Там, где в дымке холмы - Кадзуо Исигуро
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Эти корабли чересчур большие. Если вот это дерево, то тогда корабли должны быть гораздо меньше.
Его мать ненадолго задумалась.
— Что ж, возможно. Но все же это чудесная картинка. Разве не так, Акира?
— Корабли чересчур большие, — повторил мальчик.
Женщина засмеялась:
— Вы должны извинить Акиру, — обратилась она к Сатико. — Видите ли, по рисованию у него довольно известный наставник, и понятно, что он гораздо лучше разбирается в таких вещах, чем большинство детей его возраста. У вашей дочери тоже есть учитель рисования?
— Нет. — Тон Сатико оставался недвусмысленно холодным. Женщина, казалось, ничего не замечала.
— Это вовсе не плохая идея, — продолжала она. — Мой муж поначалу был против. Он считал, что для Акиры вполне достаточно домашних репетиторов по математике и естественным наукам. Но я думаю, рисование тоже немаловажно. Ребенок должен развивать воображение сызмала. Все учителя в школе со мной согласились. Но лучшие успехи у Акиры по математике. По-моему, математика очень важна, не правда ли?
— Да, безусловно, — подтвердила Сатико. — Я уверена, что математика очень полезна.
— Математика развивает у детей остроту ума. Большинство детей, способных к математике, обнаруживают способности и ко многим другим предметам. Мы с мужем вместе решили пригласить репетитора по математике. И не зря. В прошлом году Акира был в классе третьим-четвертым, а нынче стабильно на первом месте.
— Математика — это совсем нетрудно, — заявил мальчик. Потом он обратился к Марико: — Ты умеешь умножать на девять?
Его мать снова рассмеялась:
— Думаю, у юной девушки способностей предостаточно. Судя по рисованию, она обещает многое.
— Математика — это совсем нетрудно, — повторил мальчик. — Умножать на девять — проще некуда.
— Да, Акира знает теперь всю таблицу умножения. Многие дети в его возрасте умеют умножать только на три и на четыре. Акира, сколько будет девятью пять?
— Девятью пять получится сорок пять!
— А девятью девять?
— Девятью девять будет восемьдесят один!
Американка что-то спросила у Сатико и, когда Сатико кивнула, захлопала в ладоши и снова несколько раз повторила слово «восхитительно».
— Ваша дочь кажется очень способной, — сказала пухлолицая женщина Сатико. — Ей нравится в школе? Акире нравится в школе почти все. Кроме математики и рисования он очень хорошо успевает по географии. Моя подруга просто поразилась, убедившись, что Акира знает названия всех крупных городов в Америке. Правда, Сьюзи-сан?
Женщина повернулась к своей подруге и, запинаясь, произнесла несколько слов по-английски. Американка, по-видимому, их не поняла, однако одобрительно улыбнулась мальчику.
— Но математика у Акиры любимый предмет. Верно, Акира?
— Математика — это совсем нетрудно!
— А какой у нашей юной спутницы любимый предмет в школе? — обратилась женщина к Марико.
Марико помолчала, потом ответила:
— Я тоже люблю математику.
— Ты тоже любишь математику. Великолепно.
— Сколько тогда будет девятью шесть? — сердито спросил мальчик.
— Так чудесно, когда дети заинтересованы в учебе, правда? — вставила его мать.
— Ну, так сколько будет девятью шесть?
Я спросила:
— А чем Акира-сан хочет заниматься, когда вырастет?
— Акира, скажи тете, кем ты собираешься стать.
— Генеральным директором корпорации «Мицубиси»!
— Это фирма его отца, — пояснила его мать. — Акира уже твердо решил.
— Да, я вижу, — сказала я с улыбкой. — Это замечательно.
— А на кого работает твой отец? — спросил мальчик у Марико.
— Ну, Акира, не будь таким настырным, это некрасиво. — Женщина снова повернулась к Сатико. — Многие дети в его возрасте все еще мечтают стать полицейскими или пожарниками. Но Акира решил работать на «Мицубиси», когда был значительно младше.
— На кого работает твой отец? — повторил мальчик.
На этот раз его мать, вместо того чтобы вмешаться, выжидающе смотрела на Марико.
— Он хозяин зоопарка, — ответила Марико.
На минуту все замолкли. Услышав этот ответ, мальчик странным образом притих и с мрачным видом отодвинулся в сторону. Его мать неуверенно проговорила:
— Какая интересная профессия. Мы очень любим животных. А зоопарк вашего мужа — он где-то поблизости?
Прежде чем Сатико успела ответить, Марико шумно слезла со скамейки и, ни слова не говоря, направилась к деревьям невдалеке от нас. Мы молча проводили ее взглядом.
— Это ваша старшая? — спросила женщина у Сатико.
— Других детей у меня нет.
— О, понимаю. На самом деле это не так уж плохо. Ребенок может вырасти более самостоятельным. Думаю, ему часто приходится больше трудиться. Между этим, — она положила руку на голову мальчика, — и старшим разница в шесть лет.
Американка что-то громко воскликнула и захлопала в ладоши. Марико медленно и упорно взбиралась по веткам дерева. Пухлолицая женщина, заерзав на скамейке, глядела на нее с беспокойством.
— Ваша дочь — настоящий сорванец, — обронила она.
Американка радостно подхватила слово «сорванец» и снова захлопала в ладоши.
— Это не опасно? — спросила женщина. — Она ведь может упасть.
Сатико улыбнулась, ее тон в разговоре с женщиной внезапно смягчился:
— А вам в диковину видеть, как дети лазают на деревья?
Женщина с тревогой следила за Марико:
— Вы уверены, что это безопасно? Ветка может подломиться.
Сатико усмехнулась:
— Моя дочь, не сомневаюсь, знает что делает. Впрочем, спасибо вам за участие. Вы очень заботливы.
Она отвесила женщине изящный поклон. Американка что-то ей сказала, и они снова заговорили по-английски. Пухлолицая женщина перевела взгляд на нас.
— Прошу вас, не сочтите меня назойливой, — сказала она, тронув меня за руку, — но не заметить я не могла. Это у вас первенец?
— Да, — смеясь, ответила я. — Ждем его осенью.
— Как замечательно. А ваш муж — тоже владелец зоопарка?
— О нет. Он работает в фирме, которая занимается электроникой.
— Неужели?
Женщина принялась давать мне советы по уходу за младенцем. Я тем временем заметила, что мальчик двинулся от столика к дереву, на котором сидела Марико.
— Есть еще идея давать ребенку побольше слушать хорошей музыки, — втолковывала мне женщина. — Наверняка это многое значит. Наряду с самыми первыми звуками младенец должен слышать много хорошей музыки.
— Да, музыку я очень люблю.
Мальчик остановился у подножия дерева и озадаченно смотрел вверх, на Марико.
— У нашего старшего сына не такой хороший музыкальный слух, как у Акиры, — продолжала женщина. — Муж говорит, это потому, что он младенцем мало слушал хорошую музыку, и я склонна думать, он прав. В то время по радио передавали слишком много военной музыки. На пользу, уверена, это не пошло.
Слушая женщину, я увидела, как мальчик пытается упереться ногой о ствол дерева. Марико спустилась пониже и, по-видимому, давала ему советы. Американка рядом со мной продолжала громко хохотать, время от времени произнося отдельные японские слова. Мальчику удалось наконец оторваться от земли: одну ногу он вставил в расщелину и повис в воздухе, обеими руками уцепившись за ветку. Хотя от поверхности земли его отделяло всего несколько сантиметров, напряжение он испытывал громадное. Трудно сказать, сделала ли Марико это намеренно, но, спустившись еще ниже, она с силой наступила мальчику на пальцы. Мальчик пронзительно взвизгнул и кулем свалился на землю.
Женщина испуганно обернулась. Сатико и американка, за беседой ничего не заметившие, тоже устремили взгляд на упавшего мальчика. Он лежал на боку и отчаянно визжал. Мать бросилась к нему и, опустившись на колени, принялась ощупывать его ноги. Мальчик продолжал вопить. Пассажиры на дальнем конце лужайки, все как один, смотрели в нашу сторону. Через минуту-другую рыдающий мальчик, при поддержке матери, оказался за нашим столиком.
— Лазить по деревьям очень опасно, — сердито выговаривала ему мать.
— Он упал с небольшой высоты, — успокоила я ее. — На дерево он вообще не успел забраться.
— Он мог сломать ногу. Детям нельзя разрешать карабкаться на деревья. Дураки только так делают.
— Она меня пнула, — всхлипнул мальчик. — Столкнула меня с дерева. Хотела меня убить.
— Она тебя пнула? Девочка тебя пнула?
Я перехватила взгляд, который Сатико метнула на дочь. Марико снова высоко забралась на дерево.
— Она хотела меня убить.
— Девочка тебя пнула?
— Ваш сын просто соскользнул, — поспешно вмешалась я. — Я все видела. Падать ему было неоткуда.
— Она меня пнула. Хотела меня убить.
Женщина тоже обернулась и оглядела дерево.