Император и Пустота - Сергей Верник

— А я тебя заждался, Гордей. Всю шерсть на ушах уже выщипал, вертеть ту Мурку. Долго… Долго шел.

— Кто ты? — выдавил из себя Гордей, оставаясь сидеть на гнилых влажных досках.

— Может, уже в избу зайдешь? — голос хозяина был тихий, мурлыкающий. Ну впрямь как говорящий кот.

Гордей медленно поднялся, осторожно вошел в дверь. При тусклом свете он смог как следует разглядеть этого кота-переростка, и увиденное его озадачило. Помесь кота и мартышки, только без хвоста. Мех огненно-рыжий, с подпалинами. Глазенки медовые, почти человечьи, впрочем, как и личико. На правом ушке болталась старая бельевая прищепка.

— Ты что, домовых ни разу не видал? — с тоской проговорило существо, недовольно выпятив нижнюю губу.

Гордей стоял, разинув беззубый рот. Стоял и смотрел, смотрел…

— Ну, чего вылупился, вертеть ту Мурку? — домовой шмыгнул к старику и, протянув ручонку, захлопнул ему нижнюю челюсть. — Того гляди муха залетит. Не вкусно ведь… А ты впрямь домовых не видал?

Гордей помотал головой.

— А как же вас учили, что нужно встать на пороге, нагнуться, да посмотреть промеж колен? Учили? Нет?

Гордей снова помотал головой. С бороды посыпались на пол сосновые иголки.

— Серость, — констатировал домовой, вцепившись пальчиками себе в скудный клок шерсти за ухом. — Пропащее поколение. Жить, и не знать, кто в доме помощник…

Гордей вдруг протянул руку, намереваясь погладить пушистое нечто. Тот мигом отпрыгнул, издав при этом странный икающий звук.

— Домовой, — выдохнул старик, и плюхнулся на стоявший рядом колченогий стул. — Подишь ты…А звать-то как?

— Падрыж, — буркнул домовой с явной неохотой. — У нас ведь как заведено. Как первый хозяин прозовет, так и на всю жизнь остается.

— Чудное имя, — хмыкнул Гордей.

— Это уже я сократил, да приукрасил, — признался Падрыж. — А на самом деле — Падла Рыжая.

Старик от неожиданности крякнул.

— Ну, барабашка у нас жил сильно шумный, по ночам безобразничать любил. А все на меня думали. Вот хозяин увидит с порога, и ну валенками кидаться. Убью, кричит, падла рыжая! Только попадись! Но мне, можно сказать, с именем еще повезло. Одного вот Ибунахом звали…

— Татарин что ли? Али турок?

— Не искушай к сквернословию, Гордей, — покачал головенкой домовой. — К матерщинникам, говорят, толстый поп по ночам является, и кадилом по лбу бьет. Иногда до смерти.

— Вона как, — потрепал бороду старик. — И вправду, повезло. А дом-то твой как здесь оказался? Я в этих краях смолоду живу. Каждый овраг да пригорок знаю, а избы не примечал. Да ведь город видел на этом самом месте…

— Морок, а не город, — пояснил Падрыж. — Наваждение. Изба всегда так Силу свою показывает, когда границу переходит.

— Какую границу? — насторожился Гордей. — Россейскую?

— Между мирами, — махнул ручонкой домовой. — Она ж блуждающая, изба-то. Как проклял сто лет тому назад один колдун, послал в неизвестном направлении, так места себе до сих пор и не находит. Каждую ночь куда-нибудь перемещается.

— Как перемещается?! — Гордей подскочил будто ужаленный. Аж в спине хрустнуло.

— А я откуда знаю? — Падрыж закатил глаза. — Как-то перемещается, вертеть ту Мурку. Тут Сила могучая, нам, домовым, недоступная.

— И в эту ночь тоже…того?! — вдруг засуетился старик, делая шаг к двери. Потом еще один, и еще…

— В эту ночь мы за тобой пришли, — Падрыж звонко щелкнул пальчиками, и старый стул больно ударил Гордея под колени. Старик с уханьем сел. — Так надо.

— Как за мной? Почему? — залепетал он, силясь встать. Но что-то будто давило сверху.

Домовой, заложив ручонки за спину, с видом законченного особиста принялся нарезать круги вокруг гостя. У него во рту вдруг появилась маленькая пеньковая трубочка, потянуло ладаном.

— Ну, ты ведь сам решил, что никому не нужен, и ни на что не годен, — Падрыж выпустил облако густого сизого дыма. Ноздри его затрепетали, втягивая дурман. Потом продолжил осипшим голосом: — На жизнь жалуешься. Так ведь? Точно знаю, что так. Не спорь. Не спорь, говорю! А на самом деле на тебе еще пахать и пахать. Как говорится, старый конь борозды не испортит, ибо до поля не дойдет, — домовой то ли икнул, то ли хихикнул. — Просто ты не нашел своего места, Гордей. Живешь в холостую. Изба правильно к тебе потянулась, ее не обманешь. «Пустышек» она всегда чует. Ох, как чует.

— Сгинь, нечистая! — Гордей истово перекрестил домового, затем перекрестился сам. Но ничего не случилось.

— Здесь это не действует, — Падрыж снова выпустил облако дыма. — В избе все равны, вертеть ту Мурку. И чистые, и нечистые…

Неожиданно снаружи послышались гулкие шаги, дверь со скрипом распахнулась, и в проеме показался краснощекий здоровенный детина с огромными усищами, в кожаной вытертой куртке и галифе. На ремне болталась кобура, из которой выглядывала рукоятка маузера.

— Т-а-а-к, — протянул он, осматривая помещение колючими черными глазками. Потом взгляд остановился на Гордее. — Ну, и кто ты такой? Отвечай!

— Гордей это, Модест Апполинарьевич, — залебезил Падрыж, заталкивая ногой под стол тлеющую трубку. — Наш клиент.

— Помолчи, Падла, — сухо проговорил Модест Апполинарьевич, утирая усы. — Без тебя разберемся. Документы есть?

— Дык, откуда? — в растерянности пожал плечами Гордей. — Все дома осталось, там, на хуторе, — он махнул рукой в неопределенном направлении. — Не по лесу же с паспортом ходить…

— Т-а-а-к, — снова протянул детина, доставая откуда-то из-за спины плоскую алюминиевую флягу. Взял с полки серое от пыли блюдце, поставил на стол, налил белой тягучей жидкости. Неужто молоко? — Пей, Падла. За Гордея пей, если он и впрямь тот, за кого ты его принимаешь. Сливки свежие, с фермы.

— Точно с фермы? — Падрыж повел тонкими бархатистыми ноздрями. — Не из магазина?

— Пей, пей. Свежие.

Домовой подтянул к себе блюдце и начал громко лакать. Глаза его блаженно закатились.

— И вправду, Гордей, — Модест сел на краешек стола, сложил на груди руки. — Не врал, значит. А то сливки вмиг скисли бы. Не терпят они, когда домовые рядом врут. Так-то. Ну, что ж. Добро пожаловать на борт, как говорится. В рядах Проклятых снова пополнение.

— Каких Проклятых? — не понял старик.

— А что, Падла не сказал? — суровый взгляд черных глаз упал на рыжую млеющую мордочку. Домовой сразу поперхнулся, забрызгав стол белыми каплями. — Опять что-нибудь эдакое придумал? Ладан курил небось?

— Сказал, что я «пустышка», — произнес Гордей, тоже уставившись на Падрыжа. — Никому не нужный, но в избе пригожусь.

— Ничего я не говорил, вертеть… — запротестовал домовой, и вдруг личико его сморщилось как сушеная груша. Он начал неистово отплевываться.

— Ага! — восторжествовал Модест, и рука его непроизвольно дернулась к кобуре. — Попался, контра! Будешь знать, как врать! Что, хлебнул кефиру?!

Но домовому было не до оправданий. Его корежило и передергивало, будто припадочного.

— Так что там с Проклятыми? — Гордей тронул Модеста за локоть.

— Ах, да, — тот деликатно откашлялся, утер усы. Потом подошел к висящей на стене старой пыльной шторе, рывком одернул ее, а за ней оказалась дверь. Модест потянул за ручку, дверь со скрипом отворилась.

Из проема слышались голоса.

— Падла! — вдруг взвизгнул кто-то, и домовой соскочил с места, метнувшись мимо Модеста.

— Куда?! — тот схватил Падрыжа за загривок.

— Так зовут же, — жалобно пискнул домовой, суча в воздухе розовыми пятками.

— Это не тебя, — успокоил его Модест. — Это Васька Порфирию в карты продул. Как обычно.

Падрыж сразу обмяк, за что был немедленно отпущен на волю.

— Там одиннадцать душ, — Модест мотнул головой в сторону открытой двери. — Семь человек, два леших, один гремлин, да псина по кличке Полкан. Те, кого Изба уже успела собрать. Все как один прокляты. В том числе я, и ты, Гордей. А Падла у нас абориген, в избе еще при старом хозяине жил. Правда, Падла?

— Правда, — недовольно буркнул домовой.

— Ну, продолжай, — подбодрил его Модест. — Правду-то приятнее говорить.

— Все из вас когда-либо встречались с одним и тем же человеком, — продолжил Падрыж. — У него множество имен, но самое известное — Вольдемар Куча. Колдун необыкновенной силы. И самое страшное, что силу свою он не всегда сдерживать может. Вот, Избу проклял самой первой. Послал ее невесть куда, вот она с тех пор туда и движется, дорогу ищет. И заодно подбирает тех, кто следом послан был в том же направлении. Попутчиков подбирает, стало быть.

— Как это? — не понял Гордей.

— А вот так, — Модест сделал неприличный жест руками. — Если колдун послал, так послал. От всей широкой черной души. Ляпнул не подумавши. И все идут, так как назад уже не повернешь. Это дорога в одну сторону, как ни крути. Бессмысленное движение не пойми куда…