Антон Брукнер 1824 - 1896 Краткий очерк жизни и творчества [Популярная монография] - Игорь Белецкий

Очевидно, чтобы развеять траурное настроение заключения I части, композитор сделал скерцо II частью цикла. Сочностью жанрового колорита музыка напоминает картины старых фламандских мастеров, погружая в атмосферу простонародного, грубоватого веселья, пронизанного ощущением здоровой мужественной силы. Брукнер называл первую тему скерцо «немецкий Михель». Грузная, чуть неуклюжая тема басов струнных в остинатном ритме лендлера действительно чем-то напоминает походку простого деревенского парня; ее оттеняют шелест и жужжание тремоло высоких скрипок, хроматические пассажи которых вносят элемент призрачности, нереальности происходящего; музыка уподобляется фантастическому хороводу причудливых видений… Эта двойственность земного и незримо ирреального сохраняется на протяжении главного раздела скерцо, одного из самых масштабных у Брукнера. О трио скерцо Брукнер говорил: «Михель удобно расположился на вершине горы и грезит, глядя на страну» («träumt ins Land»). В этих словах верно схвачено основное настроение трио, мечтательная музыка которого близка пасторальной идиллии; неторопливые, протяжные мелодии овеяны дыханием величественной альпийской природы, проникнуты близостью к родине.

Торжественное хоральное звучание кульминаций трио предвосхищает возвышенный склад III части симфонии — Adagio. Эта часть — самая грандиозная из всех медленных частей в симфониях Брукнера (301 такт). В ее монументальной форме нашло совершенное воплощение архитектоническое искусство композитора. Adagio захватывает напряженным эмоциональным током выразительно пластичных мелодий, благородной сдержанностью страстного чувства. Это гигантский симфонический ноктюрн, в котором словно в едином порыве сливаются голоса вселенной… Брукнер говорил по поводу музыки Adagio: «Тогда я слишком глубоко заглянул в глаза одной девушке». Конечно, поздняя влюбленность композитора лишь послужила побудительной причиной для создания величественной поэмы в звуках, где земное, человеческое чувство перерастает в пантеистически восторженное упоение красотой мироздания.

Огромная звуковая конструкция Adagio основана на двух темах-зернах, из которых вырастает сложнейшая симфоническая ткань. Начальная тема у первых скрипок на фоне мерно пульсирующего ритма сопровождения — образ затаенной мольбы, полной скрытой страстности, которая с неистовой силой прорывается на кульминации темы. Ее завершают умиротворенные хоральные звучания, окруженные торжественными арпеджиями арф, словно теряющимися в заоблачных высях… Вторая тема, звучащая в грудном теплом тембре виолончелей, носит более личный характер. Ее выразительные интонации, сопровождаемые мягким шелестом тремоло струнных, звучат как взволнованная лирическая исповедь.

Гигантский финал Восьмой симфонии (747 тактов!) по размерам и драматической напряженности превосходит даже финал Пятой. Из высказываний Брукнера известно, что поводом к его созданию послужила торжественная встреча трех императоров — австрийского, германского и русского — близ Ольмюца в сентябре 1884 года, сопровождавшаяся военным парадом. По словам композитора, в первых тактах финала «струнные — скачка казаков; медь — военная музыка; трубы — фанфары в момент встречи…». Эти образы, конечно, не исчерпывают полностью содержание концепции финала. В ее центре, как и в I части Восьмой, — титаническая личность «героя», бросающего гордый вызов судьбе. Через напряженную борьбу, насыщенную острейшими драматическими коллизиями, развитие приводит к торжественному апофеозу в последних тактах, объединяющих в одновременном звучании главные темы всех частей симфонии. Настойчивое повторение в ослепительном до мажоре преображенной темы I части символизирует оптимистическое разрешение трагического конфликта — победу жизни над смертью, света над тьмой. Могучим гимном радостного ликования заканчивается финал Восьмой симфонии, последний симфонический финал, который суждено было завершить Брукнеру.

Неудача с первой редакцией Восьмой симфонии вызвала новую череду переработок старых произведений. Испытывая мучительные сомнения, Брукнер соглашается с предложениями И. Шалька и Ф. Лёве подвергнуть ревизии даже ранние симфонии. Он откладывает в сторону начатые в сентябре 1887 года эскизы новой, Девятой, симфонии и на четыре года погружается в работу над партитурами уже законченных произведений. Помимо второй редакции Восьмой симфонии в конце 80-х годов сделаны новые редакции Третьей и Первой симфоний. Кроме того, И. Шальк, получивший поддержку Г. Леви, вносит в партитуры уже опубликованной Четвертой (изд. в 1888 г.) и Пятой симфоний такие значительные изменения, что они искажают первоначальный авторский замысел. Хотя новые редакции имели целью сделать музыку Брукнера более доступной пониманию современников, они не были оправданными с точки зрения исторической перспективы. С тех пор, как в XX веке, преимущественно в 30-х годах, были изданы первоначальные авторские редакции симфоний Брукнера[54], они признаны единственно адекватными замыслам композитора и в этом виде исполняются крупнейшими дирижерами современности.

Последние триумфы

Конец 80-х — начало 90-х годов ознаменовались растущим признанием творчества Брукнера. 22 января 1888 года X. Рихтер дирижировал в Вене концертом, посвященным Брукнеру: исполнялись Четвертая симфония и Те deum. 31 мая 1891 года композитор пережил один из величайших триумфов своей жизни, когда присутствовал в Берлине на первом исполнении Те deum под управлением Зигфрида Окса. На репетиции Брукнер был встречен тушем оркестра, а после концерта разразилась настоящая буря аплодисментов. Оксу удалось довести исполнение Те deum до такой степени совершенства, что автор признал его трактовку «высоко гениальной». «Никогда более мне не придется услышать подобное исполнение моего произведения», — писал он дирижеру вскоре после берлинского концерта.

Победное шествие Те deum по концертным эстрадам крупнейших городов Европы и Америки — Вены, Амстердама, Христиании (ныне Осло), Штутгарта, Дрездена, Гамбурга (Г. Малер), Цинциннати[55] — вдохновило Брукнера на создание последнего духовного произведения — 150-го псалма для солистов, хора и оркестра (1892). Этот опус был с успехом исполнен в том же году в Дрездене (после неудачной премьеры в Вене). В 90-е годы растет число зарубежных исполнений симфоний Брукнера, особенно Третьей, Четвертой, Седьмой, сопровождавшихся все более восторженным приемом. Однако последним великим триумфом, который суждено было испытать Брукнеру, стала долгожданная премьера Восьмой симфонии, исполненной оркестром Венской филармонии под управлением Рихтера 18 декабря 1892 года. Эта самая монументальная из симфоний Брукнера, в качестве единственного номера программы заполнившая целый вечер, произвела потрясающее впечатление. Исполнение каждой части сопровождалось шквалом аплодисментов[56]. В рецензии Гуго Вольф назвал ее «творением титана, превосходящим по своим духовным масштабам и величию все другие симфонии Брукнера». Тогда же Восьмая была провозглашена в критике «величайшей симфонией XIX века» и «венцом музыки нашего времени». Последней премьерой, на которой присутствовал престарелый композитор, было исполнение его мужского хора «Гельголанд» в сопровождении оркестра 8 октября 1893 года. На премьеру Пятой симфонии под управлением Ф. Шалька 8 апреля 1894 года в Граце тяжело больной композитор не смог приехать.