В интересах следствия - Сергей Высоцкий

У подъезда дома напротив остановился фургончик «ГАЗель», и два здоровых парня, сверяясь с бумажкой, выставляли на тротуар секции с большими фирменными бутылями родниковой воды.

«Богатые люди — особые люди», — вспомнил Фризе любимую присказку своего приятеля майора Рамодина. — Пьют только родниковую воду. Хотят жить вечно». Он скользнул глазами по стене дома и увидел то, что и ожидал увидеть: почти у каждого окна красовались приемники мощных кондиционеров.

«Интересно, наркотики эти богатые люди употребляют?» Владимир перевел взгляд на лицо своего нового знакомого, вздохнул и прикрыл глаза.

Минут через десять, а может быть, через пять или через час — он не мог сказать более определенно, потому что время перестало для него существовать, — Фризе почувствовал, как его охватывает сладкое чувство легкости и освобождения от окружающего мира. «Мир — это я. Вот в чем, оказывается, дело», — с удовлетворением подумал он. А другой, пытающийся контролировать первого Фризе — или, наоборот, второго? — подсказал ему: «Старик, а какой бы кайф ты словил, если бы использовал всю дурь, а не прятал ее в карман?»

Этот второй Фризе, никак не желающий забыть, что он сыщик, серьезно подпортил ему эйфорию. Не давал полностью отключиться, оборвать последнюю тоненькую ниточку, соединяющую с окружающим миром.

Сквозь сладкую дрему до Фризе доносились звуки движущегося лифта, стук дверей, шорох автомобильных шин в переулке, завывание внезапно сработавшей автосигнализации. Все эти звуки были по ту сторону его заторможенного сознания — в другом мире. Но ради этого мира он находился здесь. И не давал себе полностью забыться.

— Боже! Опять бомжи! — произнес молодой, но сварливый женский голос. — Неужели ты не можешь их выбросить раз и навсегда?

— Уже выбрасывал. Это — другие.

— Начни отстреливать.

— Патронов не хватит, — равнодушно сказал мужчина и тут же спохватился: — Ты что, дура? Хоть бы на лестнице придержала язык.

В это время пришла кабина лифта. Щелкнула дверь. Когда кабина лифта проходила мимо, до Фризе донеслась раздраженная фраза женщины:

— Если застану их вечером — ошпарю кипятком.

Хлопнула дверь в подъезде, и опять наступило длящееся вечно состояние блаженного покоя. До появления на лестнице новых людей. Они вызывали лифт, шаркали подошвами по ступеням. Увидев бомжей, они отпускали злые реплики. Иногда испуганные. Эти реплики были единственным, что сейчас поддерживало связь Владимира с внешним миром. А в его персональном мире все было ярким и солнечным. Веселым и приветливым. Когда потом, окончательно придя в себя, Фризе пытался вспомнить, воспроизвести в мозгу этот мир, у него ничего не получилось. Осталось только ощущение — мир был копией того, в котором он жил. Но только с точностью до наоборот. Очень ярким, очень добрым. Сочувствующим.

Полубредовое состояние не мешало сыщику время от времени разлеплять веки и проверять, как обстоят дела возле интересующего его дома. Там ничего не происходило. Дом словно вымер. Лишь однажды благообразный старик вывел на прогулку терьера. Имя терьера Фризе вспомнил — Панасоник, а вот имя старика его затуманенное сознание выдавать отказалось.

Сигналом к окончательному пробуждению стали слова, сказанные неприятным, как шорох наждачной бумаги, голосом:

— Чертова мразь! Наркоманы гребаные. Сейчас вызову милицию.

Это были слова из реального мира.

Когда он окончательно пришел в себя, то увидел, что сидит скорчившись на подоконнике. Его новый приятель спал прямо на каменном полу, на кипе рекламных газет «Экстра-М».

За окном уже сгустились сумерки. Фонари еще не зажглись, и переулок показался Фризе неуютным. Даже враждебным. На мгновение Владимира охватила паника: может быть, светлый и солнечный город, из которого он только что вернулся, и есть подлинный? Его постоянная среда обитания. Надо только как следует встряхнуться, чтобы вернуться к действительности?

Фризе вздохнул и почувствовал, как непривычно гулко стучит сердце. Он пошевелил затекшей рукой, побарабанил пальцами по стеклу. Расколотое, плохо закрепленное в раме стекло задребезжало, и Владимир вспомнил, как дребезжало оно в его сне, когда по переулку проносились редкие автомобили. Потом ему вспомнились реплики жильцов, гудение лифта, стук дверей. Все слова, которые он слышал и запомнил, звучали враждебно.

Еще Фризе вспомнил, что какие-то передвижения по лестнице насторожили его, и он приказывал себе не забыть о них.

«Что же это было? Что же? Кто-то стоял рядом. Совсем рядом. Этот кто-то возник словно ниоткуда. Не гудел лифт. Ни разу не хлопнула дверь. Не слышались шаги по ступеням. Только… Запах! Запах кухни: котлет, жареного лука, вареных овощей, хозяйственного мыла».

Фризе взглянул повнимательнее на подоконник. Рядом с ним, прикрытая газетой, стояла железная тарелка. Он сбросил газету. В тарелке лежало несколько картофелин и котлета на куске черного хлеба. Чья-то добрая, не ожесточенная жизнью душа решила подкормить неприкаянных бедолаг. Владимир живо представил себе, как бабуся-пенсионерка спускается по ступенькам в мягких шлепанцах и ставит угощение на подоконник. Не эти ли мягкие шаги он приказывал себе запомнить? Нет. Их он, наверное, и не слышал.

Он приказал себе запомнить другие легкие шаги. Крадущиеся. В обуви на мягкой подошве. Обладатель мягкой обуви приехал на лифте на этаж выше. Потом легко сбежал на лестничный марш ниже. Постоял рядом с бомжами. Владимир вспомнил слабый запах ментола, исходящий от мужчины. Наверное, он жевал ментоловый чуингам. В том, что это был мужчина, Фризе не сомневался. В едва освещенном уголке памяти, куда он приказал себе вернуться, шаги пришельца запечатлелись хоть и мягкими, но по-мужски размашистыми. Уверенными.

Мужчина не стал возвращаться наверх, а спустился на этаж ниже.

И наверное, позвонил. Мягко открылась дверь квартиры. И тут же закрылась.

Потом был второй визит. Фризе слышал уже знакомый мягкий щелчок двери. И через секунду почувствовал присутствие нового гостя. Тоже мужчины. Владимир мог поклясться, что это был уже другой мужчина. От него пахло не ментолом, а хорошими сигаретами и дешевым, приторным бонд-спреем. Вместо того чтобы спуститься, мужчина поднялся на следующий этаж и вызвал лифт. Так же как и первый, он не захотел, чтобы соседи знали, на каком этаже он гостил. Владимир усмехнулся, вспомнив одну свою замужнюю любовницу, — приходя к ней, он проделывал такую же операцию — ехал на лифте на этаж выше, а потом тихо спускался к нужной квартире.

Но эти мужики ездили явно не к любовнице.

— Василий! — Фризе наклонился над бомжом и дернул за китель генеральского мундира. — Атас!

Бомж с трудом приоткрыл веки и тут же опустил их снова.

— Атас! — повторил Владимир. — Тут один хмырь милицию пошел вызывать.

— Он уже два года грозится, — не поднимая век, сообщил Генерал. — А ты кто?

— Владимир.

— Какой еще Владимир? — Бомж приоткрыл глаза и долго всматривался в лицо Фризе. — Первый раз вижу.

— Владимир из Питера.

— Дашь ты мне, наконец, поспать, падла!

— Дам.

Наверное, бомж не привык к тому, что на его хамство отвечали так спокойно и не бросались в драку. Он опять открыл глаза и посмотрел на Фризе внимательным осмысленным взглядом:

— Ах, это ты? Питерский интеллихэнт!

Фризе стало обидно, что даже бомжи так ласково относятся к ленинградцам. «Чем москвичи хуже? — подумал он. — И в Питере сейчас хамства выше головы. Даже слава пошла — самый криминальный город России. А поди ж ты!»

— Забыл, как тебя зовут, мужик. Прости.

— Владимир.

— Ну да, ну да! Володька. Ты этого скрипуна не боись! Он только грозит. А сам с полными штанами от нас бегает. — Внезапно лицо у бомжа исказилось гримасой страха. Он непроизвольно схватился за синюю щеку. — Боженька мой! Как мы сюда попали? Ты привел?

— Ты.

— Линяем!

Бомж вскочил со своего газетного ложа и на цыпочках стал спускаться по ступенькам. Почувствовав, что Фризе медлит, он обернулся и резко взмахнул рукой, призывая следовать за собой. Выражение лица, движения — все говорило о том, что Генерал паникует.

«Что его так напугало? — подумал Владимир. — Уж не здесь ли так подсинили ему лицо?»

Фризе так и подмывало остаться и посмотреть, как будут развиваться события. Что за осторожные, молчаливые люди спускались по лестнице поглазеть на словивших кайф бомжей. Придет ли кто-нибудь снова? Но расставаться с Василием ему не хотелось. Как бы опереточно ни выглядел Генерал, человек он бывалый. Настоящий тертый калач. И его паническое бегство говорило о многом.

Владимир с трудом преодолел тяжесть во всем теле и оторвался от подоконника. Стараясь не нарушать тишину, он устремился следом за бомжом. А тот все набирал и набирал скорость. Он ни разу не споткнулся, не задел за перила, несмотря на свою хромоту. И не сделал попытки сесть в лифт. Бесшумно распахнулась дверь в подъезде. Генерал дождался Владимира и только тогда осторожно прикрыл ее.