Слишком много щупалец - Дмитрий Казаков

И дальше он понес откровенную ересь о том, что эоны назад на Землю явились некие существа, то ли боги, то ли демоны. Облаченные в иную, чем человеческая, плоть, они правили расами неких созданий, слишком мерзких, чтобы их описывать, а затем сгинули вместе со своими поклонниками.

Но их тела, скрытые под поверхностью земли, а также в глубинах моря, нашептали людям, как поклоняться Древнейшим, как произносить Слова и исполнять Обряды во время их Сезонов, – эти слова наш собеседник произнес так, что не осталось сомнений в заглавных буквах. – И доныне мертвецы, не имеющие привычной для нас плоти, лежащие в скрытых от взглядов гробницах, «говорят» с верными последователями, дают им силу, хотя «голос» их за тысячелетия истончился, и чтобы услышать его, нужно очень постараться.

– Все это крайне интересно, – сказал я, когда стало ясно – Твардовский готов распинаться на эту тему часами. – Но при чем тут наш Джаванчик? Или он из этих, Древнейших?

– Нет! – сивая борода аж затряслась от ярости, а светлые глаза вспыхнули призрачным огнем. – Ледовые пустыни Юга и затонувшие острова Океана хранят камни, на которых запечатлен их знак! Звезды свершают круги на небесных сферах, и обороты могущества вторят им! После лета наступает зима, после зимы вновь придет лето. Они ждут, могучие и терпеливые, когда придет их пора царствовать, и ускоряют ее приход!

Пришлось еще разок упомянуть нашего общего лысого знакомого, и только после этого Твардовский перешел к конкретике. Но что это оказалась за конкретика – о все боги мира!

Якобы тот, кого мы знаем как Джавана Сингха, родился чуть ли не во времена Наполеона, в середине девятнадцатого века побывал в Антарктиде, залезал в Тибет, где собирал всякие запретные знания. Пожил в Англии, где покуролесил вместе с мадам Блаватской, а в тридцатых-сороковых годах был связан с эсэсовцами и их оккультными изысканиями.

– Он стал служить тому, чему служить нельзя… – шептал хозяин тринадцатого номера, и лицо его кривилось. – Он произнес запретные Имена, вычитанные из Семи Тайных Книг Хсана, и обратил взор к глубинам океана… Жители У’ха-нтхлея отказали ему в помощи, и тогда Он начал искать гробницу великого жреца Древних… Где и как он получил Печать на плоти, я не знаю, но теперь Джаван не таков, как обычные люди. Он даже не таков, как я…

Голос Твардовского совсем затих, а сам он опустил голову и уставился в пол. Я с удивлением обнаружил, что на его макушке среди волос ползают крохотные белесые червячки.

Мы с Ангеликой обменялись взглядами, и она слегка пожала плечами, как бы извиняясь. Бартоломью, поднявший фотоаппарат, выразительно покрутил пальцем у виска.

И тут я с ним был согласен – наш сивобородый информатор, похоже, сошел с ума.

– Короче, Склифосовский, – сказал я. – Что-нибудь полезное можешь нам сообщить?

– Что? – Твардовский вскинул голову, и ноздри его опять затрепетали. – Вновь запах… Мертвой водой тянет от тебя, а она притягивает всех, в ком есть частица Их дыхания… Откуда этот аромат?

Я на всякий случай отступил на шаг.

– Узнай это, и ты проникнешь в глубь себя… – продолжал он. – Что в тебе – кровь или дух? Обратись сам в оружие… и тогда вы сможете победить. Отправляйся на остров готов среди холодного моря… там один из Кругов, его оставила пята того, чье имя мертво… А я буду молить Хастурра и взывать к его мощи, дабы отвести угрозу и скрыться от Его взгляда.

– Большое спасибо, – кисло сказал я. – Мы, пожалуй, пойдем.

Глава 5

Ночью все лягушки мокры

Семь раз отмерь, один – отрежь.

Когда мы выбрались на Рыночную площадь, я вытащил из кармана сотовый телефон и с удивлением обнаружил, что прошло целых три часа. То ли с моим восприятием что-то случилось, то ли в номере тринадцать гостиницы «Под розой» время шло с необычной скоростью.

– Ну надо же, ничего себе, – сказал Антон. – Этот старик такой безумный! Похоже, он сам верит в то, о чем говорит! Во всех этих Древнейших и прочую муть! Ну и бред, ха-ха-ха!

Но смех у него вышел натужным, совершенно неестественным.

Я и сам после визита к пану Твардовскому чувствовал себя странно, голова казалась тяжелой и пустой. Шумный и яркий Краков выглядел сном, миражом, который исчезнет, стоит моргнуть, и откроется ледяная бездна, заполненная исполинскими, могущественными, древними тенями…

– Не такой и бред, – сказала Ангелика. – Что-то же он сделал с твоим фотоаппаратом.

Бартоломью, тащивший «Никон» за разорванный ремешок, мрачно засопел.

– Стоп! – сказал я. – Надо слегка освежить восприятие, то есть выпить.

Никто спорить со мной не стал, и мы быстренько заскочили в крохотный кабачок, называвшийся «Под солнцем». Белокурая бестия заказала кофе, мы с Антоном – по пиву, и каждому еще досталось по «обважанке» – краковскому бублику.

В прокуренной забегаловке, среди пьющих и жующих людей, мне сделалось легче, тяжелый дурман начал испаряться из башки. А уж после нескольких глотков пива все окончательно пришло в норму.

– Да, так гораздо лучше, – сказал я. – Жаль, конечно, что визит к тому запаршивевшему дедушке не оправдал надежд, но ничего не поделаешь. Кое-что в статью все же можно вставить – про СС, про запретные знания. Народ любит про это читать… Слышь, Бартоломью, «лейка» не пострадала?

– Сейчас посмотрим.

Вскоре стало ясно, что «Никон» нормально пережил падение и что даже сохранился тот единственный снимок, который Антон сделал в гостинице. На нем, правда, обнаружилось нечто чудное: узнаваемый интерьер кабинета Твардовского, стопки книг, жаровня, но вместо хозяина – угольно-черный силуэт, точно дыра в изображении, провал в бездну.

– Глюк какой, что ли? – Бартоломью задумчиво подергал себя за хвостик.

– Наверно, – кивнул я. – Ха, а это ведь жертвенник!

То, что я принял за груду разноцветных кирпичей, на самом деле оказалось алтарем сложной формы: выступы, похожие на контрфорсы, темные щели на боках, и округлая впадина на вершине.

– Да, похоже на то, – согласилась Ангелика.

– Пора звякнуть шефу, отчитаться о проделанной работе. – Я допил пиво и потащил из кармана мобилу. – А то он там волнуется, наверное, слезы платочком утирает, у окна сидючи…

Антон фыркнул – представил, должно быть, нашего Арнольда Тарасовича с кружевным платочком в руке. Ангелика недоуменно нахмурилась – эх, не понять тебе, валькирия немецкая, нашего русского юмора.

В полученном от щедрот барских телефоне я порылся еще ночью, когда мы куковали в пражском аэропорту. Обнаружил там номер шефа, Рэмбо и контакты связных журнала «Вспыш. Ка» по всей Европе.