Седьмая чаша - К. Сэнсом

— Нам необходимо отыскать этого поверенного Нантвика. Вы могли бы заняться этим, сэр, в качестве части общего расследования, под руководством казначея?

Роуленд кивнул.

— Да, это нужно сделать.

— Мне хотелось бы предложить кое-что, — используя свое преимущество, проговорил я, обращаясь к коронеру. — Способ убийства весьма необычен. Жертву ударили по голове, и она оставалась в бессознательном состоянии, пока ее не положили в фонтан. Возможно, стоило бы провести вскрытие тела.

Мое предложение имело весьма мрачный оттенок, но я надеялся, что Гай, возможно, сумеет обнаружить что-нибудь, что поможет нам.

— Я знаком с доктором Малтоном, который производит вскрытие тел для лондонского коронера. Он берет весьма умеренную плату. Я мог бы повидаться с ним и обсудить этот вопрос.

— А-а, этот старый мавр! — проворчал Броун. — А кто будет платить?

— Если понадобится, я заплачу. Роджер Эллиард был моим другом. И еще. — Я повысил голос. — Могу ли я попросить, чтобы его прикрыли?

— Ладно.

Коронер набросил полу моего плаща на лицо Роджера и повернулся ко мне, потирая свои пухлые ручки.

— Повторите, как звали погибшего?

— Роджер Эллиард.

— Ага, правильно. Я поговорю с вдовой, а тело можно убрать прямо сейчас. Мастер казначей, велите погрузить его на повозку и отвезти ко мне.

К тому моменту, когда старый Элиас — уже одетый, но все еще с перекошенным от потрясения лицом — провел нас в гостиную, Дороти немного пришла в себя. Вцепившись в руку Маргарет, она сидела у камина и смотрела в огонь.

— Дороти, — мягко заговорил я, — это коронер Броун. Если не возражаешь, он задаст тебе несколько вопросов.

Коронер окинул взглядом резной фриз над камином, с которого смотрели головы животных, и, причмокнув губами, проговорил:

— Ишь ты, стоящая вещица!

Дороти посмотрела в том же направлении.

— Она сломалась, когда мы переехали обратно сюда, — бесцветным голосом сказала она. — Роджер велел починить ее, но работу сделали плохо.

Только теперь я заметил, что нижний угол фриза был действительно выполнен небрежно, да и по цвету отличался от остальной поверхности.

— Все равно она красивая, — сказал Броун.

Я понял, что с его стороны это была неуклюжая попытка наладить контакт с Дороти.

— Могу я присесть? — спросил он.

Дороти махнула рукой в сторону кресла, где недавно сидел я. Коронер задал ей вопросы по поводу загадочного клиента Роджера и о последних передвижениях ее мужа, но ничего нового не услышал. Я заметил, что коронер ничего не записывает, и это обеспокоило меня. Он не был похож на человека с феноменальной памятью.

— У вашего мужа были враги? — спросил Броун.

— Ни одного. Были барристеры, по отношению к которым он испытывал личную антипатию, которым он проиграл или у которых выиграл дела в суде. То же самое можно сказать про всех лондонских барристеров, но они же не убивают своих коллег… — ее голос задрожал, — таким ужасным, отвратительным способом.

— И вы не допускаете мысли о том, что он мог сделать это сам?

Прямота, с которой был задан вопрос, ошеломила меня, но Дороти, наоборот, взвилась.

— Нет, мастер коронер, ни в коем случае! Любой вам скажет, что сама мысль о том, что мой муж мог лишить себя жизни, нелепа. Жаль, что вы не поговорили с другими, прежде чем задавать мне оскорбительные вопросы о том, мог ли мой супруг перерезать глотку самому себе!

Я испытал восхищение по отношению к этой женщине. Сила духа вернулась к ней!

Броун покраснел и встал с кресла.

— Ну ладно, — сухо произнес он, — на сегодня хватит. Мне пора во дворец, к королевскому коронеру.

Он слегка поклонился нам на прощание и вышел. Мы слышали, как с лестницы доносятся его тяжелые шаги.

— Старый жирный индюк! — выпалила Маргарет.

Дороти взглянула на меня. В ее покрасневших глазах застыло отчаяние.

— Похоже, ему все равно, — сказала она. — Бедный мой Роджер!

— Для него это всего лишь новая работа, но обещаю тебе, я с него не слезу.

— Спасибо.

Она положила ладонь на мою руку.

— А теперь я спущусь в контору Роджера и заберу работу, которую он не довел до конца. Если ты не возражаешь.

— Да, сделай милость. И вот еще… Кто-то должен написать нашему сыну. Сообщить Сэмюелю.

— Хочешь, это сделаю я? — участливо спросил я.

— Я не хочу отягощать тебя просьбами.

— Я сделаю все, что в моих силах, Дороти. Ради тебя и ради Роджера.

Выйдя на улицу, я с облегчением заметил Барака, следившего за тем, как тело Роджера, завернутое в мой плащ, грузят на повозку. При виде меня Барак опустил глаза вниз, и, посмотрев туда же, я увидел, что он держит в руках другой плащ, который я сразу же узнал.

— Ты нашел плащ Роджера?

— Да, в оранжерее. По размеру я решил, что он принадлежал именно мастеру Роджеру.

Я поежился. Без собственного плаща мне было холодно и неуютно.

— Ты прошел по следу?

— Так далеко, как смог. Он вел через оранжерею на поля Линкольнс-Инн, но там снег уже сошел.

— В карманах что-нибудь было?

— Ключи от дома. Ключ от оранжереи убийца, очевидно, оставил себе. И еще кошелек. Преступник не тронул кошелька, хотя там было почти два фунта.

— А бумаги? Были там какие-нибудь бумаги, записки?

— Ничего такого.

— Вчера вечером он поехал на встречу с новым клиентом в таверну на Вич-стрит.

Барак посмотрел в сторону ограды.

— Значит, его подстерегли где-то на полях. Далековато, чтобы тащить тело. — Хмурясь, он перевел взгляд на меня. — Что, во имя всего святого, происходит?

Глава 7

Двумя днями позже, во вторник после Пасхи, я и Барак шли вдоль реки в надежде поймать лодку, которая доставила бы нас в Вестминстер. На мне был новый плащ. Старый я оставил у коронера. Он был перепачкан кровью Роджера, и я больше никогда не смог бы его надеть.

В то утро впервые ощущался приход весны, ветерок был ласковым и влажным. В иной ситуации столь чудесная погода наполнила бы меня радостью, но сердце мое было занято другим. Меня ждал суматошный день. В суде под председательством мастера прошений должно быть рассмотрено пять дел, и я надеялся узнать дату слушания апелляции по делу Адама Кайта.

Направляясь к Темпл-Бар, на пересечении с Флит-стрит мы увидели, как по направлению к собору Святого Павла волокут осужденного еретика. Он был одет в серый халат, а в дрожащих руках сжимал пучок березовых розог. Голова и плечи несчастного были осыпаны пеплом, отчего волосы и лицо стали серыми. На шею осужденного была наброшена веревка, за которую люди епископа Боннера тащили его по улице. Далее следовали трое алебардщиков, вооруженных мечами. Эту маленькую процессию возглавлял человек, ритмично ударявший в барабан. Прохожие останавливались. Некоторые принимались улюлюкать, другие сохраняли серьезность. Кто-то крикнул:

— Мужайся, брат!

Солдаты принялись зло зыркать по сторонам.

Я опешил, узнав в осужденном уличного проповедника с рынка Ньюгейта. Его, должно быть, арестовали за то, что он проповедовал, не имея специального разрешения. Теперь его приведут на площадь перед собором Святого Павла, где Боннер проведет церемонию изгнания дьявола ереси. Если беднягу после этого поймают еще раз, то могут сжечь.

Лед с реки почти сошел. Серая вода поднялась, а течение сделалось бурным. Лодочники влачили жалкое существование на протяжении долгой зимы, пока река была покрыта льдом, и, наверное, из-за этого у владельца лодки, в которую мы наконец погрузились, был голодный вид. Мы велели ему отвезти нас к Вестминстеру, и он с энтузиазмом ухватился за весла.

— Там невозможно будет подняться на берег, сэр, — предупредил лодочник. — Причал поломался во время ледохода.

— Тогда гребите к причалу Уайтхолла, — распорядился я.

Меня нисколько не прельщала перспектива толкаться в толпах пешеходов, заполнивших к этому часу Вестминстер.

Мужчина принялся работать веслами, а я молча смотрел на реку. Накануне я почти весь день просматривал дела Роджера и давал поручения его клерку. Потом написал письмо молодому Сэмюелю Эллиарду в Бристоль, а вечером снова поднялся на второй этаж, чтобы проведать его мать. Она все так же сидела у камина, глядя в огонь и держа за руку свою верную служанку. С большим трудом нам удалось уговорить ее лечь в постель.

— Слыхали про тех здоровенных рыбин? — спросил лодочник.

— Что? Ах да, конечно.

— Вишь ты, выскочили прямо из-подо льда! Большущие, что твой дом. Я их самолично видел.

— А какие они? — с любопытством осведомился Барак.

— Серые, со здоровенными головами и с невиданными зубами. Теперь они уже начали вонять. Люди вспороли им брюха, чтобы поживиться рыбьим жиром. Не обращая внимания на то, что кое-кто говорит, будто они проклятые. Наш приходский священник твердит, что это левиафаны, морские чудища, провозвестники второго пришествия.