Остальные. Часть 1 - Р. Л.

– Там машины!

Школьница и её подруга переживают произошедшее, дёргая руками, изображая движение малыша. Снова делают лица неподвижными, выравнивают походку, взрослеют.

3.30

– Хватит крутить башкой! Стоя-ать! Гадюка.

Когти скребут за дверью.

Выпад ноги.

– Звоните, пожалуйста. Есть – есть. Нет – нет.

Двумя руками взялся за резиновый поручень, укрепив кейс на ступени. Безразлично смотрит сквозь очки лысеющей головой.

Перемычка наушников придавила рыжий гребень, ближе ко лбу.

Две болтающие на английском, перекрывая дорожный шум, везут перед собой по лёгкой сидячей коляске, обвешанной бумажными пакетами. У каждой сзади – на чёрном плаще и на коричневой юбке – по большому пыльному пятну. Дети молчат, замысловато изогнувшись.

3.31

Вдвоём – справа и слева – стаскивают сидящего ребёнка по металлической полувытертой горке, потому что сам не едет: ткань не скользит.

4.1

Дед прислонился спиной к солнечной стороне широкого ствола дерева. Две его внучки-близняшки, плотно упакованные в шелестящие комбинезоны с капюшонами, рассекают на самокатах асфальтовые дорожки. Они почти одинаковы, по крайней мере вещами: одеждой, обувью, самокатами. Но одна отталкивается левой, а вторая правой ногой.

Небритый и немытый мужчина – лица его не различить между курткой и шапкой – в разносортной одежде отталкивается от земли розовыми роликовыми коньками. На спине незакрывающаяся сумка через плечо, в ней есть пустая пластиковая бутылка и отрезок пластмассового шланга. У развилки пешеходных дорог остановился – прямо или налево? – поехал прямо, на ходу забросив сумку подальше за позвоночник.

Глухой хлопок, и на полу мгновенно – мультипликационное пятно пены, инкрустированное коричневыми осколками. Перешагивает через него, к эскалатору, не задерживаясь, не оглядываясь и молча.

4.2

Сэндвичмэн делает зарядку: холодно, вращает плечами.

Уточняет по телефону свою фамилию:

– Вы, соц, кий. Певец такой был. Бард.

– Как это вы стали неудобно, молодой человек.

– У меня помечено, что всё вами получено.

– Этот товарищ, он давно у нас не работает.

– В любом случае звоните. Я тогда с вами буду держать связь.

– Я вчера вечером приезжал, в семь. Около семи. Вы до семи работаете?

– До шести. Я ждал до восьми.

– В восемь с чем-то я приехал.

– С чем-то меня уже не было.

– Ну вот. Вот ваши материалы. Ещё нужно расписаться.

Один держит снизу, а другой тянет два чёрных пакета из третьего, четвёртого и пятого. Материалы застряли. Потом тянет один, а второй ищет лист для росписи в папке, зажав ещё один пакет между ног. Возня заканчивается, получатель уходит. Теперь курьер наводит порядок: роняет, поднимает, вынимает, осматривается, засовывает, зажимает коленями, укладывает, подбирает. Уходит, оглядываясь.

4.3

Пробежал по тележке, перескочил через ручку, задевая подошвой, развернулся, развернул и покатил за помидорами.

Две женщины, одетых одинаково, переговариваются через лежащую собаку, которая двигает рыжими ушами.

Очередь, столпотворение: пейзажи из мелких цветных камней – берёзы, ели, перелески, небеса. Торговка постукивает произведением о ладонь, чтобы осыпались лишние крошки. Зритель берёт за рамку, ищет взглядом и словами подругу, поднимает высоко, чтобы показать. «Пошли домой», – говорит она ему.

Грязный человек, одежда мятая как тело, лицо закрыто короткими чёрными волосами, которые кажутся длиннее, потому что кожа отступила. В руке пучок вербных распустившихся веток.

4.4

На задний буксирный отросток усаживаются две девочки, одна за другой, как ездят на мотоцикле. Трамвай трогается. Девичьи ноги почти касаются каменных плит.

Поймав трамвайную колею, она отпускает руль маленькой жёлтой машины, шарит руками внутри, что-то упорядочивает. Заднее стекло закрыто многими рядами мягких наваленных игрушек: разноцветные.

Садятся на скамейку возле неоттаявшего маленького пруда. Женщина, которой кепка закрывает уши полукругами, деловито достаёт шуршащие пакеты с пищей и напитками. Мужчина придерживает, чтобы не вырвал ветер. Пьют из белых стаканчиков, говорят, едят. Подходит и отходит собака, щёки её пусты.

4.5

В кожаных куртках окружили машину с распахнутыми дверями. Наблюдают, как их товарищ полуприсел и блюёт на коричневую землю.

4.6

Расположила ноги на его ногах. Старательно объедают друг другу губы.

На всех сиденьях трамвая сидят молодые милиционеры и смотрят в стороны.

– Я думал, она больше, – говорит один из них, видя телевизионную башню.

4.7

В одной руке – объявление, в другой – бутылочка клея. Делает три движения, прикладывает к доске остановки общественного транспорта. Неторопливо оглянулся. Крепит ещё два листка: «Сдаю!!!» Снова оглянувшись, поправляет на плече ремень портфеля, уходит по тротуару, высушенному утренним солнцем.

– На следующей, – говорит мать.

– Выходим на следующей? – спрашивает дочь.

– Нет. На следующей сядем.

Усевшись, мать (волосы собраны в хвост; те, что у лба, – с седыми корнями) подаёт чёрную книгу дочери (глава двадцать вторая; красная шапка и куртка красная, но с голубыми рукавами), а себе достаёт женский детектив.

– Экскурсия, – говорит вагоновожатая, подняв голову к зеркалу заднего вида, в открытую дверь кабины. – Над нами едет. Пока мы до метро доберёмся, там столкновение было, пока разъедемся, обратно поедет, увидите.

– Яблоко хочешь? – спрашивает мать.

– Печенье, – отвечает дочь.

– Две сумки, согнутая, и бежит. И чего не идётся спокойно. Кулёк, – говорит вагоновожатая.

Её волосы и стёкла очков выкрашены в тёмно-рыжий цвет.

С раскладного стула следит за неподвижным поплавком и лежащей на воде леской, которую сносит ветер. Костыли положил один на другой вдоль линии берега.

4.8

В его руках два искусственных поминальных венка: веточки, редкие простые цветы. Она говорит с ним на ходу.

Набирает номер, читая его с клетчатого листа, который держит в той же руке, сверяя каждую цифру. Окончив разговор, закуривает длинную тонкую сигарету. Убирает зажигалку в маленькую сумочку-параллелепипед. На безымянном правой толстое обручальное кольцо; на мизинце такое же.

4.9

– Теперь твоя очередь гадать. Постригся я или причесался?

Его глаза совершенно неподвижны.

– Люсь! – долго свистит протяжным звуком падающего самолёта. Машет руками: – Люсь! Лю-да! – снова свист. Подхватывает под мышку узкую коробку, напряжённо идёт вперёд быстрым шагом с повёрнутой влево головой.

Серьги, воткнутые в его губы, напоминают рыболовные мормышки: он пойман симметрично. Из подбородка растёт густая плотная борода, пущенная по середине лица, похожая на сжатые горстью ветки веника.

Дальневосточный иностранец вытягивает перед собой руки с маленькой металлического цвета коробкой. Кадр. Немного повернулся, прихватив другое здание. Кадр. Кадр. Кадр.

– Какие башмачки, а? По-моему, во всем мире конкурс проводится, кто нелепее оденется.

Слово «нелепее» трудно поддаётся его нетрезвому артикулярному аппарату.

– Ой, извините, – говорят девочки.

– Ничего. Очень даже приятно, – не глядя на них говорит лысоватый мужчина, который рассматривает атлас мира.

Девочки улыбаются, но он не видит.

– У меня есть песня про рыбку и песня про грибок.

Стоя, руку натянув за спину, набирает с клавиатуры аккордов. Круглая голова разговаривает со стульями и зрителями.

4.10

Держась за самокат, плавно двигает второй рукой, поворачивая запястье, и маленькая головка – блестящие влажные глаза, мелкие длинные завитки спускаются из-под шапки, – качается по-восточному от плеча к плечу на неподвижной шее.

– Не надо печалиться, – старательно поёт она, – вся жизнь впереди.

Одетый в коричневое с белыми полосами прямой белёсый старик идёт вдоль стены спортивной ходьбой, почти не сгибая худых ног.

4.11

Четверо мужчин стоят полукругом, задрав головы, и смотрят, как белые голуби делают круги на синем небе возле железных клеток голубятни. Руки они положили в карманы. Непричёсанные волосы треплет ветер. Ещё один мужчина постарше стоит чуть в стороне и тоже смотрит вверх; у него на голове шляпа.

– Сейчас судят очень плохо. Очень плохо.

– Вот Ходорковского-то вот недавно посадили за миллиарды. Евреев-то этих.