить и воровать. Бояться полезно.

У входа с внутренней стороны стоял милиционер. И еще два в холле.

– Ваш пропуск, – сказал один из двух.

– У меня нет. Но мне очень надо…

Надька сделала умоляющие глаза и показала бумагу с подписями.

– Попросите, чтобы вам спустили пропуск, – сказал второй милиционер.

– А кого попросить?

– А к кому вы идете?