Простые истории - Олег Патров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Петька, его друг, для такого дела сгонял домой и утащил тайком от отца насос, которым тот накачивал шины. В общем, повеселились они всласть, но и получили за это немало.
Сначала пришел хозяин уголка, долго кричал, но они не слушали, быстро сбежали, так что с этой стороны все вроде обошлось. Но вернувшись домой, Тёмка увидел грозное лицо мамы и нахмуренного отца. Тоже не подарок, хотя расстроило его не это. Получать за дело, в конце концов, было больно, но не обидно, а вот Петька сплоховал. Выдал их секрет. Выложил, как на духу, чем они занимались, да еще на Тёмку свалил, что это была его идея, а ведь вместе все делали, все решили.
Нет, нельзя было больше положиться на лучшего друга. А тот словно и в ус не дул. На следующий же день примчался под окна к Тёмке не свет не заря:
– Вставай, там такое, пойдем покажу.
Что там было такого, Тёмка спустя годы уже не помнил, а вот по солнышку просыпаться любил. Так уж повелось, с самого детства. Поймав на лице первые лучи, пацаненком, он босиком на цыпочках пробирался на кухню, воровал у соседки пирожок – та часто стряпала, не то что мать, хотя маму Тёмка любил, – или отщипывал кусочек корочки от вчерашнего хлеба и вприпрыжку, повеселевшим, мчался назад в постель, поджимал под одеялом захолодевшие ноги и с удовольствие вгрызался втайне добытое угощение.
После, оправившись ото сна, сбрасывал на пол подушку, садился на нее верхом и, крутя в воздухе бабушкиными спицами, представлял, как плывет по морю, или, забравшись ногами на подоконник, пытался добраться до двери в комнату, не коснувшись пола. Это была его любимая игра, за которую, правда, ему особенно доставалось от отца по причине возможной порчи мебели.
– Только и умеет, что ломать, – жаловалась на Тёмку мать, беседуя с соседкой.
– Перебесится, – утешала та. – Пойдет в школу, там его и отучат. Не до баловства будет.
Слушая подобные разговоры, Тёмка вежливо опускал глаза в пол, прилежно сопел, чистил картошку, в общем делал вид, что все это его мало касается.
– Развели разговоры при ребенке, – приходя домой, прекращал балаган отец. – Ну-ка, марш отсюда, нам с матерью поговорить надо.
Суровым был его папаша, суровым, хотя и справедливым. И слово держал почти всегда, обещал, что никогда не бросит, что велосипед купит, если Тёмка учиться хорошо будет. Так и говорил:
– Я вас никогда не брошу. Я твою мать люблю. Я не твой дед, ты не бойся. Я по себе знаю, что значит безотцовщина. А насчет тети Люды ты не волнуйся, это так, для души, вырастишь – поймешь. Матери не говори, расстроится. Понял али нет? Ну давай, в воскресенье пойдем велосипед покупать. Так что учись хорошо, сынок.
Тёмка и так учился неплохо, правда, неохотно, не по способностям, как говорили учителя. А чего было стараться на всех уроках, что он, вундеркинд какой? Главное, что не два. Вот математика ему нравилась, там он выкладывался по полной, а с трудов там каких-нибудь, музыки всякой он сбегал.
Подойдет к Марье Ивановне, их первой учительнице, скажет: «Отпустите меня пораньше, у нас бабушка приболела». Та и согласится, знает, что у Тёмки и вправду бабушка больная, старенькая. А он руки в ноги и в обход, дворами, чтобы соседи не увидели, до дома, а там – свобода.
Возьмет подаренный папкой велосипед или старые санки и айда кататься. Только зимой и попался: выдали мокрые насквозь рукавицы и штаны. Сильно ему от отца досталось, но это было по делу, справедливо, тут Тёмка безо всякого лукавства вину свою понимал и с порядком в воспитании соглашался, а вот хлеба отцу и спустя годы простить не смог.
Глупость, а вот поди же как задела. К сестре тоже мог вот так по мелочи прицепиться, хотя все же старался себя держать, старший брат все-таки, приучал ее, малую неумеху, к порядку.
– Игрушки собери.
А то наиграется – и в кусты, а чуть тронешь – ревет: «Мама, Тёмка меня обижает». Но он подход к сестре свой нашел, стал на куклы ей наступать. Передавил парочку – как отшибло. Сразу в их комнате наступили порядок и благодать, а сестра как ябедой была, так и осталась. Девчонка. А тоже характер, всех удивила…
– Люди не изобретают велосипеды, они на них ездят.
– Смешно, – гримасничая, передразнил он сестру.
– Недостаточно, – резко отрезала она, захлопнув створку шкафа. – А тебе самому не противно? Весь этот цирк…
В ответ он лишь пожал плечами. С решением матери крестить всю семью Тёмка согласился быстро: так было проще. Еще одно увлечение мамы, ни к чему его лично не обязывающее. К тому же он не относил себя к атеистам; по собственному опыту знал, что те были жестоки и непримиримы к людским слабостям и в то же время упрямо игнорировали неудобные вопросы, скрываясь за умными терминами и философскими рассуждениями. Да и почему было не сделать приятное матери? Чудеса, в конце концов, тоже случаются, правда чаще всего делать их приходиться своими руками.
– Да ладно тебе, – уговаривал он сестру. – Потратишь один вечер и забудешь. Что тебе стоит?
Но та уперлась, как баран, как в детстве, когда не хотела идти в сад. Тёмка с лихвой намучился с ней. Оденет на нее курточку, шапку, ботинки, а она сядет посреди комнаты и ревет: «Не пойду», – и не сдвинуть с места, хоть что ты делай. Только конфетами и спасался, да еще обещаниями взять с собой погулять. Последнее было дешевле: Тёмка часто успевал смыться из дома под любым предлогом незаметно от сестры. Главное было улучить момент, когда родители собирались в магазин, или наводили порядок, или занимались осенними заготовками – подходило все, что угодно, любой случай, когда его помощь еще не требовалась, и он лишь, по мнению матери, даром мешался под ногами.
Вот и в этот раз уговорить он сестру не смог, а купить – купил. За билеты на концерт и кое-что еще. Так и пошли креститься вчетвером, всей семьей, вместе. Явление по их общему семейному опыту редкое, а потому особенно памятное. Дорогое.
Позже, в институте, Тёмка долго стеснялся своего крещения, крест не носил, а потом, когда религия стала модной, и вовсе замолчал на эту тему.
Замолчал, как думал, окончательно, приняв в отношении этого непростого и отчасти скользкого вопроса принцип: «надежду оставь
