Предательство. Последние дни 2011 года - Сергей Царев

— В том-то и дело, что нужен был шум. Более того, они еще взорвали входную дверь пристройки.

— Меня удивило описание поведения «террориста номер один мира», а такую информацию давали сами американцы в СМИ, что бен Ладен вышел в коридор, а потом вернулся в комнату за автоматом. Вышел в коридор, чтобы спросить: это бомба взорвалась или кастрюля упала? И это террорист, который десять лет держал в напряжении весь мир? Хочется задать вопрос: а был ли мальчик? Еще один штрих. Все эти годы бен Ладена мир видел с автоматом в руке. Где этот автомат? Что могло быть лучшим доказательством его смерти? Почему американцы не предъявили его миру? Это могло быть сильным пиаровским ходом.

— Много нестыковок. Одни говорят, что он застрелился, другие — что его убили. Одни говорят, что образцы ДНК взяли на месте убийства, другие — на военно-морской базе. Из-за большого числа нестыковок министр обороны США Роберт Гейтс закрыл информацию об операции.

— Создается впечатление, что в ходе операции что-то пошло не так, и они стали импровизировать. А в целом, — заключил Сергей Георгиевич, — создается впечатление, что спецслужбы США дурачили всех, выжимая из бюджета колоссальные деньги. А объект оказался дряхлым и слабым, и эксплуатировать его воинствующий образ было уже невозможно, поэтому его надо было срочно убрать, чтобы скрыть всю затею с неуловимым и всемогущим «террористом номер один». Заодно и закрыть дело о теракте 11 сентября 2001 года, похоронив ряд неудобных вопросов. Очень удачно, в юбилейный год.

— Возможно, Вы и правы, — согласился Олег Борисович. — Дальше разыгрывать эту карту было опасно — несостоятельность бен Ладена была очевидна. А его смерть в результате дерзкой операции на территории Пакистана, без уведомления правительства, оказалась весьма к месту, учитывая предстоящие выборы.

— Генералам — ордена, президенту Обаме — второй срок президентства. Правда, у союзника — Пакистана — горький осадок остался. Американцы в очередной раз пренебрегли суверенитетом дружественной страны.

— Должен заметить, что пакистанцы тонко отомстили им, — сообщил Олег Борисович. — Один из вертолетов из-за жесткой посадки не смог взлететь. Американцам пришлось его взорвать, очевидно, в нем была секретная начинка. Неизвестно, насколько удачно они его взорвали, учитывая их спешку, но есть устойчивые слухи, что пакистанцы передали его Китаю. На радость американцам.

Николай Васильевич называл себя «китайцем русского розлива». Его родители жили в небольшом городе Казахстана, занимались мелким бизнесом — готовили и продавали еду, привлекая к труду своих детей. После службы в армии старший сын Николай перебрался в Москву, где устроился работать таксистом. С развалом СССР природная склонность к бизнесу получила возможность полностью раскрыться. В середине 90-х годов он был одним из ведущих бизнесменов китайского происхождения.

Николай Васильевич приехал к Сергею Георгиевичу отметить пятнадцатилетие знакомства. Каждый год первого августа они встречались, чтобы отметить это событие. В тот год, когда Сергей Георгиевич вынужден был покинуть университет, встреча происходила у него на даче — он редко выбирался в Москву, стараясь избегать всего, что ему напоминало об университете, ректором которого он был.

— Пить что будешь? — спросил Сергей Георгиевич.

— Немного шампанского, чисто символически, я за рулем, — предупредил Николай Васильевич.

Татьяна Александровна, накрывая стол, поинтересовалась:

— Николай, как мальчики? Как Настя? Где они сейчас?

Николай Васильевич коротко рассказал о делах трех сыновей, о супруге Насте, потом сообщил:

— Отправил их всех с тещей на море.

— Тогда, может быть, выпьешь и останешься у нас? — предложил Сергей Георгиевич.

— Не получится, дел много, да и пить я стал редко и мало.

Сергей Георгиевич не стал настаивать, помня разговор в предыдущую встречу, когда Николай Васильевич пожаловался на сердце. Татьяна Александровна, сославшись на дела, оставила мужчин наедине, и они предались воспоминаниям. Вспоминали разные случаи — серьезные и смешные, забавные и грустные, но неожиданно всплыла одна история.

— Помнишь, Сергей, был полковник, он возглавлял криминальную милицию?

— Помню. Еще его племянница у нас в университете училась. Наглая была девица. Небольшого роста, худенькая, тихая, но начиналась сессия, и она всех терроризировала, выжимая оценки. Сколько раз приходили сотрудники милиции по поручению дяди, чтобы ей поставили повышенные оценки.

— Приходили с просьбой? — поинтересовался Николай Васильевич.

— Ты когда видел или слышал, чтобы они приходили с просьбой? Наглые сотрудники угрожали всевозможными проверками, другие приходили с четко определенными требованиями и сроками их исполнения. Обычно это все происходило на уровне деканата, только два раза мне пришлось вмешиваться.

— Вот почему он на тебя зуб имел, — понял Николай Васильевич.

— Не думаю, — усомнился Сергей Георгиевич, — мы встречались пару раз, вроде все было нормально.

— Ты так думаешь? Я тебе не говорил, чтобы не расстраивать. Он пару раз подымал вопрос, чтобы я подсунул тебе взятку.

— С чего это?

— Громкое дело, шум, продвижение по служебной лестнице. Непокорных в системе не любят, — сделал вывод Николай Васильевич.

Сергей Георгиевич ничего не сказал. Он давно понял, что, будучи ректором, он не вписывался в существующую систему высшего образования. Никого не интересовали его потуги по развитию науки среди студентов, усилению роли студентов в жизни университета, воспитанию свободных личностей. Дух свободы, необходимый для науки, был опасен для чиновников министерства — в этом случае необходимо было быть профессионалом своего дела, уметь отстаивать свое мнение. Система, построенная на основе безрассудного выполнения приказов начальства, не создает передовую научную среду. Она создает серую массу псевдонаучных сотрудников, в которой легко растворяются чиновники, имеющие скромные знания и скромные профессиональные навыки. Серое хорошо растворяется в сером, создавая серую гармонию, подумал Сергей Георгиевич.

Они еще долго сидели за столом, предаваясь воспоминаниям, рассуждая о политике, мировом финансовом кризисе. Николай Васильевич всегда был уверен, что Китай будет великой державой:

— У Китая есть цель — стать первой державой мира. Все делается для этого. Посмотри, что делается с кредитами. В России очень высокие ставки, плюс скрытые откаты. На такие деньги бизнес не построишь.

— Согласен, у нас с кредитами и ставками большая проблема для малого и среднего бизнеса. Кажется, я познакомил тебя с Александром Николаевичем, у него завод растительного масла в Подмосковье. Когда грянул кризис, правительство выделило банкам огромные средства на поддержку реального сектора экономики. Не помню, под нулевой или какой-то маленький процент. Так вот, для поддержки своего производства он брал кредит из этих денег в банке под 25 процентов и столько же откатом. Власть продемонстрировала свое трепетное отношение к экономике, а банкиры заработали огромные деньги, а главное, они вместе помогли промышленности. На бумаге.

— На бумаге, понятно. Бизнес без дешевых кредитов не развивается. В Китае все проще — государство стимулирует бизнес, а успешному бизнесу снижают проценты или списывают кредит, если вновь открытый бизнес осуществляет экспорт в Европу, США и другие страны.

— Есть цель, есть задачи. И вся государственная машина вместе с бизнесом целенаправленно работает на их реализацию. У нас в университете, в последний год моего пребывания, работал один доктор биологических наук. Он бывший военный и занимался закрытой тематикой. После развала СССР организовал собственное производство, совместно с китайцами построил завод в Китае по производству белка. Знаешь, что он отметил? Семь лет назад в Китае не было биотехнологов. За эти годы не только создали соответствующие направления в университетах, но и выпустили специалистов высокого уровня. Вот что значит государственная политика.

— А что делает сейчас этот биотехнолог?

— Не знаю, слышал, что китайцы следующие заводы построили без его участия. Кажется, заплатили, а дальше все делают сами.

— Это по-китайски, — засмеялся Николай Васильевич. — Знаешь, Запад долго пренебрегал и унижал Китай. У китайцев на уровне генов зафиксировалась тяга к знаниям и желание добиться результата. С одной стороны, систематическое унижение и пренебрежение возможностей китайского народа сыграло положительную роль — мы не стесняемся учиться, не говорим «понятно», если не вникли в суть.