Письма, телеграммы, надписи 1927-1936 - Максим Горький
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ваш перевод книги «Мать» я получил, сердечно благодарю Вас.
Не зная языка, не могу судить о достоинствах перевода, но уверен почему-то, что перевод хорош. В том же убеждает меня и отзыв одного художника-украинца.
Не будете ли Вы любезны послать еще один экземпляр перевода по адресу:
Нижний-Новгород,
Областному музею.
Мой привет.
А. Пешков
28. II 28.
Sorrento.
908
С. И. МИЦКЕВИЧУ
5 марта 1928, Сорренто.
Уважаемый Сергей Иванович —
посылаю три пакета — книги и несколько фотографий.
В тех случаях, когда в посылках окажутся дубликаты, очень прошу Вас пересылать таковые в Областной музей Нижнего-Новгорода.
Желаю Вам всего доброго.
А. Пешков
5. III. 28.
909
М. В. ИСАКОВСКОМУ
11 марта 1928, Сорренто.
Все-таки Вам, М[ихаил] В[асильевич], следовало бы серьезно лечить глаза. Вчера одна москвичка сказала мне, что в Москве успешно лечит трудные болезни глаз профессор Ауэрбах. Вам бы съездить к нему. Могу выслать Вам денег. Поездка в степь — тоже дело умное. Подумайте над этим и сообщите мне Ваше решение. Ладно?
Привет.
А. Пешков
11. III. 28.
910
М. Д. БОГОМОЛОВУ
13 марта 1928, Сорренто.
Рассказы — плохо сделаны.
Вам необходимо поучиться, если Ваше желание писать — серьезное желание. Я очень советовал бы Вам проштудировать мелкие рассказы Чехова, он Вас научит экономить слова, сжатости, точности.
Так, как Вы пишете, писал в 60-х годах Николай Успенский. В наше время это уже не годится.
А. Пешков
13. III. 28.
Sorrento.
911
В. Т. ИЛЛАРИОНОВУ
15 марта 1928, Сорренто.
Спасибо, Виктор Трофимович, получил книги, читаю.
Спасибо и за поздравление, что «омолаживает», хотя я не очень старик, т. е. все еще не чувствую себя стариком. «Омолаживает» внушаемое такими людьми, как Вы и подобные Вам, сознание моей рабочей «надобности», сознание, что жизнь проходит не зря, оказалась нужной и полезной.
Хочется еще и еще работать.
Закончив третий том моего романа, я, наверное, займусь журналистикой, чтобы встать теснее к жизни, главное — к молодежи. Эта порода людей восхищает меня. Вот, например, сегодня — получил из Башреспублики стишонки и письмище от 16-летнего парня. Пишет смело, грамотно, своими словами, и, что всего лучше, уже многое в прошлом непонятно, даже враждебно ему, а враждебно как раз то самое, что и должно быть таковым для человека. Таких корреспондентов у меня — десятки.
…Скажите, В. Т., чтобы мне посылали нижегор[одскую] газету! А то валяные туфли прислали, а газету — жалеют прислать.
912
И. И. СКВОРЦОВУ-СТЕПАНОВУ
16 марта 1928, Сорренто.
Дорогой Иван Иванович — разрешите обратиться к Вам с просьбой: под Харьковом вот уже восемь лет существует «Колония для социально опасных детей», колонии этой присвоено имя Горького. Находясь в постоянном общении с нею и не через заведующего, а непосредственно с колонистами, — как Вы увидите это из 22 писем начальников рабочих отрядов, — я считаю организацию и работу колонии крайне важной. Прилагаемое письмо заведующего колонией Макаренко понуждает меня просить Вас вот о чем: не пошлете ли Вы от «Известий» толкового человека расследовать, что именно творится в колонии. О ней никогда не писали, а колония эта по своей организации и по работе заслуживает серьезнейшего внимания.
Ознакомясь с письмами колонистов, пожалуйста передайте письма и фотографии С. И. Мицкевичу в Музей Революции; туда же мной будут отправлены и все письма колонистов за все время существования колонии.
16. 3. 28.
Сорренто.
913
А. С. МАКАРЕНКО
17 марта 1928, Сорренто.
Уважаемый т. Макаренко —
очень взволнован и огорчен Вашим последним письмом! Сожалею, что Вы не сообщили о неприятностях, Вами переживаемых, в самом начале их; объясняю это Вашей удивительной деликатностью в отношении ко мне, Вашим нежеланием «беспокоить» меня. Это — напрасно! Знали бы Вы, как мало считаются с этим другие мои корреспонденты и с какими просьбами обращаются ко мне! Один просил выслать ему в Харбин — в Маньчжурию! — пианино, другой спрашивает, какая фабрика красок в Италии вырабатывает лучшие краски, спрашивают, водится ли в Тирренском море белуга, в какой срок вызревают апельсины и т. д. и т. д.
А Вы, человек, делающий серьезнейшее дело, церемонитесь. Напрасно.
Чем я могу помочь Вам и колонии? Очень прошу Вас — напишите мне об этом. Я уже написал в «Известия», чтоб к Вам послали хорошего корреспондента, который толково осветил бы жизнь и работу колонии, но это, разумеется, не важно, а вот чем бы я мог быть практически полезен Вам?
Прошу Вас передать ребятам мой сердечный привет и пожелания им всего доброго.
Могу прислать много книг различного содержания, но не нужных мне. Присылать?
На первый раз посылаю небольшой пакет.
Крепко жму Вашу руку. Ребятам скоро напишу длинное письмо, напишу и Вам, а сейчас прошу меня простить, — приехали иностранцы, и я должен принимать их. Утомительное занятие!
А. Пешков
17. III. 28.
Sorrento.
914
РОМЭНУ РОЛЛАНУ
22 марта 1928, Сорренто.
Дорогой друг,
я прочитал забавнейшее письмо к Вам «революционера» Бальмонта, — оригинального «революционера»! В 904 году он говорил в одном из своих стихотворений:
Мелкий собственник, законник, лицемерный семьянин…
О, когда б ты, миллионный, вдруг исчезнуть мог!
Теперь он именует французскую революцию 1789 г. «учительницей русской, коммунистической», забыв, должно быть, что революцией против ненавистных ему «мелких собственников» была революция 1871 г.
Странный «революционер», — он поучает Вас: «Россию не убьет никто и ничто» и в доказательство пророчества своего приводит два факта — в 1613 г. «собственники» посадили на московский престол Михаила Романова, а после 1812 г. самый лицемерный из русских царей создал в интересах европейских «собственников» реакционнейший «Священный союз». Очень оригинально, не правда ли? В 919—20 гг. Бальмонт был тоже «революционером», — написал и напечатал в Москве цикл стихов «Серп и молот», стихи были плохие, но в них поэт громко прославлял большевиков, коммунизм и выражал свой восторг по поводу победы рабочего класса над «собственником». Эти плохие стихи открыли пред Бальмонтом дверь за границу, и, переехав ее,
