Портрет министра в контексте смутного времени: Сергей Степашин - Александр Михайлов

Верховный Совет 26 декабря 1991 г. предложил Президенту отменить указ. Данное постановление является прямым выражением воли законодателя реализовать свои полномочия в этой сфере. Указ предусматривает реорганизацию структуры и функций органов, деятельность которых, будучи направлена на охрану прав граждан, связана в то же время с реальными ограничениями конституционных прав и свобод человека и гражданина. Регулирование этой сферы указом Президента без участия и тем более вопреки воле Верховного Совета не соответствует установленному Конституцией разграничению полномочий между высшими органами власти и управления.

Указ также противоречит закону «О милиции», закону «О чрезвычайном положении» и одобренному в первом чтении закону «О безопасности». Следовательно, Президент, издав Указ от 19 декабря 1991 года, противоречащий названным законодательным актам, превысил предоставленные ему полномочия.

Конституционный суд признал данный указ Президента РСФСР не соответствующим Конституции РСФСР с точки зрения установленного в Российской Федерации разделения законодательной, исполнительной и судебной властей, а также закрепленного Конституцией РСФСР разграничения компетенции между высшими органами государственной власти и управления РФ.

Решение принято единогласно. Мнение по мотивам принятого судом решения — у судьи Э. М. Аметистова.

Указ был отменен. Но ни к Агентству федеральной безопасности, как ведомству, ни к Иваненко, как к личности, Ельцин не вернулся. Созданное Министерство безопасности возглавил идеолог отмененного указа Виктор Баранников.

ЦРУ и всякие там БНД, по всей видимости, полагали, что за каждым шагом по реорганизации органов госбезопасности кроется глубокий смысл… Что «контора глубинного бурения» обретает новую жизнь… Поверить в то, что само государство или люди, его представляющие, собственноручно демонтируют иммунную систему страны, превращая когда-то сильнейшую спецслужбу в колосса не только на глиняных ногах, но и с глиняной головой, им было невозможно. Элитные звенья бывшего КГБ отторгались, новые руководители ФСК, ФСБ пытались найти логическое объяснение происходящим событиям, и сами вязли в латании дыр, созданных очередной реформой.

Внизу же люди просто ждали новых времен. Ни шатко, ни валко перекладывали бумаги и с профессиональной изворотливостью объясняли мотивацию собственного безделья: «настоящий опер должен уметь объяснить, что надо сделать, а если не получилось, то так же уверенно объяснить почему». В качестве такого объяснения стали перманентно и всуе говорить о законах. (Это спецслужбе-то законы нужны!)

Болтовня об отсутствии достаточной нормативной базы приобрела характер общего места. Об этом рассуждали и те, кому действительно эта база была нужна, и те, кто даже не понимал, о чем идет речь. В общем, как в анекдоте: «Я не знаю, кто такая Чили, я не знаю, кто такая Хунта. Но если эта сука не выпустит Луиса с карнавала, я на работу не пойду».

В таких условиях только ленивый политик не вмешивался в работу специальной службы, благо они это позволяли.

К тому же было очевидно, что, несмотря на все реорганизации, чистки и искусственные потрясения, связанные со сменой руководителей (они летели сквозь ведомство, как курьерские поезда, успев на лету получить звания, награды, мимолетную благодарность президента и испытать такой же мимолетный и роковой для них гнев. Директоров из ведомства рвали, как зубы без наркоза), в конторе тлели последние очаги сопротивления. Как правило, в их центре находились люди профессиональные, одаренные, обученные в эпоху КГБ, верные долгу, стране и людям. Создать что-то свое, насадить собственных людей в российские специальные службы демократам так и не удалось. Понятно, что разрушать — не строить, а потому бурно вспыхнувший в начале девяностых с их стороны интерес к ведомству стремительно угас. Формировать собственные кадры никто из них не стремился… Но посоветовать — хлебом не корми. Внутреннее влияние лица из политической и финансовой элиты пытались осуществлять через людей честолюбивых, а потому падких на разные обещания. Должностей, льгот, званий…

И за всеми этими трагическими событиями для наиболее патриотически настроенной части населения — сотрудников спецслужб — кто-то стоял. Кто-то был рядом у трона…

Сначала группа бородатых демократов, потом охранник Коржаков, потом… Он очень ярко описал свою роль в этом.

«Октябрьские события (1993 г. — Авт.) привели к новым назначениям в спецслужбах. Как-то Филатов зашел перед Советом безопасности к Президенту и сказал:

— Сегодня у Степашина день рождения, и было бы неплохо сделать ему подарок — назначить министром безопасности РФ.

Борис Николаевич не испытывал к Сергею Вадимовичу особого доверия, но Указ подписал и огласил его на Совете безопасности. Вскоре Степашина пришлось снять из-за событий в Буденновске. Ельцин меня (здесь и далее — авт.) одолел вопросом:

— Ну, кого вместо Степашина поставим?

Черномырдин с Ильюшиным предлагали свою кандидатуру, ФСК выдвигал свою. Я же посоветовал назначить Барсукова. Но Михаил Иванович отказался — не хотел идти в то ведомство, где не прекращается служебная чехарда. То одного руководителя назначат, то другого. Каждый приводит своих людей, по-своему определяет задачи. В Кремле же у Барсукова служба была налажена и работала без сбоев. Но однажды, в июне 95-го, когда у Президента случился первый инфаркт, положение оказалось безвыходным. И я сказал:

— Миша, что же делать?! Надо кому-то идти: или тебе, или мне. Деваться некуда.

Ельцин же тогда в лоб спрашивал:

— Кого будем назначать на КГБ? (Это ведомство между собой мы всегда называли КГБ.)

Я привел шефу пример, как Хрущев назначал на должность председателя КГБ Семичастного.

— Завтра поезжай на Лубянку и принимай дела, — напутствовал Хрущев.

— Никита Сергеевич, но у меня совершенно другое образование, я ни разведчик, ни контрразведчик и никогда этим делом не занимался.

Никита Сергеевич обрезал:

— Там разведчиков и контрразведчиков без тебя хватает. А мне нужен свой человек.

И семь лет преданный Семичастный руководил КГБ.

— Поэтому, Борис Николаевич, неважно, кто там будет. Важно, что бы это был ваш человек, — констатировал я.

Ельцин забеспокоился:

— Но о вас и речи не может идти. Как я без вас?

— Ну, будем с вами пореже встречаться.

— Да вы что!

— Тогда Барсуков…

— Да я с ним говорил, а он отказался.

— Он генерал, а вы Верховный главнокомандующий, Борис Николаевич, можете и приказать…

— Действительно, что же я думаю? Ну-ка, давайте его. Приглашайте на обед, за столом и скажу»[1].

Кстати, это касалось не только спецслужб, но и в целом загадочной русской души. От перестройки западные спецслужбы вообще обалдели. То, за что боролось не одно поколение рыцарей плаща и кинжала, свершилось почти без их участия за несколько месяцев… А обалдев, не догадались написать победные реляции и получить по ним ценные подарки, грамоты и медали «За победу над социализмом». Более того, они затаились и боялись неловким движением спугнуть начавшееся в России броуновское движение.

Октябрь

Досье

Граждане России!

Наступил переломный момент в истории нашей страны, в жизни каждого из нас. Номенклатурно-коммунистическое большинство VII Съезда народных депутатов, под прикрытием «поправок к Конституции», начало антинародный государственный переворот, направленный против основ конституционного строя России, против прав и свобод российских людей, против радикальных реформ в интересах народа. Весь прошедший год Верховный Совет во главе с Хасбулатовым мешал реформам, мешал президенту и правительству осуществить финансовую стабилизацию, наладить радикальные рыночные реформы, буквально выкручивал руки, чтобы реформу для народов превратить в реформу для номенклатуры, чтобы вместо свободной демократической России установить новый, худший прежнего, номенклатурный беспредел.

И вот сегодня им и этого мало. Они поняли, что президент готов на компромиссы, на переговоры, но никогда не пойдет на предательство народа, который его избирал. А президент — непредатель им не нужен. И они решили одним махом избавиться и от президента, и от реформ, и от народа, и от демократии.