Психологические типы. Юнговская типологическая модель - Дэрил Шарп

Хотя Юнг не предвидел нынешнего коммерческого использования своей типологической модели, он предупреждал относительно возможности ее неправильного употребления, как “практического руководства к хорошему суждению о человеческом характере”:

Даже в медицинских кругах бытует мнение, что мои метод лечения заключается в подгонке пациентов в эту систему и выдаче им соответствующего “совета”… Моя типология гораздо вернее является критическим аппаратом, служащим для отбора и организации материала из хаоса эмпирических данных, и уж ни в коем случае не предназначена для навешивания на людей ярлыков. Это не физиогномия и не антропологическая классификация, а критическая психология, имеющая дело с организацией и определением границ психических процессов, которые, как может быть показано, являются типическими.

Типологический анализ, определяемый письменными тестами, может оказаться полезным, но может также и вводить в заблуждение. Такие тесты имеют коллективную основу и статистику; то есть, их валидность — статистическая и приурочена ко времени. Они могут давать правдоподобную картину сознательных склонностей человека на момент проведения теста, но, игнорируя динамическую природу психического, они ничего не говорят о возможностях изменения.

Наиболее широко используемая типовая проверка, основанная на юнговских принципах — показатель типа Myers-Briggs, типовое обследование Gray-Wheelwright и проверка Singer-Loomis. Согласно журналу Форчун (“Личностные Тесты возвращаются”, март 30, 1987, с. 74) “около 1,5 миллионов людей прошли тест Myers-Briggs в 1986 году”. ПТ, ее. 27 — 28.

В корпоративном мире типологические тесты могут быть полезным инструментом, как для иллюстрации психологической основы конфликтов между индивидами в группе, так и для выяснения комплементарной природы разных личностей. Они могут также показывать вполне точно, на момент проведенного измерения, возможность, с которой отдельный человек соответствует или не соответствует требованиям среды или определенной работы. Но как долго продлится такое соответствие? И в чью пользу? И в какой степени другие возможности могут нанести индивиду вред? Или же будущим потребностям корпорации?

Типологические тесты не показывают ту степень, с которой чей-то тип может быть искажен или совращен факторами семьи или окружающей среды; они не говорят ничего о комплексном методе, которым может определяться чей-либо привычный способ функционирования; и они не отражают наличествующую компенсаторную установку бессознательного. Кроме того, человек проходящий тестирование, может использовать в своих ответах какую-то вспомогательную функцию, или же может отзываться своей тенью или персоной (смотри следующий раздел).

Прежде всего типологическое тестирование не принимает в расчет саму экспериментальную реальность, которая способна со временем менять типологические предпочтения личности.

Возьмем, например, человека, получившего несколько академических степеней, включая докторскую. Такой человек, привыкший к длительным периодам работы в одиночестве, с использованием мыслительной функции, может очень хорошо продемонстрировать на письменном тестировании интровертный мыслительный тип. Он даже может и сам поверить, что является таковым. Но действительно ли он таков?

Вовсе необязательно. Он мог усердствовать годами, чтобы осуществить ожидания других; возможно, он подавил свое страстное желание экстравертной активности до такой степени, что уже и сам едва ли знает, что таковая существует. Экстраверсия и, скажем так, чувственная функция могут быть похороненными в тени так глубоко, что только глубокий жизненный кризис, вызывающий нервное расстройство, может вызволить их оттуда.

Аналогичным образом, женщина, явно чувствующий тип, домашняя хозяйка, активная в общественной жизни, может однажды обнаружить в себе интровертный мир идей и отправиться в университет получать ученую степень Была ли она, что называется, фальшивым типом, никогда не имевшим возможности развить свою естественно доминирующую мыслительную функцию? Или мышление попросту является временной аберрацией? Могут ли результаты тестовой проверки быть релевантными какому-либо моменту в ее жизненном сценарии?

Основная линия, которая внешне оценивается тестированием, даже будучи самопровозглашенной, еще не является надежным указанием к происходящему внутри В области типологии, как и в любой попытке понять кого-либо, не существует заменителей длительному и долгому самопониманию.

Хотя это и самоочевидно для интроверта, который привык к рефлексии и зависит от нее, но редко достаточно ясно для экстраверта, предрасположенного доверять и полагаться на детерминанты внешнего мира.

Юнговская типологическая модель базируется на предпочтительных или привычных способах функционирования. Используемая ответственно, она составляет ценное руководство для нашего доминирующего психологического настроя, для жизненного пути, по которому мы движемся и который сами собой представляем. Она также обнаруживает, выводным путем, тот жизненный путь, который мы не ведем, и которым мы, по большей части, не являемся, но могли бы также и являться.

Так, где же тогда оставшаяся часть нас?

Теоретически, можно сказать, что подчиненная или неразвитая установка и функции являются той частью нас самих, которую Юнг назвал тенью. Для этого имеется основание как концептуального, так и прагматического порядка.

Концептуально тень, как и это, представляет комплекс. Но там, где это, как доминирующий комплекс сознания, связан с теми аспектами самого человека, которые более или менее воспринимаются им как “Я”, там тень включает личностные характеристики, не являющиеся частью обычного привычного пути бытования человека в мире, и, поэтому, более или менее отчужденные его чувству личностной отождеств ценности.

Тень, в своем потенциале, одновременно и созидательна, и разрушительна, созидательна в том, что она представляет аспекты человека, похороненные в нем, но которые еще могут быть реализованы; разрушительна в том смысле, что ее ценностная система и мотивации имеют тенденцию подрывать или нарушать у человека сознательный образ самого себя.

Все, что не есть эго, пребывает в относительно бессознательном состоянии; до того, как содержания бессознательного дифференцировались, тень остается бессознательной. Так как противоположная установка и подчиненные функции являются, по определению, относительно бессознательными, они, естественно, связаны с тенью.

В непосредственном мире человека наличествуют установки и поведение, социально приемлемые и неприемлемые. В наши созидательные годы стало чем то естественным подав пять, вытеснять неприемлемые аспекты самих себя. Они “проваливаются” в тень. То, что остается есть персона — “Я”, которое представлено во внешнем мире.

Персона живет согласно принципам того, что ожидается, того, что соответствует Это одновременно и социально полезный мост и необходимое защитное покрытие; без персоны мы делаемся слишком уязвимыми для других Мы регулярно буквально закрываем “грудью” персоны свои неполноценности, поскольку не любим, чтобы наша слабость была видна (Интровертный мыслительный тип на шумной вечеринке может скрежетать зубами, но при этом улыбаться. Экстравертный чувствующий тип сделает вид, что усердно занимается, когда на самом деле он лезет на стену из-за отсутствия компании).

Цивилизованное общество, жизнь, как мы это знаем, зависит от взимодействий между людьми с помощью персоны. Но идентификация с персоной сулит психическое нездоровье уверовать, что “мы и есть персона”, демонстрируемая другим, чревато серьезными проблемами.

Вообще говоря, тень менее цивилизована, более примитивна, менее заботится о социальной пристойности и правилах приличия. То, что ценно для персоны, оказывается проклятием для тени и наоборот. Следовательно, тень и персона функционируют компенсаторным образом: ярче свет, темнее тень. Чем сильнее человек отождествляется с персоной — которая в результате отвергает то, чем владеет тень — тем большую проблему он имеет с непризнанной “другой стороной” личности.

Таким образом, тень постоянно бросает вызов моралитету персоны, и, в той степени, в какой эго-сознание отождествляет себя с персоной, тень будет угрожать эго. В процессе психологического развития, который Юнг назвал индивидуацией, разотождествление с персоной и сознательная ассимиляция идут рука об руку. Идеальным было бы иметь достаточно сильное эго, чтобы признать, как персону, так и тень, не отождествляясь ни с той, ни с другой.

Но это легко сказать, но трудно сделать. Мы склонны отождествляться с тем, что мы хорошие, да и почему мы не должны ими быть? Ведущая функция, в конце концов, имеет несомненую утилитарную ценность. Она “подмазывает” и жизнь течет гладко; именно ведущая функция обычно приносит признание, материальные награды и почести, степень удовлетворения. И, разумеется, она неизбежно становится видным аспектом персоны. Почему же ведущая функция должна отступать? Ответ в том, что мы и не отступаем, пока в этом нет нужды. А когда делаем это, то что? Пришла “нужда”? — когда мы сталкиваемся с ситуациями в жизни, которые не подвластны тому способу, которым мы обычно привыкли действовать; то есть, когда сам способ, позволявший нам смотреть на вещный мир, перестает работать.