Многие знания – многие печали - Анна и Сергей Литвиновы

Вдруг мне захотелось написать их – всех вместе такими, какими помню: первое желание работать, которое посетило меня за прошедшие три недели. (Все-таки эскизы для Данилова я набрасывал без любви, как из-под палки – но они, похоже, готовили почву для моего приступа вдохновения.) Чтобы не расплескать свое чувство (немолод, что ни говори, каждый визит музы следует ценить), я сделал эскиз: их шестеро, и они будто бы позируют перед объективом фотоаппарата – загорелые, мощные, молодые, опаленные солнцем. Почему-то вспомнилось: мы однажды позировали фотографу, отряд вывозили на экскурсию на Саяно-Шушенскую ГЭС, а гидростанция тогда была не то что сейчас – разрушена и восстановлена, – нет, еще не достроена. И я набросал ее контур на заднем плане. И огромный красный флаг, парящий над ней – не то чтобы он тогда над станцией и впрямь развевался, нет, его, насколько помню, не было, но очень уж наше старое алое советское знамя ложилось в стилистику будущей картины.

Меня не покидало чувство, что гибель друзей связана с прошлым – далеким и совместным нашим прошлым. И – с Лидией. Было вдобавок ощущение, что она, моя бывшая несостоявшаяся девушка, многого мне недоговорила. Что знает она гораздо больше, чем рассказала. Она врала мне – или сознательно оставляла за кадром ряд событий.

Но как, спрашивается, можно проверить одну женщину? Правильный ответ – расспросить другую. У Лиды ведь были тогда подруги не подруги, но коллеги: девчонки, которые работали вместе с ней на кухне. Как их звали? Как они выглядели? При попытке вспомнить рисовались лишь бледные размытые контуры – примерно как в случае с Харченко.

Еще лет пятнадцать назад я мог бы бесплодно потратить дни и месяцы, пытаясь вспомнить имена и лица шапочных знакомых прошлых лет. Теперь созданы прекрасные средства для освежения памяти – они зовутся Интернетом и соцсетями. Я зарегистрировался на соответствующем сайте под своим собственным именем и вошел в сообщество нашего вуза. А далее не больше получаса потребовалось мне, чтобы найти двух девчонок, которые тогда в стройотряде «Зурбаган-80» трудились вместе с Лидией на кухне. Я узнал их обеих в лицо.

Первая звалась Юлей Солнцевой – дальше у нее в скобках значились еще две фамилии, значит, она, как и я, прошла два брака. И фотографии имелись – прежняя, черно-белая, по которой я ее сразу идентифицировал, – и цветная, нынешних времен. И, знаете, сейчас она выглядела лучше, чем тридцать лет назад. Я, конечно, понимал, что девушка могла поместить фотку не сегодняшнюю, а десятилетней давности, и выбрать из сотен собственных карточек наиболее удачную, а потом поработать над ней фотошопом, – но все равно было ощущение, что Юля с той поры получшела. Для начала она ни на грамм не поправилась, а, скорее, наоборот. Вдобавок одежда, и выражение лица, и взгляд – все выдавало в ней женщину, довольную собой и своей жизнью. Так случается – не часто, но бывает: человек с годами не только не теряет юных кондиций, а, напротив, настаивается, как хороший коньяк. Правда, для этого в нем изначально должно быть нечто, что могло бы настояться: стержень, воля, любовь к жизни. Я по себе знал, каких усилий стоит, к примеру, не раскормить себя и хотя бы сохранить юношеский вес – а Солнцева даже похудела. Впрочем, рано радоваться за нее – надо посмотреть воочию и тогда судить.

Я вспомнил и другую повариху – она звалась, оказывается, Галей Ланских, – однако вторая как оставляла меня равнодушным тогда, так и продолжала оставлять, а, главное, местом ее жительства значился город Сиэтл, штат Вашингтон, США. Но чтобы узнать то, что я хотел, мне требовалась личная встреча, персональное присутствие – никакая служба коротких сообщений или даже видеосвязь не годились. Поэтому я сразу поставил крест на эмигрантке и, не теряя времени даром, написал личное послание Юле Солнцевой. Когда весточка улетела, я с чистым сердцем отошел от стола с компьютером и поднялся в мастерскую – захотелось поработать над картиной, сюжет которой столь неожиданно пришел ко мне. Может, холст откроет новый период в моей, так сказать, творческой биографии?

Я заработался и даже не расслышал, как звякали компьютер и телефон, извещая о новом послании. Только возвратившись в жилую часть квартиры, я обнаружил, что не прошло и пары часов, как Юля дала мне ответ. И, в отличие от вертевшей хвостом Лидии, от которой я бог знает сколько времени не мог добиться встречи, Солнцева отписала мне номер своего телефона. Я взял и сразу ей позвонил.

Голос ее звучал свежо и молодо, но меня на такой мякине теперь, после Лидии, не проведешь. «Хотелось бы с тобой встретиться», – просто сказал я.

– Что-нибудь случилось?

– Со мной ничего, но с моими друзьями да. И ты тоже знала этих людей, поэтому я хочу кое-что у тебя спросить.

– Время терпит?

– Не знаю, как время, я за него ответственности не несу, а вот лично мне хотелось бы увидеть тебя побыстрее.

– Сейчас обдумаю возможности, посмотрю свое расписание, – она и впрямь стала шуршать страницами, а потом вдруг спросила: – Ты, Кирилл, спорт любишь?

– Заниматься люблю, а так нет, – хмыкнул я, и она тоже усмехнулась. В том и прелесть иметь дело с ровесницами: мы существуем в одинаковом контексте, понимаем друг друга с полуслова, смеемся одним и тем же шуткам. Вот и сейчас оба вспомнили старый анекдот, который я перефразировал: «Гиви, ты помидоры любишь?» – «Кушать люблю, а так нет».

– А каким ты видом занимаешься? – поинтересовалась она. – Сразу предупреждаю, это не праздный вопрос.

– Велосипед люблю, йогу, лыжи. Плаваю в бассейне.

– О, это хорошо, – оживилась она. – Знаешь, у меня есть приглашение в один спортклуб – не самый центровой, зато чистенький. Бассейн двадцать пять метров. Хаммам, сауна. Тренажерка есть, конечно. Составишь мне компанию поплавать – скажем, м-м, послезавтра?

– А в какое время?

– Ты ведь, говорят, свободный художник?

– Говорят.

– Я в определенном смысле тоже. Поэтому давай днем – народу меньше.

– Давай.

Она продиктовала мне адрес, и мы договорились на два часа – у меня был умысел, если встреча с Юлей не заладится, сбежать от нее пораньше и в городе пообедать. Я подумал, что лет двадцать ни с кем не назначал пляжных свиданий, – в последний раз дело было в бассейне «Москва». Подумалось также, что даме пятидесяти с лишним лет надо обладать большой смелостью и уверенностью в себе, чтобы являться на встречу со старым приятелем в купальнике. Значит, она считает, что в ней все идеально? И фигура, и лицо, и кожа, и ноги?! Тогда это редчайший случай для женщины!

Юля и впрямь выглядела неплохо. Она встретила меня на ступеньках спорткомплекса. Я готов был повторить суждение, что тридцать прошедших лет пошли ей на пользу, – что и сделал вслух. Она польщенно засмеялась и молвила: «Ты тоже неплох». Девушки на рецепции встретили Юлю с пиететом – если не сказать подобострастно. Еще более раболепно приветствовала ее мывшая полы узбечка в униформе. Когда Солнцева провожала меня в раздевалку, я вскользь поинтересовался: «Ты что, здесь управляющая?» Она с достоинством улыбнулась: «Поднимай выше».

– Хозяйка?!

Довольная, она коротко кивнула:

– Да.

И добавила:

– У меня таких клубов три.

– Муж, что ли, подарил? – на правах старинного друга я позволил себе бестактность.

– Почему муж? Все сама, тяжким каждодневным трудом, – сказала она: не знаю, соврала ли.

– Вызывает восхищение.

– Так не скрывай его, – улыбнулась она. – Восхищайся.

– Подожди, дай осмотреться. Вдруг у тебя раздевалки грязные. И волосы в стоке душевой плавают.

– Тогда иди, инспектируй. Встретимся через десять минут в бассейне.

Когда я вышел из душевой, Юля в хорошем стиле кролем бороздила полупустой бассейн. Я влез в воду, и она подплыла ко мне.

– Ты права, – сказал я, – все почти стерильно.

– Если б ты знал, сколько времени, сил и нервов стоило мне, чтобы этого добиться. И сейчас нельзя расслабиться ни на секунду.

– Давай поплаваем, раз уж пригласила?

– Давай. Наперегонки.

– Пфф! Соревнование?

– А я знаю, что ты азартен. Помнишь, ты на спор собирался Енисей переплыть? Тебя еле отговорили. Вода там в июне холоднющая.

– Что, правда? – я напрочь забыл о том пари.

– Правда-правда! Я не выдумываю.

– Давай просто поплаваем. Пятнадцать бассейнов.

– Двадцать пять.

– Двадцать.

В юности я плавал не худо, да и форму поддерживаю, не курю, пью редко. Но и мне соревноваться с новой-старой знакомой было тяжеловато. На последней трети дистанции я почувствовал: все, конец, не могу, сейчас умру – но краем глаза видел из воды, как на соседней дорожке Юлия не снижает темпа. И я переборол себя, а потом пришло второе дыхание. Она проиграла мне полбассейна.

После того как я вылез и отдышался, резко улучшилось настроение: вечный столичный адреналин сжегся, в кровь впрыснулись эндорфины. Юля тоже раскраснелась, лицо разгладилось, она стащила шапочку и смеялась, встряхивая волосами.