Собрание сочинений в 4 томах. Том 3. Закономерность - Николай Вирта

— Ах ты, боже мой, что же я не надел носки.

Солдаты подгоняли его прикладами, старик подпрыгивал от ударов и спрашивал:

— Господа, в чем дело? Господа!..

Всю ночь Опанас ходил с офицером. Его тошнило от вида крови и слез. Десятки раз он мог бы улизнуть, но страх был сильнее чувства отвращения к самому себе, и Опанас покорно показывал офицеру улицы, дома, квартиры…

Перед рассветом Опанас отказался идти дальше. Офицеру надоело канителиться с ним, и он отпустил его домой. Никола шел по улицам, то и дело натыкаясь на сломанные двери, столы, табуретки, на сорванные вывески, поваленные тумбы.

На углу Дворянской на столбе он увидел повешенного офицерами доктора Гольдберга. Старик висел, покачиваясь и упершись мертвыми глазами в землю, до которой никак не мог достать…

Утром железнодорожники перешли в наступление, их поддержали рабочие завода «Светлотруд», беднота из соседних сел, и к вечеру порядок в городе был восстановлен.

Евгений Ховань защищался, пока у него не вышли все патроны. Раненный в руку, он сдался. Жители города видели, как он шел в Чека, окровавленный, обтрепанный, но по-прежнему надменный.

Адвокат Кузнецов в тот же день пытался бежать из города, но был задержан. Вместе с Хованем он просидел в тюрьме до лета.

В июле двадцать первого года тамбовские власти потребовали Кузнецова для очной ставки с пойманными антоновцами.

В тот день, когда Кузнецова отправляли в Тамбов, Евгений Игнатьевич Ховань был расстрелян.

Смерть отца свалила Виктора с ног.

Болезнь протекала тяжело, временами Петр Игнатьевич падал духом, ему не верилось, что племянник выздоровеет. Виктор бредил и плакал, сотрясаясь от рыданий, и рядом с ним плакал от жалости к мальчику Петр Игнатьевич.

Порой Виктора мучили кошмары: он пытался встать с постели и бежать, кричал, что за ним гонятся, звал на помощь Джонни, просил Андрея дать ему бомбу.

Петр Игнатьевич не знал, что делать. Несчастья, вдруг обрушившиеся на семью, приводили его в отчаяние. Восстание, затеянное братом, до смерти перепугало его. Когда на улице шла стрельба, он отсиживался дома. Тем не менее после ликвидации мятежа Петра Игнатьевича несколько раз вызывали к следователю и, хотя улик против него не оказалось, со службы его уволили.

Снова пришлось ему сесть за починку сапог.

Воспаление легких, перенесенное Виктором в детстве, грозило тяжелыми последствиями. Врач сказал Петру Игнатьевичу:

— Мальчик предрасположен к туберкулезу. Деревенский воздух, парное молоко, овощи и фрукты — вот что вылечит его.

Петр Игнатьевич вспомнил о своем бывшем денщике. Илья Тарусов, сын богатого мужика, жил с отцом в селе Дворики на юге соседней, Тамбовской губернии. Илья не замедлил ответить на письмо Петра Игнатьевича. Он сообщал, что отец с радостью примет на сколько угодно времени племянника «его благородия», который был так добр к его сыну — простому солдату.

В Двориках Виктору довелось стать свидетелем урагана, пронесшегося над Тамбовщиной и названного впоследствии антоновщиной.

Вернувшись в Верхнереченск, Виктор старался не вспоминать о том страшном и противоречивом, что ему пришлось пережить и что навсегда осталось где-то в потаенном уголке сознания…

Оправившись в деревне после тяжелой болезни, Виктор как-то сразу из мальчишки превратился в юношу. Природа не наделила его ничем особенным, что могло бы бросаться в глаза. Среднего роста, поджарый, с круглой головой, с глазами василькового цвета и чувственной нижней губой, он быстро сходился с людьми, но так же быстро в них разочаровывался. Вспыльчивый, порой взбалмошный, мгновенно загоравшийся какой-нибудь идеей и так же быстро к ней охладевавший, верный в дружбе и легко влюблявшийся, он, по выражению Джонни, был «парнем что надо»…

Когда Виктор вернулся домой, к нему тут же нагрянули старые приятели: Лена и Джонни, мешая друг другу, рассказывали Виктору о том, что происходило в Верхнереченске за время его отсутствия.

— Живут! — печально сказала Лена. — Скучно, Витя, Прямо не знаем, что и делать. А в городе, знаешь, перемены. Базар открыли — торгуют вовсю! Ресторан на Советской ремонтируют, тоже скоро откроют.

— Музыка будет! — восхищенно сказал Джонни. — А об адвокате ты ничего не знаешь? — шепотом спросил он Виктора.

— Нет. А что?

Лена сурово поглядела на Джонни. Тот покраснел.

Виктор все же заставил Лену рассказать все, что она знала о судьбе адвоката. Узнав, что Кузнецов расстрелян в Тамбове, Виктор спокойно продолжал разговор с приятелями. Адвоката он не любил и не жалел о нем.

Бурная жизнь адвоката окончилась осенью двадцать первого года. В камере тамбовской тюрьмы, куда еще в июле привезли адвоката, он встретился с другом юности — антоновцем Никитой Петровичем Кагардэ.

Никита Петрович Кагардэ, плача и бия себя в грудь, поведал адвокату о своих горестях.

— Ты понимаешь, — рыдал он, — не себя жалко, сына жалко. Сынишка у меня в Пахотном Углу остался. Один как перст. Мальчик мой, Левка!

Адвоката тронули слезы друга детства. Зная, что смерть неминуема, он решил напоследок сделать доброе дело. «Кто знает, — думал Кузнецов, — что ждет людей на том свете…»

Адвокат расспросил Никиту о том, где живет его сын, как его можно разыскать, и тайно переслал жене письмо:

«В селе Пахотный Угол, Тамбовской губернии, разыщи сына моего друга Никиты Кагардэ — Льва, возьми его к себе и, если господу будет угодно, чтобы я умер, воспитай и внуши ему, что его отец и друг его отца погибли за свободу».

Кузнецова расстреляли на следующий день после того, как он переслал письмо жене. Вместе с ним расстреляли и Никиту Петровича.

Кузнецова после смерти мужа жила, не заботясь о завтрашнем дне. Адвокат сумел золото, продукты и ценные вещи припрятать в надежных местах. Он обеспечил жену до конца ее дней.

Почти год мадам провела в полном одиночестве, плакала, ходила ежедневно в церковь святой Варвары, служила панихиды по мужу…

Вспомнив о завещании мужа, мадам поморщилась, но, побоявшись наказания на том свете, нашла человека и поручила ему разыскать ребенка, завещанного мужем. Человек этот уезжал в Тамбовскую губернию и взялся за плату выполнить поручение Кузнецовой.

Через год после смерти мужа, в дождливый осенний день, мадам зашла к Петру Игнатьевичу и рассказала, что ребенок найден и скоро будет доставлен в Верхнереченск.

В тот же день вечером к Виктору пришла Лена. Окончив уроки, они сели на ковер перед печкой. Печь топилась. Пламя гудело, из поленьев выступил белый, как молоко, сок. С улицы доносились визги, хохот, крик, густой лай Васьки.

— Ты что такой? — спросила Лена Виктора.

— Так. Грустно.

— Пойдем на улицу. Там Джонни играет с ребятами.

— Не хочется. Дождь.

— Никакого дождя нет, выдумываешь ты. Пойдем, погуляем! Я тебе покажу замечательный вид! Только что открыла.

— Нет, не пойду.

— Да что с тобой, Витя? Ты что, болен, а? — Лена положила руку на лоб Виктору.

Тот покраснел и неловко отстранил Лену.

— Не понимаю, что с вами! — возмутилась Лена. — Андрей ходит мрачнее тучи. Женя куксится. Объясни, что это такое? Может быть, вы поссорились?.. Да ну же, говори!

Виктор не знал, что отвечать. Он молчал. Замолчала и Лена.

Монотонно тикали часы, отсчитывая секунды. Много часов отсчитали они с тех пор, как было создано общество «пиратов». Город пережил гражданскую войну, голод.

Все изменилось кругом, вся жизнь пошла по-другому. Изменились и выросли ребята. Виктор знал, почему мрачен и угрюм Андрей: он влюбился в Женю. И Женя стала совсем барышней, любит покрутиться перед зеркалом…

И знает Виктор, почему грустно сейчас ему. Знает, хотя не может, не умеет об этом рассказать.

— Не пойму, — продолжала Лена. Она сидела, охватив колени руками и положив на них голову. Пламя окрашивало ее волосы в багряный цвет. — Ничего не понимаю. Как мы хорошо проводили время! На луг ходили, в лес за грибами. Играли в разбойников. Помнишь, как ты меня похищал у бандитов и, когда переносил через ручей, мы оба упали в воду? — Лена грустно улыбнулась. — А теперь скучно стало. Летом мы ни разу не ходили в лес.

— Там бандиты бродят, — тихо сказал Виктор.

— Брось, пожалуйста. Раньше тоже бродили, да мы не боялись. Андрейка стал скучным, все вздыхает. Ты не знаешь почему?

— Н-нет, — нерешительно протянул Виктор.

— А погляди мне в глаза! Ну, Витя, ну, скажи правду!

— Не могу! — Виктор, чтобы не смотреть на Лену, ковырнул кочергой в печи, пламя рванулось, загудело, с треском полетели искры.

— А я знаю. Я теперь все понимаю. У вас девчонки в голове. Андрей влюбился в Женю — верно ведь? И ты влюбился в кого-нибудь? Скажи, Витя, неужели и у тебя девчонки в голове? — Лена хитро посмотрела на своего приятеля.