По дороге жизни. Сборник рассказов - Геннадий Михайлович Черкасов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На следующее утро – построение, инструктаж. Дисциплина, как в армии, и это правильно. Всё для безопасности самих спортсменов. Завтрак, медицинское обследование. Проверили давление перед прыжками – 120/80. Где-то после пяти-семи прыжков, точно не помню, у меня врач ещё раз проверил давление уже на аэродроме – снова 120/80. Это его очень удивило. Однако признаюсь, перед первым прыжком, в самолёте, меня так заколотило, что думал, сердце выскочит из груди. Тут услышал команду: «Пошёл!» – и прыгнул. Ощущений не помню. Думал только, как выдернуть трос, чтобы открыть парашют. Дёрнул так резко, что трос улетел, и таким образом я выбросил ещё три троса. Полёта я не ощутил. Сильно тряхнуло при открытии парашюта. Я прыгал с рацией, но связь была односторонней. Всё слышал, но отвечал о своём самочувствии во время полёта движением ног. Приземлился в двух метрах от зачётного круга. Мне сказали, что это приличный результат, но, если честно, это была чистая случайность, так как никакого круга я, конечно, не видел. Ну, а дальше пошло-поехало: по четыре-пять прыжков в день. Ещё тренировки: бег, стрельба, плавание. Прыгал я нормально. Где-то после десятого прыжка приземлялся всегда в круг. Все контрольные нормативы по видам спорта намного перевыполнил.
Правда, был однажды такой случай. Хочу уточнить, несмотря на то, что парашют я открывал самостоятельно, он для безопасности ставился на автоматическое раскрытие. Не помню, после какого прыжка, я разложил парашют и стал одевать другой для следующего прыжка и только в этот момент услышал щелчок – сработало устройство автоматического раскрытия. Этот звук услышал и инструктор. Он повернулся ко мне, усмехаясь, развёл руками, сказал: «И так бывает».
После сборов, которые длились двадцать дней, я был официально зачислен в сборную СССР по парашютному многоборью. Кроме меня в неё вошли ещё три человека, которые на этом сборе не присутствовали. По сумме баллов у меня было второе место. На заключительном собрании мне предложили поехать на сборы в Донецк, где после их окончания, должен был состояться чемпионат СССР по парашютному спорту. Но я не смог. Увы, не попал и на чемпионат Европы в Венгрию. Там наша команда заняла первое место, и представитель нашей сборной выиграл личное первенство. Вот так я мог объективно выиграть золото в команде и быть в призах в личном первенстве.
На сборах у меня сложились со всеми хорошие, товарищеские отношения. Это были великие парашютисты, многократные чемпионы мира: Алексей Ячменёв, Николай Ушмаев, Валерий Карпезо. По прошествии многих лет мы с Николаем встретились в Тбилиси. Он там жил и выступал за Закавказский военный округ. Но ближе всех я сошёлся с Валерой Карпезо из Белоруссии. Его дядя был известным генералом, героем Великой Отечественной войны. Когда команда улетела, мы с Валерой остались. Хотелось посмотреть Ташкент. Он отстроился после землетрясения 1967 года и стал ещё красивее. В восстановлении Ташкента участвовали строители со всего Советского Союза. Жители города нам показались очень добрыми людьми.
Улетали мы на самолёте Ли-2, легендарном транспортнике второй мировой войны. Нас было четверо: пилот, штурман и мы с Валерой. Самолёт загружен под завязку. Перегруз большой. Парашюты всей сборной и дары республики – фрукты, вино, ковры. Наш пилот – ас, бывший истребитель – Борис, мы перешли на «ты» по его инициативе, хотя он был намного старше нас. Он мастер спорта международного класса по парашютному спорту. Расскажу историю, за что лётчик получил это звание.
На одном из чемпионатов мира у американской сборной не оказалось своего самолёта, и наша сборная предложила команде прыгать вместе с нами с нашего борта. Американские парашютисты всегда были сильны, и на этом чемпионате они тоже выступили очень успешно. После соревнований руководители федерации Америки написали письмо председателю спортивного комитета Павлову с благодарностью Борису. Через две недели ему было присвоено звание МСМК.
Итак, взлёт! Мы с Валерой напряглись, ведь перегруз конкретный, самолёт старый. Успокаивало только то, что пилот – ас. Напомню, что взлётная дорожка грунтовая. При перегрузе – это большой минус, может случиться всякое. Ну, поехали. Начали разгоняться, смотрю на Бориса, а с него льёт пот, сам напряжён. Впереди поперёк взлётной полосы – арык и земляная насыпь. Мы с Валерой переглянулись, но, к сожалению, от нас ничего не зависело. Штурман, человек в возрасте, много повидавший, кричит: «Боря! – и матом: На себя!», имея ввиду штурвал. Борис тоже кричит матом: «Давай, давай!» А к чему его «давай, давай» относится? К самолёту, к штурвалу? Мы поняли, что команда нам. Схватили штурвал и потянули втроём на себя. Через мгновение почувствовали, что от полосы оторвались, чудом не зацепившись шасси за насыпь. Быстро набрали высоту. Дали потолок в тысячу метров. Борис встал, снял кожаную куртку, и мы увидели, что его армейская рубашка стала чёрной от пота. Сказал: «Давно у меня не было такой внештатной ситуации. Ну, да ладно, пронесло. Вчера, конечно, перебрал, потому и не проследил за погрузкой самолёта». И, обращаясь к нам, сказал: «Поставил на автопилот. Через час разбудите». Поменяв рубашку, сразу уснул как убитый.
Пару слов о внештатной ситуации. Борис – лётчик-истребитель. Он отвечал за машину и себя лично, а в самолёте находилось ещё трое. Валера мне говорит: «Пошли в хвост, что-то покажу». Вижу, дверь приоткрыта. Валера говорит: «Это я открыл и заклинил её, чтобы не закрывалась, а тут я положил два проверенных мною парашюта, поставленные на всякий случай на автоматическое открытие. Вот сумка с водой и едой. Если что, выходим, не прощаясь». Сейчас пишу и вижу в этом юмор, а тогда это было всерьёз. Описываю этот случай и улыбаюсь, но во время взлёта было не до смеха.
Всего во время этого сбора я сделал пятьдесят прыжков. Всё время прыгал с парашютом, бегал кроссы
