Мистик Томас Свит - Козлов Евгений Александрович

Остальные паломники без отлагательств высыпались наружу, кто в растерянности, иные с единым вопросом, однако пожар их любознательности, потушить никто не смел, отвечать никто не решался. Все три кареты разом остановились. Собаки лают, кони роют копытами землю, вскидывая гривами. Наши благоверные родители держались вместе, искоса поглядывая на нас, внутренне умилялись, мы же застыли статуями, без интереса глазели на одного из друзей говорившего с проводником. Агнетта хотела вернуться в карету, дабы в уединении подвигнуть меня к поцелую, а я просто хотел остаться один. Проводник безразлично взирал и разводил руками, на уговоры двигаться дальше, отрицательно кивал головой старик. Положение казалось безвыходным. Льюис, так звали джентльмена лингвиста, окончив пререкания, созвал нас вместе, бесхитростно огласил причину задержки.

– Дальше они не решаются ехать, сопровождать нас отказываются. Объясняются невнятно, то надвигается буря, что лишено смысла, если даже и так, то оставаться на одном месте опасно, то лавина им чудится, но ближайшие горы еще далеко, еще неразборчивые древние предания вселяют в них религиозный страх. В общем, придется кучерам самим делать борозду. В любом случае мы продолжим путь.

– Кого именно они боятся? – спросил я.

– Трудно сказать. Я не особо знаю мифы, поверья. Часто повторяют слово – “зелиген”, может быть это скандинавский бог или чудовище, не могу с точностью сказать. – проговорил Льюис.

– Зелиген. – сказал я, запоминая, не осознавая для чего.

– Это сейчас не важно, пускай твердят что угодно, лишь бы нарисовали достоверную карту и описали путь до первейшего населенного пункта, а оттуда и до заставы недалеко. Цивилизация совсем близко. Но ведь мы отправились не для удобств, а ради прекрасных мест, неповторимого вида, свежего воздуха, лечебного, как говорят, и конечно утоления детской мечты приключений. Не так ли? – ликующе и подбадривающе вопросительно воскликнул Льюис.

Никто впрочем, не ответил, даже мысленно воздержались от комментариев. Все были углублены в свои насущные проблемы, и я не исключение, новые тягости. Так хочется свалить их на спину кого-то другого. Влачить необъективность не пришлось. Льюис один кое-как разобрал язык нормандцев, поэтому как настоящий прокурор выведал информацию, временами секретную, чему бывшие провожатые не были особо рады, они собирались в обратный путь, не переступая запретную черту, границу между мирами. Некоторыми денежными дивидендами явно не обошлось, бумага иногда развязывает языки.

Вечер стоял ясный, чуть прохладный, в меру влажный, никакой беды не предвещалось. Все казалось безмятежным, сущее не таило в себе никакой опасности. Благоухание севера. Протянув руку, горизонтально поставив ладонь, можно было поместить на ней горы вместе со снежными вершинами шапками, будто хмурых гномов. Но всмотревшись, они казались устрашающе огромными, стоя у подножия невольно начинала кружиться голова. Путешественники были самонадеянны и необразованны, они бродили по музею расслаблено, созерцая творения, и сей Лувр был всем миром, к нему можно прикоснуться, он не требует золотых рам, драгоценных оправ, перспективу не нужно вымерять, и наконец, нет ни одного похожего дня, а может быть и часа, постоянное движение, в то время как мы желаем застыть и остановиться. Так и я попал в незавидный тупик, в сети юной особы, что только не покушалось на меня, обремененного иными заботами. Всегда мечтал вверить жизнь свою на пользу людям, служить, долго и упорно, неблагодарно, но воздаваемо, положить всего себя на доброе дело, стоящее людей и себя. В такой жизни не должно быть женитьбы и всего отсюда вытекающего, служение – вот что должно было стать моею жизнью. Однако, не всё так просто. Словно загнанный в угол зверь, я беспомощно скулю, хотя должен огрызаться, я слаб, мною легко руководить, не всегда, но, все же: обдумывая, прихожу к выводу, что, не соблюдая некие общепринятые не только в обществе, но и во всей истории человечества закономерности, становишься ненужным, отрицательным, хотя не делаешь зла, не потакаешь злу, просто избираешь иной путь, но осуждаешься немедленно и бесповоротно. Отправляют в безвестность и изгнание в небытие. Громко, ярко, тихо, тускло, зато отражает действительность, которую я не смог опротестовать, потому дал согласие на родительские потуги добродетели, не ослушался. Больше я не буду к этому возвращаться, всё и так ясно, ныне стало прошлым, которое так хотелось бы изменить, но тогда бы не произошло следующее.

Льюис в хорошем расположении духа, должно быть, единственный кто хотя бы что-то предпринимал, вертел в руках карту, словно выигрышный билет, ожидая словесного поощрения своего поступка во благо всей процессии. Группа отступников скрылась, словно их никогда и не было, по общему заключению, порешили, что помощь их не слишком была необходима, велика ли затея, всё время двигаться напрямик, никуда не сворачивая. Среди дам и некоторых джентльменов промелькнули некоторые тревоги, перед неизвестным все стали равны и одинаково слабы, например, таким образом, происходит, когда горничная внезапно заболевает, потому вся домашняя работа ложится на неискушенные руки господ, начинается легкая паника сопровождающееся редкими ругательствами. Мы остались одни, без поддержки извне, без опыта, без находчивости, без непосредственной детской живости. Короткое явление, предвещающее нечто большее. Невольно появляются, зарождаются жуткие мысли о нежданных лавинах, бурях в снежной пустыни, непременно кареты должны быть перевернутыми, всё сущее завалится белыми облаками снега, и среди всего этого хаоса упокоятся несчастные горе путешественники. Так показывало воображение недалекое прогнозируемое будущее, в дальнейшем страхи только возрастали и укреплялись за счет завываний ветров. Поначалу в душах их царила суетливость и праздность, сейчас же, столкнувшись лицом к лицу с непредвидимым бедствием, наконец, задумались о конечности своего земного бытия. И даже веселость, игривость, вычурная оптимистичность лингвиста укореняли недоверчивость, как правило некоторые корят и винят всех вокруг, иные только себя, кто-то избирает золотую середину взвешивая вину каждого, а другой пытается не делать сложных выборов, открыв свежую бутылку, творит не сознавая того самый легкий выбор. Большинство забравшись в экипажи, вновь погрузившись в более привычную и спокойную обстановку жили как прежде, я же, мечтал поскорее отвязаться от вездесущей Агнетты, которая пригрелась возле меня словно кошка. Я хотел было снова сыграть отзывчивость, но актер из меня вышел никудышный.

Иногда задумываюсь о том, а может быть так всё и должно быть, судьба такова, нужно смириться, усмирить и затмить собственное я, приглушить тщеславные амбиции, списать фальшь с затертого до дыр сценария, такого беззвучного и почти бескрасочного, в котором одни сплошные действия. Жить не по своей заблудшей воле. А как же выбор? Думаю те, кто обладают нравственно обогащенным умом, способны выбирать верно, плыть против течения. Существуют непредвиденные ситуации, и что тогда? У меня же всё благополучно, свыкнуться не составит особого труда, однако душа всегда будет рваться на свободу. Ах, если бы человеческие мысли использовать как топливо для двигателя, то мы бы больше не загрязняли окружающую среду, главное чтобы мысли были добродетельными. Вот он вечный двигатель, душа человеческая.

Лошади томились в ожидании без страха и упрека. В отличие от них, нам потребовалось некоторое количество времени, прежде чем все собрались, ведь, как известно, чем больше людей, тем тяжелее их сорганизовать, исключение есть катастрофа, либо всеобщее веселье. Незаметно наступила ночь, становилось холодней с каждым часом, от страстной Агнетты исходил жар, стоило мне неудачно из-за кочки под колесами пересечь границу между нами, как я явственно ощущал неловкость, ее влекущее и отталкивающее воздействие. Приближаться, не смел, мало ли что в порыве она посмеет сотворить. Раздразнил слегка, что недоразумение это даже начало привлекать, но самую малость. Щепотку схожести и суп отношений навсегда испорчен, она же деликатна в воззрениях, чуть помешивая, я немного отхлебнул, и варево на вкус оказалось значительно пересолено, но новизна впечатлений не позволила высказать свои претензии вслух. Вот так мы, сложив нечто сложное, из простой ситуации, прибывали в молчании. В других двух каретах возобновились игры, заиграли в желудках пузырьки шампанского, и всеми возможными нелепостями. Я же отсчитывал каждую секунду.