Золотая мафия - Моисеев Василий Васильевич

От возвышенных мыслей Бобровскому стало даже стыдно за свои противоправные деяния. Солидная прибавка к его богатству предназначалась не ему, а государственной казне, всему народу, тем же шахтерам, а он без зазрения совести запустил руку в общий карман и опустошил его на двадцать тысяч долларов. За одну ночь. А таких ночей в трудовой биографии капитана Бобровского насчитается немало. И не у него одного. В одиночку такие дела не делаются, так что общая цифра похищенного с «Цветмета» исчисляется не десятками тысяч инвалютных рублей, а сотнями тысяч. Даже миллионами. Не приведи господь, если менты дознаются. Десятки людей пострадают, вот уж тогда головушка заболит по-настоящему, не сравнить с сегодняшним недомоганием. От этой безрадостной мысли боль в голове усилилась, и снова стало плохо. Бобровский расстроился и смотрел на пустой бокал с сожалением, разуверившись в целебных свойствах холодного пива. Выходит, зря пил. Придется глотать таблетки, иначе немудрено заболеть по-настоящему. Надо звонить Насте, узнавать, где искать аптечку и какие таблетки пить. Самостоятельно ему в аптечных снадобьях не разобраться.

Настя встревожилась не на шутку. Она не стала даже до конца выслушивать, а категорично заявила:

— Через пятнадцать минут приеду. Лежи и не вздумай никуда выходить! Все, еду.

И положила трубку, не предоставив возможности возразить. На душе у Бобровского потеплело. О нем переживают, беспокоятся… Ему даже полегчало, кажется, боль ослабела. Сейчас приедет Настя, даст лекарство, приложит ко лбу свои теплые ладони, посмотрит участливо, скажет что-нибудь ободряющее, и боль оставит его в покое. Совсем уйдет. Вот что значит родной человек, способный позаботиться, поддержать, приободрить. В одиночестве плохо даже здоровому человеку, а уж больному и вовсе. Ни воды некому подать, ни за лекарствами сходить.

Бобровский выбросил в ведро пустые пивные банки, сполоснул и поставил на прежнее место бокал и пошаркал в спальню. К приезду Насти все будет в прежнем виде, а больной находиться в горизонтальном положении. А вот пиво зря выпил, лекарство и спиртное несовместимые вещи. Настя не одобрит. Бобровский завалился на постель, укрылся одеялом и стал ждать.

Настя появилась минут через двадцать. Бобровскому показалось, что в квартиру она не вошла, а влетела, обеспокоенная его состоянием. Капитану стало неудобно за причиненные хлопоты, он даже пожалел, что позвонил, и постарался придать своему виду непоказную бодрость. Он даже вознамерился встать, однако Настя такому героизму категорически вопротивилась и строго наказала:

— Лежи и не двигайся. Я пойду звякну подруге, спрошу насчет лекарств. Она знает, она в больнице работает.

Настя прикрыла дверь в спальню и направилась на кухню. Из прихожей звонить почему-то не стала, хотя на тумбочке возле двери стоял аппарат. Бобровский решил, что это из-за него, чтобы не беспокоить. Такое внимание и забота отдались в душе новым дуновением нежности. Бобровский прикрыл глаза, начиная верить, что наконец-то в его жизни встретилась достойная женщина, из себя видная, с квартирой, душевная. Такую женщину нельзя упускать и сразу после выздоровления надо обязательно узаконить их отношения. Завтра же нужно обо всем поговорить и все решить. Нечего тянуть. Радужные размышления вытеснили из головы боль, и Бобровский расценил это как добрый знак. Наверное, Настя действительно взяла часть его недуга себе. Золото, а не жена. Для такой что только не сделаешь, на что только не пойдешь, и он правильно сделал, согласившись на ее предложение.

Капитан прислушался. Со стороны кухни никакого голоса не доносилось. Видимо, Настя дверь на кухню тоже прикрыла. Это Бобровскому не понравилось, он даже заподозрил, что Настя что-то скрывает. Неужели болезнь намного серьезней, чем он себе представляет? Вряд ли. Каждый год проходит медкомиссию, а от военных врачей недуг не скроешь, даже если пожелаешь. К тому же Настя не врач, не могла же она с первого взгляда поставить диагноз. Бобровский хотел встать, послушать, о чем Настя ведет речь, и застыдился. Не хватало еще подслушивать. Сама расскажет, что и как.

Капитан ошибался, Настя звонила не подруге, а мужчине. Насчет повышенного внимания со стороны хозяйки к своей персоне капитан тоже заблуждался, двери Настя прикрыла вовсе не из-за беспокойства о нем, а из-за скрытности разговора, о чем капитану слышать не полагалось. И не только ему. О разговоре не следовало знать никому постороннему.

— Ничего серьезного, — негромко говорила кому-то Настя, — переволновался, вот и подскочило давление. Нервный стресс. У одних на этой почве живот начинает болеть, а у него голова. К вечеру очухается.

— А зачем же тогда «скорую» хочешь вызвать? — недовольно пробурчал в трубке мужской голос. — Это ведь лишнее внимание к твоему постояльцу, лишние свидетели вашего знакомства.

Настя еще плотнее прижала трубку к уху и почти шепотом сказала:

— О нашем знакомстве, если что случится, менты все равно дознаются. Соседки расскажут. Я вот о чем думаю…

Она оглянулась на плотно закрытую стеклянную дверь и поделилась с собеседником своими соображениями:

— Если его придется убрать, то сегодняшний вызов «скорой» очень пригодится. Медики подтвердят, что капитан страдал головными болями. Понимаешь, в чем смысл? Это будет алиби.

В трубке некоторое время стояла тишина, прерываемая лишь сопением. Похоже, собеседник с трудом осмысливал безжалостное предложение. Или, может, крыл почем зря ментов, всерьез взявшихся за «Цветмет» и заставивших вначале убрать «химика», а теперь задуматься о судьбе капитана Бобровского, помощника начальника комендатуры. Тоже ценный человек. Даже невозможно представить, насколько ценный. Благодаря Бобровскому суперсовременная система охраны завода превратилась в дырявую калитку. Для своих людей, конечно. Выноси, что хочешь и сколько сможешь, только не забывай отстегивать и делиться. Умный парень этот Бобровский, и в жизни правильно ориентируется, но вся его беда в том, что числится в списке наиболее опасных свидетелей. Знает слишком много, вот в чем проблема. И Настя права, капитана нельзя выпускать из поля зрения и над его судьбой в случае чего не сюсюкать и нюней не распускать. Хороший свидетель — мертвый свидетель. С вариантом устранения, если до этого дойдет, Настя тоже просчитала все очень правильно. Молодец. В таком молодом возрасте, как капитан, от головных болей редко умирают, так что менты обязательно заведут хоровод вокруг его смерти, и вот тогда сегодняшнее обращение капитана в «скорую» станет подтверждением рецидива старой болезни. Так, кажется, говорят эскулапы. И окажется, что капитан сам виноват, не надо было запускать болезнь.

— Что ж, звони, — разрешил мужчина и предупредил: — Смотри, не переиграй. Обставь все правдоподобно и в меру.

Настя усмехнулась. Чего-чего, а артистизма у нее хватало, вполне хватило бы и на театральную сцену, и на кино, и на жизнь останется. На капитана. Тоже мне, жених. Взрослый мужик, а ведет себя как наивный ребенок. Эх, мужики, мужики, сильный пол… Настя с прежней усмешкой на губах набрала 03. Дежурная отделения «Скорой помощи» оказалась барышней нудной. Она дотошно выспросила все подробности о клиенте и симптомах болезни и лишь потом записала адрес и велела ждать. На вопрос о времени ожидания коротко обронила:

— Сколько надо, столько и ждите. У нас не сто машин, а пять, и все на вызовах. Подождете, ничего не случится.

Дежурная не допускала, наверное, мысли, что у Насти тоже может быть рабочее время, что она отпросилась со смены на час. Впрочем, дежурную можно было понять, она ведь не всемогущая, не волшебница, чтобы устранить нехватку медицинского персонала в отделении «Скорой помощи», и восполнить недостачу машин. При такой жизни надо радоваться, что отделение вообще принимает вызовы. Если так дальше пойдет, то скоро горожане забудут и телефон 03, и машины с красными крестами на боках, и останутся со своими хворями наедине.

Невеселые размышления отразились на ее настроении, Бобровский сразу это заметил. Снова подумал, что Настя догадывается о тяжести недомогания, знает то, чего не знает он, и пытается это скрывать. Бобровский пожалел, что позвонил ей. Начнет теперь выдумывать, из пустяка панику поднимать, из-за ничего тревожиться. Капитан хотел сделать паникерше строгое порицание, чтобы на будущее неповадно было на ровном месте создавать проблему, но безмятежная улыбка на милом лице не позволила проявить строгость. Рядом с Настей не получалось быть строгим, тем более по отношению к ней. Настина прохладная ладонь легла ему на лоб.